Все еще сложно сказать, насколько американская политическая мысль действительно воспринимала «пролетарский интернационализм» как готовность Мао Цзэдуна растворить интересы Китая в устремлениях СССР, а что из заявлений политиков США было пропагандой. Представляется, что изначально демонизация КНР и СССР стимулировалась сознательно. Так, в момент проведения советско-китайских переговоров о заключении союзного договора в январе 1950 г. госсекретарь США Д.Ачесон, рассуждая по поводу неизбежной потери Китаем Маньчжурии и Синьцзяна в случае союза с СССР, несомненно, просто имел в виду помешать договоренностям Москвы и Пекина. Но сформировав однажды стереотипное видение КНР как «марионетки московского политбюро»13, американские политики ограничили себе свободу маневра в отношении Китая в будущем. Газетные писатели, члены конгресса, руководство партий и масса избирателей поверили в реальность советско-китайского монолита, и эта вера надолго заблокировала осторожные попытки академической науки поставить под сомнение жесткий курс США на непризнание КНР. Еще до своего назначения государственным секретарем, 18 мая 1951 г., выступая в Институте Китая в Нью-Йорке, Дж.Ф.Даллес заявил: «Мы будем относиться к режиму Мао Цзэдуна так, как к нему и нужно относиться - как к марионеточному». Как отмечает Норман Гребнер, Дж.Ф.Даллес вообще не признавал за азиатским национализмом самостоятельной политической роли, считая его производной от коммунизма14. Закреплению восприятия КНР как одиозного режима содействовали и соображения солидарности с Чан Кайши, который стремился убедить Вашингтон в отсутствии у Мао Цзэдуна самостоятельности в отношениях с Москвой. Даже в момент кульминации советско-китайского конфликта в 60-х годах в США издавались книги Чан Кайши, на страницах которых с пафосом и, кажется, всерьез говорилось об «антикоммунистическом крестовом походе» против КНР и СССР, «всемирном антикоммунистическом фронте» и «антикоммунистической революционной войне»15. Между тем, идеологический фактор играл в советско-китайских отношениях свою роль. Но роль эта была не одномерной. Наряду со сближающей функцией схожих марксистско-ленинско-сталинских воззрений, играло свою роль и разобщающее влияние идеологии национального интереса как в КНР, так и в СССР. В Китае идеология национального интереса была представлена молодым нетерпимым национализмом, а в Советском Союзе - «солидным» и «умудренным» государственничеством. США и СССР не точно оценили способность региональной среды реагировать на их политику. Полностью обессиленная Европа после войны почти безропотно приняла навязанные ей сверхдержавами биполярные контуры нового порядка. В Азии, помимо побежденной Японии, очень многие страны чувствовали себя победителями и были таковыми в смысле обретения свободы. Состоящая из таких стран среда хотела и, как оказалось, могла сопротивляться стремлению сверхдержав проецировать на регион удобную для них схему раздела сфер интересов. В этом был структурный источник региональной нестабильности. Он выразился в разрушении «кодекса поведения» биполярности. Смысл «биполярного поведения» состоял в том, что право на инициативы было монополизировано Соединенными Штатами и Советским Союзом. Каждая из держав могла быть источником как угрозы для главного оппонента, так и партнером в компромиссе. Но каждое из государств, входивших в руководимые СССР и США блоки, было ограничено векторами политики соответствующей державы-лидера. Активность «ведомых» стран разрешалась только в той мере, в какой она соответствовала устремлениям «ведущих». Соответственно, Москва и, в меньшей мере, Вашингтон считали себя обладателями если не права, то возможности вести себя так, как если бы поддержка союзников была автоматически гарантирована. Разногласия США, Британии и Франции по проблеме урегулирования во Вьетнаме были одним из доказательств слабости такой логики. Более важное свидетельство против нее дала ситуации вокруг Тайваня. Между самим островом Тайвань и материком, как известно, располагаются несколько меньших островов, образующих цепочку опорных точек на пути с материка. С точки зрения высадки десанта с континента на Тайвань или с Тайваня на материк контроль над мелкими островами в проливе мог иметь важное значение. Речь шла о трех группах островов: о. Кэмой, «закрывавший» вход в порт Амой на материке; о. Мацу, лежащий на пути к порту Фучжоу; группа мелких островов Рачен к северу от Тайваня, расположенных в некотором отдалении от маршрута следования между Тайванем и континентальным Китаем. После того как в 1950 г. КНР «выбила» войска Гоминьдана с о. Хайнань, Пекин не отказывался от идеи таким же образом «освободить» и Тайвань. Но и США при Д.Эйзенхауэре вели себя наступательно, что создавало опасность встречной эскалации конфликта из-за Тайваня. В начале сентябре 1954 г. КНР начала систематический артиллерийский обстрел островов Кэмой и Мацу, блокируя их транспортные коммуникации с Тайванем и лишая дислоцированные на островах части возможности получать пополнение и продовольствие со своих баз. В ответ в Вашингтоне стали обсуждать возможность применения против Китая тактического ядерного оружия. Советский Союз ориентировался на избежание конфликтов, угрожавших вовлеченностью в них ядерных держав. Москва не хотела разрастания кризиса, тем более что ее главной заботой была тогда подготовка намеченной на 1955 г. встречи лидеров СССР, США, Британии и Франции в Женеве, проведению которой мог помешать рост напряженности. В конце сентября 1954 г. в Пекин отправился Н.С.Хрущев, который согласовал с китайским руководством планы увеличения советской экономической помощи Китаю и одновременно постарался убедить Мао Цзэдуна в необходимости проявить сдержанность в тайваньском вопросе. Со своей стороны США пошли на достаточно серьезную уступку Китаю, рекомендовав Чан Кайши в январе 1955 г. вывести свои войска с островов Дачен ввиду их удаленности и невозможности их защищать силами авиации. В апреле 1955 г., находясь на конференции движения афро-азиатской солидарности в Бандунге, Чжоу Эньлай выступил с заявлением о том, что КНР не стремится к войне с США. Вслед за тем китайские обстрелы островов прекратились, а в Женеве (с августа 1955 г.) начались переговоры КНР и США о нормализации отношений. Советский Союз смог удержать Китай в русле своей политики. Сделано это было ценой крупных уступок: середина 50-х годов - период апогея советско-китайского экономического сотрудничества, в рамках которого Китаю оказывалась помощь в модернизации хозяйства, политико-административной системы и подготовки кадров. Не приходится забывать о том, что обещание СССР содействовать Китаю в мирном использовании ядерной энергии тоже относится к этому периоду - соответствующее соглашение было подписано в октябре 1957 г. (советская сторона обязалась передать Китаю технологию производства ядерного оружия и поставить ядерный реактор мощностью 6 500 - 10 000 квт.16). Это было серьезное решение, резко ускорившее движение КНР к приобретению ядерного статуса. Трудно указать причины решения содействовать ядерной программе КНР. Не исключено, что оно было хотя бы отчасти «индуцировано» планами Вашингтона, о которых советское руководство могло быть осведомлено спецслужбами. Из рассекреченных американских документов той поры известно, что вопрос о передачи ядерных технологий союзникам дебатировался в США. В ноябре 1953 г., за четыре года до советско-китайского соглашения, СНБ, рассматривая вопрос о передаче ядерной технологии в союзные страны, решил, что «США должны увеличить открытость информации в области атомной энергии для избранных союзных правительств с тем, чтобы: а) обеспечить их осведомленность, необходимую для военного планирования их собственных оборонных мероприятий и совместных операций с США; б) поощрить их совместно с США выступать в кризисах, предоставляя тем самым США бoльшую свободу в применении ядерного оружия и уменьшая бремя ответственности США в случае войны»17. Первыми среди потенциальных получателей американской помощи значились Британия и Канада. Хотя Япония, Южная Корея и Тайвань, как следует из документа, не могли рассчитывать на доступ к военной ядерной технологии, в 50-е годы США заключили с ними соглашения о мирном использовании ядерной энергии. Эти факты влияли на политику Москвы. Между тем, интересы КНР и СССР не совпадали. СССР, достигший глобального влияния, был удовлетворен своим международным положением и военно-техническими достижениями (создание водородной бомбы в 1952 г. и межконтинентальных баллистических ракет в 1957 г.). КНР только стремилась повысить свой международный статус и была склонна к революционным решениям. Китайское руководство не разделяло мнения СССР относительно того, что ядерное оружие не знает классовых различий. Стоит согласиться с мнением М.Гальперина о том, что Китай считал программу разоружения, предложенную Советским Союзом в начале 60-х годов, направленной против его интересов и идеалов мировой революции18. В ходе китайско-американских переговоров в Женеве задачей китайской стороны было добиться дипломатического признания КНР Соединенными Штатами. Взамен Пекин был готов декларировать отказ от применения силы в Тайваньском проливе. По сути дела это могло означать согласие на формулу разделенных государств. Но США не были готовы признать КНР, их интересовали частные вопросы - главным образом освобождение находившихся в китайском плену американских летчиков. Без успеха переговоры проходили до лета 1958 г., периодически сопровождаясь «техническими» эксцессами, оскорбительными для КНР19. Возможно, пытаясь оказать давление на США, с 23 августа 1958 г. Китай возобновил обстрелы Кэмой и Мацу, сопровождавшиеся бомбардировками позиций гоминьдановских войск с воздуха. Общая международная ситуация была довольно напряженной. В июле 1958 г. в Ираке была свергнута монархия. В Сирии у власти тоже утвердился революционный режим. Западные державы опасались, что при поддержке двух этих стран левые силы в Иордании совершат государственный переворот и в этой стране. С целью оказать поддержку иорданскому союзнику Британия и США предприняли высадку своих сил в Ливане и Иордании. Однако, несмотря на вовлеченность в ближневосточный кризис, американская администрация прореагировала на события в Тайваньском проливе весьма энергично. Еще в январе 1955 г. конгресс принял резолюцию, разрешавшую президенту применить силу при необходимости защитить Тайвань и «связанные с ним позиции и территории». Правда, вопрос о том, что понималось под последними оставался открытым. Строго говоря, резолюция «покрывала только сам Тайвань и Пескадорские о-ва»20. В отношении же о-вов Кэмой и Мацу подразумевалось, что их следовало защищать лишь в том случае, если имелись веские основания считать, что нападение на них является фазой подготовки к атаке непосредственно на Тайвань. Эта формулировка относила решение вопроса о применении силы на усмотрение президента, который и воспользовался полученным правом. В Тайваньский пролив были направлены американские авианосцы с ядерным оружием на борту, и корабли ВМС США стали сопровождать гоминьдановские конвои, курсировавшие между островами и Тайванем. В сентябре 1958 г. Д.Эйзенхауэр и Дж.Ф.Даллес подтвердили намерение применить тактическое ядерное оружие в случае разрастания конфликта. Советский Союз не был осведомлен о китайской акции заранее, хотя в начале августа 1958 г. Н.С.Хрущев был в Пекине с кратким визитом. В ситуации кризиса СССР фактически отказался поддержать Китай. В разгар событий в Пекин с секретной миссией был направлен министр иностранных дел СССР А.А.Громыко, который сообщил Мао Цзэдуну о том, что Москва не будет готова оказать помощь КНР в случае ее вооруженного конфликта с Соединенными Штатами. Формально Москва реагировала на действия ВМС США в Тайваньском проливе бурно. Н.С.Хрущев направил Д.Эйзенхауэру два резких послания, в которые была включена фраза о том, что нападение на КНР будет рассматриваться в Москве как нападение на Советский Союз. Но, как показал в своем в скрупулезном исследовании М.Гальперин, это послание было отправлено из Москвы 7 сентября 1958 г. - уже после того, как стало ясно, что пик кризиса пройден, и в Женеве возобновились переговоры КНР и США на уровне послов21. В Вашингтоне в действенность советской угрозы не поверили. «Декоративный» смысл посланий СССР был ясен и в Пекине - заявления советского лидера даже не были опубликованы в китайской прессе. Это был поворотный пункт в отношениях КНР с Советским Союзом. Москва вынесла из кризиса мнение о готовности Пекина рисковать ядерной войной и безопасностью СССР ради цели объединения с Тайванем, которая, с точки зрения СССР, не являлась жизненно важной. Китайское руководство сочло, что Москва фактически стоит на позиции «двух Китаев» и не намерена оказывать поддержку КНР в осуществлении того, что китайские коммунисты считали своей первоочередной национальной задачей. Началась деградация стратегического сотрудничества двух стран. В октябре 1958 г. Пекин отклонил сделанные в начале августа 1958 г. Н.С.Хрущевым предложения о строительстве советской базы для подводных лодок и радиолокационной станции слежения в Китае. В западной литературе высказывается мнение о том, что одновременно КНР отказалась разместить на своей территории советские ракеты22. Более важным было нарастание разногласий по вопросам ядерного оружия. В 1955 г. Китай принял решение о разработке и создании ядерного оружия. Осуществление ядерной программы было одной из приоритетных задач КНР, поскольку обладание атомным оружием соответствовало представлениям китайского руководства о статусе мировой державы, способной на равных иметь дело с СССР и США23. Финансовая и технологическая зависимость от СССР вынуждала Пекин оставаться в рамках советского лидерства в международных делах, однако, только до той поры, пока «следование за СССР» совпадало с линией на укрепление основы для собственной независимой политики КНР в будущем. Между тем, успехи СССР в наращивании наступательных ядерных возможностей вынуждали к осторожности. Концепция «отбрасывания» коммунизма, хотя формально она не была дезавуирована, с середины 50-х годов перестала определять внешнеполитическое поведение США. В конце 1954 г. в документах СНБ появилась мысль о взаимном устрашении как возможном средстве сдержать развязывание новой войны24. В начале 1956 г. началась отработка термина «ядерный паритет». Был сделан вывод о том, что «маловероятно ожидать в ближайшие несколько лет попыток СССР и коммунистического Китая намеренно начать общую войну или начать открытую военную агрессию, которая, по их оценкам, могла бы привести к высокой вероятности риска крупномасштабного конфликта с США»25. Более того, в мае 1958 г. в директиве об основных направлениях политики национальной безопасности отмечалось: «Инициирование Соединенными Штатами превентивной войны с целью подавления военной мощи советских или китайских коммунистов является неприемлемым курсом как для самих США, так и для американских союзников». Соответственно, в случае возникновения ограниченной агрессии ее предлагалось пресекать «таким образом и в таком наилучшим образом выверенном масштабе, чтобы не допустить перерастания враждебных действий в общую войну»26. В мышлении американских аналитиков были более четко разделены понятия общей и локальной войны. Это подготовило взаимопонимание с СССР по вопросам глобальной стратегии и одновременно придавало китайской проблематике в советско-американских отношениях более подчиненный характер. Но так могло быть только до той поры, пока КНР оставалась неядерной державой. В той мере, как СССР был заинтересован в компромиссе с США по общим вопросам, он должен был стремиться предупредить появление ядерного оружия у Китая. С 1958 г. начались советско-американские переговоры об ограничении ядерных испытаний, что должно было регламентировать опытно-конструкторские работы по созданию атомного оружия и совершенствованию его систем. В январе 1959 г. Н.С.Хрущев выступил с идеей превращения Дальнего Востока в безъядерную зону. Этот проект стал формальным поводом для отказа в июне 1959 г. СССР от соблюдения условий советско-китайского соглашения о сотрудничестве в области ядерной энергии. Считать КНР стратегическим союзником СССР было уже нельзя.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Отказ КНР от роли «пространства»» з дисципліни «Великі держави на Тихому океані»
