Прорыв КНР к лидерскому положению в региональной политике
Приобретение независимого ядерного потенциала было признаком принадлежности к перворазрядным державам. Оставаться под прикрытием ядерных гарантий СССР, надежность которых после 1958 г. вызывала сомнения, значило консервировать положение КНР как младшего партнера Москвы. Экономические выгоды такого выбора в глазах китайского руководства не компенсировали политические потери от сознания неполной реализации национальных устремлений. Ощущение их специфики в китайском руководстве было ясным. Выдвижение Мао Цзэдуном в 1958 г. тезиса об империализме, национализме и коммунизме как главных движущих силах мировой политики было и переосмыслением советской программной установки на консолидацию «трех главных революционных сил современности», и обоснованием заявки на независимую роль в международных делах. Лидерство в третьем мире могло органично сочетаться со статусом КНР10 как страны, вставшей на путь государственного возрождения. Не случайным было внимание, которое в Пекине уделяли движению афро-азиатской солидарности и его конференции в Бандунге. На ней КНР впервые выступила в роли главного представителя коммунистического мира, поскольку СССР к участию допущен не был. В энтузиазме, с которым китайская делегация участвовала в работе конференции, имелись и компонент «обычных» лидерских амбиций, и ощущение близости внешнеполитических задач, стоявших перед КНР и другими молодыми государствами. Некоторые исследователи полагают, что «Бандунгская конференция в известном смысле была ответом Китая на возраставшее взаимопонимание между СССР и США на базе глобального статус-кво»11. Имеется обширная литература, исследующая идейные истоки советско-китайского конфликта и рассматривающая его как следствие противоречий между интернационалистической теорией марксизма-ленинизма и националистическими интересами Китая. Исследование советско-китайских отношений через призму национализма и интернационализма не удовлетворяет прежде всего потому, что оба эти термина применительно к КНР и СССР имеют настолько разное значение, что свести их в один контекст невозможно. Китайский национализм был этническим в первую очередь и государственным во вторую. В отношении СССР говорить о существовании этнического национализма не приходилось вообще, в Москве господствовало державничество - идеология сильной страны. Но державничество не представляло интернационализм, будучи идеологией наднациональной. Элементы интернационалистического мышления были присущи обеим странам. Однако, как представляется, в теоретическом смысле их конфликт был результатом скорее стадиального несовпадения советских и китайских представлений об интернационализме, чем итогом несовместимости их «национальных» устремлений. Мыслительная традиция менее зрелого китайского коммунизма отставала от советской на несколько десятилетий и в начале 60-х годов могла соответствовать мышлению руководства ВКП/б/-КПСС середины 20-х - с присущим ему тогда интересом к экспорту революции и жаждой внешней поддержки в условиях «капиталистического окружения». Значимым было и стадиальное несовпадение социально-экономического развития СССР и Китая. Советский Союз, во всяком случае, в том, что касалось его европейской части, был индустриально развитой страной с сетью многонаселенных городских центров. СССР был чрезвычайно уязвим с точки зрения потенциального ядерного или термоядерного удара. В той мере, как Соединенные Штаты и западноевропейские страны сами принадлежали к типу индустриальных, их представления о последствиях мирового конфликта были сходны с советскими. Китай был только на пути к превращению в развитую страну. Как замечает Дж.Гарвер, ядерная война, способная разрушить основы индустриальных обществ, «была менее опасной для входивших в третий мир аграрных стран с преобладанием сельского населения»12, к каковым и принадлежал Китай. Это влекло за собой иной тип внешнеполитической философии, чем тот, который преобладал в СССР. Идеологические превходящие - различия в трактовке положений марксистской теории, революционно-националистическое нетерпение и личные амбиции лидеров СССР и Китая - не определяли базисных причин советско-китайского конфликта, но придавали ему особенно острую форму. Отказ от поддержки ядерной программы Китая и осуждение Москвой политики «большого скачка», реализация которой предполагала новые дотации Советского Союза, повели к свертыванию советско-китайского сотрудничества. В 1960 г. КНР покинули советские специалисты, что, как полагают западные эксперты, в основном полагаясь на китайские, не обязательно объективные, оценки, усугубило экономический хаос в Китае, вызванный неумелым хозяйственным руководством КПК13. Нарастание противоречий стало изливаться во внешнеполитическую сферу. В 1962 г. во время вооруженного конфликта между КНР и Индией советское правительство заняло нейтральную позицию, вторично отказавшись от поддержки Китая. Китайско-индийский конфликт почти совпал с Карибским кризисом. В этой ситуации китайская сторона впервые позволила себя открыто критиковать внешнюю политику Москвы в печати, назвав размещение советских ракет на Кубе (которое и спровоцировало кризис) авантюризмом, а их вывод по договоренности с США - капитулянтством. Полемика развернулась в 1963 г., в год подписания Договора о запрещении испытаний ядерного оружия. В советской и китайской прессе стали публиковаться взаимно острые высказывания. ЦК КПСС и ЦК КПК обменялись резкими посланиями. Руководство КНР заявило, что считает договоры Китая с царской Россией неравноправными, а так как в этих договорах определялась большая часть линии границы между двумя странами, заявление Пекина подразумевало возможность ее непризнания. В СССР позицию КНР восприняли как посягательство на территории Советского Союза, что заставляло думать об угрозе для них со стороны Китая. В стратегических планах СССР возник вопрос об укреплении границ с КНР. Численность советских войск на Дальнем Востоке стала увеличиваться. Со своей стороны, после 1963 г. китайское руководство окончательно убедилось в невозможности сотрудничества с СССР в деле создания «единого антиимпериалистического фронта» как средства борьбы против США14. Последняя попытка КПК вернуться к сотрудничеству с СССР на антиамериканской основе была предпринята во время визита в Москву в премьера госсовета КНР Чжоу Эньлая после отстранения от власти Н.С.Хрущева в октябре 1964 г. Но поскольку новое советское руководство намеревалось продолжать линию на избежание войны с США, китайский зондаж успеха не имел15. Отказ КПK направить делегацию для участия в ХХIII съезде КПСС в 1966 г. означал формальный разрыв отношений между двумя компартиями. В дополнение к мерам по укреплению советско-китайской границы в январе 1966 г. СССР заключил новый Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи с Монголией. Вслед за тем на монгольской территории были размещены советские войска и тяжелая техника. К концу 1967 г. численность личного состава в зоне границы СССР с КНР и в МНР оценивалась западными экспертами в 250-350 тыс. чел.16 В годы «культурной революции» (1966-1969) напряженность в отношениях СССР и КНР достигла высшей точки. Ее признаки были настолько очевидны, что трезво мыслящая часть китайского руководства, прежде всего Чжоу Эньлай, стала пытаться привлечь внимание Мао Цзэдуна к необходимости пересмотреть линию на одновременное противостояние с США и СССР. Сам Чжоу Эньлай склонялся к примирению с США. Политическим оппонентом этой линии выступал маршал Линь Бяо, который, в частности, являлся противником улучшения отношений Китая с США. Оба лидера были согласны между собой в признании ослабления позиций США в Азии, связанного с неудачной для Соединенных Штатов войной во Вьетнаме. Но если Линь Бяо полагал момент подходящим для развертывания общеазиатской революции - в Таиланде, Японии, Индонезии, Лаосе, на Филиппинах, - то Чжоу Эньлай указывал на угрозу Китаю со стороны СССР. Остается не проясненным, в самом ли деле он считал советскую опасность реальной, или ссылка на угрозу с севера была оправданием предложения начать поиск возможностей для взаимопонимания с США. Во всяком случае, советская угроза - преувеличенная или реальная - способствовала повороту КНР к нормализации отношений с Вашингтоном. Этот сдвиг был ускорен событиями в Чехословакии. Тогда в западной литературе получил хождение тезис о «доктрине Брежнева« («доктрине ограниченного суверенитета») - этим термином политологи выразили идеологически обосновываемое Советским Союзом «право» на вмешательство в дела социалистических стран в случаях, когда складывающаяся в них обстановка могла предвещать свержение коммунистической власти. В Китае эта идея была названа «доктриной гегемонии»17. Хотя наиболее правильно было бы называть ее «доктриной пролетарского социалистического интернационализма», как она и именовалась в политическом обиходе СССР. Ее интерпретация китайской стороной позволяла полагать, что СССР может рискнуть вмешаться во внутрикитайские дела, приняв сторону одной из фракций внутри руководства КПК. Попытка Линь Бяо в 1970 г. совершить побег в СССР свидетельствовала о глубине расхождений в китайской элите и косвенно подтверждает вероятность подобных опасений в Пекине. Содержание советских публикаций и радиопередач на Китай также указывало на интерес советского руководства к идее свержения Мао Цзэдуна силами самих китайских коммунистов. С 1967 г. напряженность в советско-китайских отношениях стала возрастать. В январе-феврале 1967 г. в осаде цзяофаней находилось посольство СССР в Пекине. Начались пограничные инциденты. Пытаясь воздействовать на КНР, советская сторона провела на Дальнем Востоке крупные военные маневры, которые, однако, не произвели желанного эффекта. С середины 1967 г. советские пограничники стали патрулировать китайские берега рек Амур и Уссури на том основании, что, в соответствии с русско-китайскими договорами ХIХ в., граница была проведена не по середине главного фарватера, как это было принято в международной практике демаркации пограничных рек, а по той их стороне, что признавалась за Китаем. КНР к тому времени уже открыто требовала изменения линии границы и приведения ее в соответствие с мировыми нормами. При такой постановке вопроса спорными оказывались около 600 речных островов. В марте 1969 г. на одном из них - о. Даманском - произошли вооруженные столкновения. Советско-китайская война могла стать реальностью. Летом 1969 г. из Пекина начали эвакуировать некоторые правительственные учреждения, а из Маньчжурии - стратегически важные промышленные предприятия. В такой напряженной обстановке на международном совещании коммунистических и рабочих партий в Москве в июне 1969 г. Л.И.Брежнев внес предложение о создании системы коллективной безопасности в Азии на базе отказа от применения силы в межгосударственных отношениях, уважения суверенитета, нерушимости границ, невмешательства, развития экономических связей и т.п. Однако 16 делегаций компартий стран Азии отказались поддержать эту идею и она не была включена в итоговый документ18. Данная идея не была поддержана и в США - в ходе визита по странам Азии летом 1969 г. президент Р.Никсон неоднократно отрицательно высказывался о ней. В конце лета 1969 г. с советской стороны стали возникать не вполне определенные сигналы, указывавшие на рост готовности СССР рассмотреть вопрос о нанесении упреждающего удара по ядерным объектам КНР (в какой-то мере по аналогии с тем, как при администрации Дж.Кеннеди это намеревались сделать США). В августе 1969 г. из американских разведывательных данных стало известно, что дислоцированные в Монголии советские бомбардировщики отрабатывают удары по макетам, напоминающим китайский завод по обогащению урана в районе оз. Лобнор. Одновременно советские представители стали осторожно и в неофициальном порядке зондировать вопрос об американской реакции в случае советской превентивной акции против ядерных объектов КНР19. Американская администрация (с января 1969 г. в должность президента вступил Ричард Никсон) сочла необходимым определить свою позицию. На пресс-конференции заместитель госсекретаря США Эллиот Ричардсон заявил: «Мы не можем не быть глубоко озабоченными в связи с тем, что эскалация этой (советско-китайской - А.Б.) ссоры наносит массированный ущерб международному миру и безопасности»20. Такая формулировка не позволяла рассматривать американское заявление как выражение поддержки одной из сторон в конфликте. Но Вашингтон твердо указал на заинтересованность в его ограничении. Поскольку СССР выступал в споре в качестве более сильной стороны, это адресовало американское предупреждение в большей степени ему - и в этой мере США фактически выступили в защиту Китая. Еще более это впечатление усиливало продолжение речи Э.Ричардсона: «В обеспечении собственной национальной безопасности в долгосрочной перспективе мы не намерены вступать в отношения с одной стороной против другой. Но мы намерены следовать линии постепенного улучшения отношений с обеими... Мы не собираемся из-за беспокойства, которое испытывает Советский Союз, отказываться от попытки вывести коммунистический Китай из скорлупы злобы и отчуждения, в которой он находится»21. Реакция США в целом умиротворяюще подействовала на обе стороны. Первый шаг к ослаблению напряженности сделал Советский Союз. Сыграло роль стечение обстоятельств. В сентябре 1969 г. в Ханое умер президент ДРВ Хо Ши Мин. Возвращаясь с его похорон А.Н.Косыгин после нескольких запросов получил согласие китайской стороны на проведение советско-китайской встречи, которая состоялась в Пекинском аэропорту. В ходе ее была достигнута договоренность о начале советско-китайских переговоров по пограничным вопросам в октябре 1969 г. Китайская сторона отказалась от требования отвода советских войск со спорных территорий как предварительного условия переговоров. А.Н.Косыгин, по утверждениям китайской стороны, не подтверждаемым советской22, обещал, что советские войска будут отведены от границы. Таким образом, Китай завершил движение от союза с СССР к самоутверждению в качестве одного из его наиболее вероятных противников, показав себя независимой силой региональных отношений, способной если не выступать на равных с Советским Союзом и США, то, во всяком случае, противостоять им обоим одновременно. Высокая степень самодостаточности, сильное политическое руководство и принятая населением мобилизационная модель поведения позволяли Китаю не только оставаться цельным и устойчивым во внутриполитическом отношении, но и проецировать свое влияние в регионе в масштабах, впечатляющих в соотношении с его ограниченными ресурсами. Эмансипировавшись от роли пассивного элемента среды, в 60-е годы Китай сам стал генератором регионального влияния, с которым были вынуждены считаться Соединенные Штаты и Советский Союз. Как отмечал Р.Клоф, «к концу 60-х годов увеличивающийся разрыв между Москвой и Пекином превратил двустороннюю конфронтацию в Восточной Азии в трехстороннюю»23.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Прорыв КНР к лидерскому положению в региональной политике» з дисципліни «Великі держави на Тихому океані»
