Отношения между советским руководством и администрацией Картера складывались непросто. Как обычно, новая администрация начала с переоценки внешнеполитических приоритетов Вашингтона. Из официальных заявлений президента и его помощника по национальной безопасности 3. Бжезинского следовало, что администрация Картера на первое место намерена выдвинуть отношения США со странами Западной Европы и с Японией. Второе место отводилось отношениям с развивающимися странами, сырье и ресурсы которых стали играть все возрастающую роль в экономике Соединенных Штатов. Отношения с СССР оказались на третьем месте. Обнадеживало лишь то, что в администрацию вошли деятели, известные своим положительным отношением к ограничению вооружений, в том числе стратегических. Среди них, в частности, были государственный секретарь С. Вэнс, директор Агентства по контролю над вооружениями и разоружению П. Уорнке и министр обороны Г. Браун. Двое последних принимали непосредственное участие в переговорах об ОСВ, и поэтому, естественно, отдавали себе отчет в важности соглашений с СССР в этой области. В известной мере обнадеживали и высказывания самого Картера в ходе предвыборной кампании. В них содержалось немало пассажей в пользу военной разрядки. Говорил он и о намерении «свести ядерное оружие к нулю», и о желании добиться уже в близком будущем «радикальных сокращений» стратегических вооружений на советско-американских переговорах, и о намерении достичь полного прекращения ядерных испытаний, и о необходимости пресечь дальнейшее распространение ядерного оружия. Но чего только не говорят кандидаты в президенты в пылу предвыборной борьбы! В Москве ждали, что будет после выборов. В своей инаугурационной речи 20 января 1977 года Картер заявил, что «твердо намерен проявлять настойчивость и мудрость в стремлении к ограничению арсеналов 284 оружия на Земле теми размерами, которые необходимы каждой из сторон для обеспечения собственной безопасности». Это заявление нового американского президента хорошо перекликалось с тем, что за два дня до этого было сказано Брежневым в Туле, где советский лидер вновь говорил о том, что Советский Союз не стремится к превосходству в вооружениях, что его целью является лишь создание оборонного потенциала, достаточного, для того чтобы сдержать любого потенциального агрессора. В чем-то заявления руководителей СССР и США были похожи. И это обнадеживало. В обоих заявлениях говорилось о намерении ограничиться такими уровнями вооружений, которые были бы лишь «достаточны» для обороны. Это были важные заявления. В первом же после вступления в должность письме Брежневу от 26 января 1977 года Картер подтвердил свои предвыборные заявления о том, что конечной целью в области разоружения должно быть уничтожение ядерного оружия на планете. При этом в качестве «критически важного первого шага» на пути к этому он назвал «безотлагательное достижение Договора ОСВ-2» и договоренность о дальнейшем движении в направлении дополнительных ограничений и сокращений стратегических вооружений. И в этом настрой нового американского президента совпал с настроением Москвы, поэтому Брежнев через неделю ответил Картеру в весьма оптимистичном тоне. К сожалению, как оказалось, достижение Договора ОСВ-2 сторонами понималось по-разному. Советское руководство было уверено, что, говоря о «безотлагательном достижении Договора ОСВ-2», Картер намеревался отталкиваться от уже имевшегося задела на этом пути, включая владивостокскую договоренность. Во всяком случае об этом свидетельствовал визит А. Гарримана в Москву в сентябре 1976 года, в ходе которого он от имени Картера информировал Брежнева о том, что в случае избрания президентом США Картер намерен, не мешкая, подписать соглашение ОСВ-2 именно на основе владивостокской договоренности. Имел Гарриман полномочия на такую информацию или не имел, неясно до настоящего времени. В советских источниках говорится, что Гарриман, приехав в Москву, сослался на поручение Картера. Члены американской 285 администрации говорят обратное, 3. Бжезинский, например, утверждает, что «Гарриман не излагал политику Картера и не был послан им в качестве эмиссара в Москву. Он сам возвел себя в этот ранг» (1). Став президентом, Картер, видимо, позабыл о своих предвыборных намерениях. Его следующее письмо Брежневу, датированное 14 февраля 1977 года, существенно пошатнуло уверенность советского руководства в том, что Картер остался приверженным договоренностям во Владивостоке. Он писал, по существу, о выработке нового договора, в основе которого лежали бы «существенные сокращения» СНВ. Это было неплохое желание, но оно отбрасывало выработку договора чуть ли не на исходные позиции. Естественно, что для людей, столь много труда вложивших в разработку договора об ОСВ, такое предложение не выглядело подарком. Дополнительным раздражителем для советского руководства стала поднятая Картером тема «о правах человека». Как говорили, первым желанием Москвы в связи с этим бесцеремонным «вторжением заокеанского лидера во внутренние дела» СССР было дать резкий ответ типа «а у вас негров линчуют». Брежнев и его окружение были убеждены — и не скрывали этого — в том, что заявления Картера и других американских политиков о правах человека — это прием, с помощью которого американская сторона была намерена оказывать пропагандистское давление на Советский Союз. Вспоминается разговор с одним из американских участников уже упоминавшейся конференции в Мусгрове в мае 1994 года. Находясь в благодушном настроении, он заметил: «Удивляюсь вам, русским. Как вы могли проиграть пропагандистскую войну по правам человека? Почему вы не начали встречную атаку. Ведь если бы вы, например, здесь, в штате Джорджия, подняли вопрос о правах на работу, бесплатное обучение, бесплатное медицинское обслуживание, о праве на отдых и что там у вас еще было, то Картеру, у которого здесь находился предвыборный штаб, скорее всего не захотелось бы связываться с этими «правами». Но вернемся к теме ОСВ. Встав на путь ревизии уже достигнутых на переговорах результатов, американская 286 сторона подготовила новые предложения. Они были изложены в двух вариантах. По первому варианту, названному «всеобъемлющим», предлагалось сократить установленные во Владивостоке суммарные уровни стратегических носителей с 2400 до 2000 или даже до 1800 единиц, а количество пусковых установок с ракетами, оснащенными РГЧ ИН, с 1320 до 1200—1100 единиц. Но это было не самое главное. Генеральная линия переговоров была направлена на сокращение уровней вооружений, определяющих военно-стратегическое соотношение сторон, и в этой части предложение американцев не шло с ней в разрез. Хуже было другое — американское предложение приобрело еще большую направленность против основы советских стратегических сил — МБР и давало зеленый свет развертыванию зарождавшегося в США нового вида стратегических вооружений — крылатых ракет большой дальности всех видов базирования. Не учитывало оно и обмена мнениями в отношении включения тяжелых бомбардировщиков с крылатыми ракетами в число стратегических носителей, оснащенных РГЧ ИН, состоявшегося во время визита Киссинджера в Москву в январе 1976 года. Кроме существенного снижения суммарных уровней СНВ, «всеобъемлющим» вариантом предлагалось: запретить создание, испытания и развертывание мобильных пусковых установок МБР; установить отдельный подуровень для МБР с РГЧ ИН в 550 единиц (то есть сократить советские МБР С РГЧ до уровня американских МБР с РГЧ); сократить до 150 (то есть более чем вдвое) число пусковых установок советских крупных МБР. Особо оговаривались ограничения качественного характера — предлагалось, например, запретить создание, испытания и развертывание новых типов МБР, а также модификацию существующих типов. По понятным причинам — кто же хочет добровольно расстаться с преимуществом — подобных ограничений для БРПЛ, а тем более для тяжелых бомбардировщиков, не предлагалось. Новая американская инициатива, конечно же, учитывала и настроения ВПК, который уже нацелился на массовое производство крылатых ракет. Предлагалось запретить лишь те крылатые ракеты наземного, морского и воздушного базирования, дальность которых превышала 2500 км, что выводило из под ограничений все разрабатывавшиеся в то время в США типы крылатых ракет с дальностью пусков до 2500 км. 287 А это означало, что американская сторона, в случае реализации ее предложения, могла бы производить любое количество таких ракет, беспрепятственно развертывать их, например, в ФРГ (что и было проделано впоследствии) и держать под их прицелом важные советские объекты на территории до рубежа Волги. Для Советского Союза такие ракеты наземного базирования в плане советско-американского стратегического взаимоотношения ценности не имели — их негде было разместить в пределах досягаемости территории США. Что же касается крылатых ракет воздушного и морского базирования, то и их развертывание давало преимущество США, поскольку они имели тройное превосходство в тяжелых бомбардировщиках-носителях КР и традиционное превосходство на море, делающее чрезвычайно трудной проблему использования советских стратегических крылатых ракет по территории США. О том, как в США оценивались достоинства ядерных крылатых ракет большой дальности, доходчиво написал журнал «Флайт интернешнл» от 24 марта 1979 года: «Страна, шахтные пусковые установки которой подверглись бы удару этим недорогостоящим боевым средством, не имела бы ни малейшего шанса на то, чтобы оправиться после ядерного удара». В Вашингтоне, безусловно понимали, что в Москве такие односторонние предложения будут отвергнуты. Поэтому, наряду с «всеобъемлющим» был разработан другой вариант, названный «альтернативным». В этом варианте американская сторона предлагала рассмотрение вопроса о крылатых ракетах любой дальности, а также о советском бомбардировщике Ту-22М («Бекфайер») отложить на неопределенное будущее, решить все остающиеся вопросы в духе владивостокской договоренности и подписать договор. Но, «остающийся вопрос» о крылатых ракетах большой дальности — это новая лазейка для обхода договоренности, достигнутой на основе стратегического равновесия сторон. Это равновесие разрушалось бы по мере развертывания американской стороной крылатых ракет большой дальности, которые наращивали бы стратегические возможности США. Можно ли достичь на такой основе равной безопасности сторон, а тем более — поддерживать ее в течение времени действия до- 288 говора? К тому же «остающиеся вопросы» это далеко не вся владивостокская договоренность и, тем более, не все, что было разработано позднее на ее основе, поэтому «альтернативный» вариант также требовал ревизии не только сбалансированной владивостокской договоренности, но и результатов, достигнутых на предыдущих переговорах. Новые американские предложения были внесены С. Вэнсом во время его визита в Москву в марте 1977 года и были отвергнуты. Скорее всего, в Вашингтоне и не надеялись на принятие Москвой предложенных вариантов. Но там вряд ли ожидали, что они будут отвергнуты в столь резкой форме. Однако причины этого кроются не только в том, что американские предложения шли вразрез с интересами безопасности СССР. Немаловажно было и то, что ревизии подвергались именно владивостокские договоренности, которые, как считал Брежнев, во многом были плодом его личных усилий. К тому же буквально за несколько дней до приезда Вэнса в Москву Брежнев письмом напомнил Картеру о необходимости продолжать переговоры именно на основе владивостокских решений. Не будь всего этого, американские предложения, возможно, были бы восприняты более спокойно. Может быть, «альтернативный» вариант стал основой для обсуждения. Обе стороны, скорее всего, сделали ошибки — одна предложила варианты, которые уже предварительно были отвергнуты Москвой, другая — не попыталась высказать свое отрицание в более дипломатичных тонах. Тем самым был отрезан путь к компромиссу. Между тем, как оказалось, Вэнс привозил в Москву не два, а три варианта. К сожалению, о существовании третьего стало известно лишь спустя 17 лет — в мае 1994 года на той самой конференции в Мусгрове, посвященной исследованию советско-американских отношений во второй половине 1970-х годов. Как можно было понять, этот вариант по существу не противоречил договоренностям во Владивостоке. Впрочем визит Вэнса в Москву был вовсе не бесполезным. Госсекретарь имел беседы не только с Громыко, но и с Брежневым, на которых было условлено, что стороны продолжат обмен мнениями по обсуждаемым проблемам, в первую очередь связанным с заключением нового соглашения в области ОСВ. В этом духе в Кремле 289 готовилось совместное коммюнике. Однако дело получило неожиданный поворот. После завершения переговоров, пока в Кремле все еще трудились над коммюнике, Вене устроил пресс-конференцию, на которой заявил собравшимся, что советские руководители не приняли ни одно из привезенных им предложений и «не предложили ничего нового». Затем он подробно изложил суть американских предложений. Все это походило на пропагандистский выпад. Правда, в конце он заметил, что хотя и «разочарован», но переговоры все же были полезными. После этого он отбыл в Вашингтон. Обнародование Вэнсом американских предложений с соответствующими односторонними комментариями не только нарушало принятый сторонами принцип конфиденциальности переговоров, но и поставило советскую сторону перед необходимостью объяснить причины, по которым были отвергнуты эти предложения. На пресс-конференции, проведенной 31 марта 1977 года, А. А. Громыко довольно резко высказал неудовольствие советской стороны непоследовательностью американского руководства: «Что же получится, — сказал он, — если с приходом в какой-то стране нового руководства будет перечеркиваться все положительное, что достигнуто в отношениях с другими странами. О какой же стабильности отношений с другими странами можно говорить в этом случае? О какой стабильности в данном случае можно говорить в отношениях между США и СССР?» Далее, «прочитав лекцию» о необходимости соблюдения на переговорах принципа равенства и одинаковой безопасности сторон, как основы возможной договоренности, он подчеркнул, что при объективном рассмотрении американских предложений, нетрудно сделать вывод о их несоответствии этому принципу— «они преследуют цель получения односторонних преимуществ для США в ущерб Советскому Союзу, его безопасности... Советский Союз на это никогда пойти не может». Проявленная советской стороной резкость была использована противниками разрядки. После визита Вэнса в Москву они постарались, играя на чувствах общественности США, сделать его предложения как бы эталоном требований, единственно возможных для обеспечения безопасности США. Любые другие варианты стали представляться как «односторонние уступки русским» и даже как «предательство национальных интересов США». 290 В Москве же долгое время держались за владивостокские договоренности как за крайние позиции, дальше которых отступать нельзя. Противники ОСВ с удовлетворением потирали руки. Неудачные результаты вояжа Венса в Москву не могли не оказать влияния на переговоры делегаций в Женеве. Это сказалось не только на ужесточении позиций сторон, что было естественно, но и на поведении некоторых членов американской делегации. Генерал Э. Рауни, и ранее не отличавшийся дипломатичностью, окончательно перешел на крикливый язык средств массовой информации. Естественно, это приводило к адекватной реакции со стороны советских собеседников. Рауни не мог удержаться от взятого тона даже во время так называемых протокольных мероприятий. Дело доходило до курьезов. Например, на одной из встреч с советскими генералами И. И. Белецким и В. П. Стародубовым Рауни своими выпадами инициировал столь же резкую ответную реакцию. Поскольку разговор шел через американского переводчика, советские генералы невольно свои эмоциональные реплики обращали к нему, что в конце концов привело к тому, что тот воскликнул: «Что вы, господа, так на меня нажимаете — это же сказал Рауни!» Рауни неплохо понимал по-русски и этого восклицания переводчику не простил. Когда встреча закончилась, он сел в ожидавшую его машину и уехал, не взяв с собой переводчика. Добраться до гостиницы ему помогли советские генералы. Переводчиком был граф А. Н. Татищев. Несмотря на то что он был вывезен из страны в начале века еще ребенком, он «болел» за Россию и пользовался у советской делегации уважением. Еще более насторожило заявление Картера. Высказав удовлетворение тем, что русские согласились продолжить переговоры, он тут же торжественно пообещал, что США не перестанут добиваться своих целей. Не удержался он и от угрозы: «Само собой разумеется, — вещал он, — что если по окончании обсуждений мы почувствуем, что русские ведут себя недобросовестно, я буду вынужден рассмотреть более основательные меры по разработке и развертыванию дополнительных вооружений» (2). По словам советского посла в Вашингтоне А. Ф. Добрынина, это 291 было похоже на ультиматум: либо вы принимаете наши предложения, либо мы снова начнем гонку вооружений и «холодную войну». Судя по высказываниям представителей американской администрации, трудно отделаться от впечатления, что ряд деятелей новой администрации США, во всяком случае, таких ее представителей, как 3. Бжезинский, делали ставку именно на подобную реакцию советского руководства. Появление новых сложностей на переговорах, видимо, устраивало и Пентагон — он максимально ускорил продвижение начатых военных программ. В июне 1977 года Картер принял решение об оснащении МБР «Минитмэн-3» новыми РГЧ ИН с боеголовками «Мк-12», существенно увеличивавшими контрсиловые возможности американских стратегических ядерных сил. Затем, в том же июне 1977 года, на очередном совещании группы ядерного планирования НАТО в Оттаве США предложили западноевропейским союзникам согласиться с размещением на их территории крылатых ракет большой дальности наземного базирования. Участники совещания, по свидетельству прессы, встретили это предложение с удовлетворением. Далее последовало объявление о работах над нейтронной бомбой, предназначенной для уничтожения живой силы, а по сути дела — населения, с минимально возможными разрушениями материальных ценностей. Через месяц после этого (26 августа) президент подписал директиву, предусматривавшую наращивание военной мощи США и НАТО. В Вашингтоне цинично смаковали этот факт, подчеркивая его нацеленность на Советский Союз. Дошло до того, что в ходе военных учений в США одна из противостоящих сторон была одета в советскую форму и использовала советскую боевую технику. Военно-политическое руководство Соединенных Штатов откровенно взяло курс на «устрашение» Советского Союза. Новый американский вызов был принят в Советском Союзе неоднозначно. В Москве не хотели конфронтации. Проводимая политика на ограничение гонки вооружений продолжала приносить не только определенные политические выгоды, но и поддерживала надежду на ослабление милитаризации экономики, которая все больше стала отражаться на решении социальных проблем, вела к возрастанию хозяйственных трудностей. Вместе с тем, решения США и их союзников, направленные на 292 усиление их наступательного потенциала, подкрепляли в Советском Союзе позиции тех, кто придерживался принципа «против силы — только сила», причем чем большая сила, тем лучше. Именно этот принцип был положен в основу неустанного развертывания ракет средней и меньшей дальности в Европе, которое, в свою очередь, использовалось на Западе в качестве причины для наращивания своих ядерных вооружений. Каждая из противостоящих сторон утверждала, что она действует в ответ на вызов другой стороны. Для постороннего наблюдателя эти взаимные обвинения походили на известный спор о том, что было вначале — яйцо или курица. Правда, советская сторона, когда речь шла о советско-американском военно-стратегическом взаимоотношении, в этом споре могла использовать два объективных аргумента: первый — большинство новых видов стратегических вооружений, начиная с ядерной бомбы и кончая стратегическими крылатыми ракетами, вначале создавались в Соединенных Штатах и только потом — в Советском Союзе, второй — Советский Союз по количеству ядерных средств, которые могли быть использованы для ядерного нападения на другую сторону, всегда отставал от США. Даже если рассматривать только часть этих средств, которую стали именовать стратегическими вооружениями (МБР, БРПЛ и ТБ), то и на этой части носителей ядерного оружия США имели больше ядерных зарядов, чем СССР на всех носителях, достигающих американской территории. И так было до последних дней существования Советского Союза.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ЛУЧШЕЕ - ВРАГ ХОРОШЕГО» з дисципліни «Супердержави XX століття. Стратегічне протиборство»
