Начав в 1945 году свой ядерный марафон, Соединенные Штаты уже не сходили с дистанции. Были, правда, годы подъема и годы видимого замедления темпов наращивания их ядерного арсенала, но остановок не было ни до 1990 года, ни в последующие годы. Советский Союз стартовал на четыре года позже, поэтому на первых порах существенно уступал Соединенным Штатам. Впрочем, до самого последнего дня своего существования он так и не догнал США по одному из самых главных показателей — общему количеству ядерных боеприпасов на стратегических носителях. Но хотя факты свидетельствуют о том, что лидером гонки вооружений были США, западная пропаганда прочно утвердила за СССР репутацию ее зачинщика. Гонка вооружений не останавливалась ни на один год. Но все же наиболее драматично она развивалась в период, когда США только что лишились титула «монопольного обладателя ядерным оружием», но все еще не смирились с этим. Именно в этот период военно-политическое руководство США испытывало искушение покончить с Советским Союзом, пока он еще не набрался сил и не мог ответить ударом на удар. К счастью для СССР, а может быть, и для остального мира, на всем пути ядерного марафона не было такого момента, когда США обладали (или считали бы, что обладают) возможностью добиться безоговорочной победы при условии приемлемых для них последствий. Да, такого момента в Вашингтоне не выбрали. Но 125 стремление создать его ощущалось постоянно. Иначе чем можно объяснить принятие Вашингтоном новых далеко идущих стратегических программ в условиях, когда США и без них на порядок, а то и больше превосходили СССР по количеству ядерного оружия, достигающего и способного поражать объекты на территории Советского Союза? В США добиться новых ассигнований на военные программы непросто. Приходится убеждать конгресс в том, что предлагаемые программы жизненно необходимы для обеспечения безопасности страны. Как? В основном, путем создания у конгрессменов и общественности ощущения угрозы. По известному замечанию бывшего помощника министра обороны Р. Перла «демократическое общество не пойдет на жертвы для обеспечения своей безопасности, если отсутствует ощущение угрозы. Каждый раз, когда мы порождаем впечатление о том, что мы и Советский Союз налаживаем сотрудничество и проявляем умеренность в соперничестве, мы подрываем это ощущение угрозы» (9). Что правда, то правда! В течение многих лет нарастание напряженности в советско-американских отношениях происходило в конце уходящего и начале наступающего года— именно в это время в конгрессе США в ходе слушаний по утверждению бюджета страны на следующий финансовый год или пятилетку обсуждались военные ассигнования, утверждались новые военные программы. Без милитаристского фона и криков об усилении «советской военной угрозы» было не обойтись. Вот факты. Выше говорилось, что в 1954—1955 годах Советский Союз создал и начал развертывать свои первые межконтинентальные бомбардировщики Ту-95 и М-4 — носители ядерного оружия. То, что к этому времени США уже имели более тысячи ядерных средств, нацеленных на жизненно-важные центры на территории СССР, большинство американцев как-то не волновало. Даже наоборот, у некоторых из них это вызывало положительные эмоции. Когда же Советский Союз сделал первый шаг к созданию ответной угрозы — не понравилось. И хотя практически одновременно с Ту-95 и М-4 на вооружении ВВС США появился межконтинентальный бомбардировщик Б-52, традиционный подход «нам можно, а им нельзя» позволил легко убедить конгрессменов в необходимости дополнительных ассигнований на военные нужды. Решение 126 провели под лозунгом «отставания США от СССР в бомбардировщиках» (?!). Более идиотский повод для выколачивания средств на гонку вооружений невозможно представить. Даже спустя несколько лет, а конкретно — в 1959 году, когда СССР едва сумел создать около сотни межконтинентальных бомбардировщиков (других средств доставки ядерного оружия до территории США у Советского Союза еще не было), США могли противопоставить им почти 500 Б-52, плюс к этому еще около 1350 бомбардировщиков Б-47, обеспеченных необходимым парком самолетов-заправщиков и аэродромами вблизи территории СССР, плюс средства меньшей дальности — самолеты и ракеты США, размещенные вблизи границ СССР и нацеленные на его стратегически важные объекты. Впоследствии американцы пытались объяснить эту «нелепую кампанию» и лозунг «отставания» тем, что Москва, дескать, сама виновата — слишком тщательно хранила свои секреты и поэтому в Вашингтоне были вынуждены исходить из худших предположений. К тому же советский лидер Хрущев нередко делал дезориентирующие заявления, не учитывать которые Пентагон не мог, хотя и имел отличающиеся данные. Слов нет, Хрущев действительно был непрочь преувеличить достижения Советского Союза, что, по его мнению, должно было как-то сдерживать США от постоянных угроз в адрес Советского Союза и других соцстран, а также свидетельствовать об успехах на пути реализации провозглашенного им лозунга «догнать и перегнать Америку». Поэтому этот аргумент Вашингтона обычно воспринимается. Однако он не годится для серьезных аналитиков, действовавших в системе американской разведки и в Пентагоне. Они не могли так крупно ошибиться. Кампания по «отставанию» в бомбардировщиках еще не замолкла, как возникла новая — теперь уже по поводу «отставания США в области ракет». Оснований для нее было вряд ли больше, чем в случае с бомбардировщиками. Однако определенный повод все же был. Толчком послужили такие события, как испытание в СССР в августе 1957 года межконтинентальной баллистической ракеты и последовавший вскоре за этим запуск первого в мире искусственного спутника Земли. Надо ли говорить о том, что эти события нанесли заметную психологическую травму Америке, привыкшей к тому, что ей нет равных в мире. Многие исследовательские центры США немедленно при- 127 ступили к анализу сложившейся ситуации. Однако из-за отсутствия надежной информации о советских достижениях, результаты исследований, как правило, были поверхностными и еще более усугубляли возникшие опасения. Наибольшую известность приобрел доклад группы экспертов Фонда Форда, подготовленный в 1959 году под руководством Р. Гейтера («Доклад Гейтера») и доклад другой группы экспертов, которая финансировалась Фондом братьев Рокфеллеров и возглавлялась тогда еще малоизвестным профессором Г. Киссинджером. Обе группы пришли к похожим выводам, но в высших сферах американского руководства (вплоть до президентских) при выработке решений в отношении новых военных программ на ближайшие годы обсуждался «Доклад Гейтера». В докладе утверждалось, что Советский Союз обладает 4500 реактивными бомбардировщиками, 300 подводными лодками дальнего радиуса действия, прочной системой противовоздушной обороны, а также накопил расщепляющиеся материалы для 1500 ядерных зарядов и будет иметь к концу года 100 межконтинентальных баллистических ракет (МБР). В этих цифрах все перемешано, что к чему разобраться невозможно. Поэтому для оценки сложившейся ситуации лучше прибегнуть к советским источникам. При этом, естественно, речь пойдет о тех вооружениях, которые действительно могли представлять угрозу для территории США. В том году, когда был составлен «Доклад Гейтера», в составе только что созданных советских РВСН было всего четыре (!) пусковые установки еще не принятых на вооружение МБР Р-7 (СС-6). Развертывание других типов МБР первого поколения (Р-16 и Р-9) началось уже в 1960-х годах. Имевшиеся на вооружении РВСН в небольшом количестве ракеты средней дальности (РСД) не достигали Америки. Вряд ли также можно считать представляющей опасность для США первую советскую баллистическую ракету для подводных лодок Р-11ФМ, принятую на вооружение в 1959 году, имевшую дальность всего 250 км и запускавшуюся из надводного положения лодки. Из общего, также существенно завышенного, числа советских бомбардировщиков в то время лишь около сотни могли достичь американского континента. Для чего составлялась эта «деза» Гейтера? Ответ однозначен: опять же для нагнетания обстановки, введения в заблуждение легковерных законодателей. 128 Им бы подойти поближе к истине и сравнить данные о советских вооружениях с тем, что имели сами США. Но этого в Вашингтоне делать не привыкли. Между тем в то время, то есть в конце 1950-х — начале 1960-х годов, США продолжали обладать безусловным военно-стратегическим превосходством и весьма активно настроились на то, чтобы еще больше его приумножить. Они начали развертывать три типа МБР («Атлас», «Титан» и «Минитмэн») и БРПЛ «Поларис», по-прежнему имели несомненное превосходство в стратегической авиации и монопольно располагали ядерными средствами передового базирования в Европе и на Дальнем Востоке. В целом, по числу средств доставки, а тем более по количеству доставляемых ими до цели ядерных зарядов, США более чем на порядок превосходили Советский Союз. Так что, образно говоря, «плач об отставании» скорее походил на «крокодиловы слезы». По данным Международного института по исследованию проблем мира в Стокгольме (Stokcholm International Peace Research Institute — SIPRI), в 1959 году стратегические вооружения США и СССР соотносились: по носителям ядерного оружия как 1551 к 108; по количеству ядерных зарядов на них как 2496 к 283, соответственно. Причем американские ядерные средства передового базирования — авиация и ракеты — в Европе и на кораблях, достигающие территории Советского Союза, SIPRI в расчет не брал. СССР же такими средствами не обладал. Кроме оценок стратегического потенциала СССР и предположений о его дальнейших усилиях в этой области, в докладе были сделаны и чисто практические рекомендации для военно-политического руководства страны. Предлагалось, в частности, резко увеличить производство стратегических баллистических ракет, рассредоточить базы стратегической авиации и создать общенациональную сеть бомбоубежищ. Выводы и предложения группы Гейтера как нельзя лучше соответствовали настроениям высших военных кругов. Пентагон и САК немедленно поставили вопрос о развертывании 10 000 (!) пусковых установок МБР и строительстве 45 атомных подводных лодок с 720 баллистическими ракетами. Для чего? Для отражения «советской угрозы»? 129 Конечно, далеко не все в США принимали за чистую монету то, что поводом для принятия очередных военных программ является «советская военная угроза». Многие были знакомы с истинным положением дел в области соотношения стратегических потенциалов сторон и знали, что плач об «отставании» США — это лишь способ оправдания гонки вооружений путем соревнования самих с собой. Говорили, что США в этом отношении похожи на «собаку, которая гонится за своим хвостом!» Однако эта справедливая критика тонула в шуме антисоветских кампаний. Глядя на происходящую в США вакханалию, можно понять ужас и негодование советских людей, назвавших эти планы «ядерной паранойей». Недаром президент США Д. Эйзенхауэр, конечно, знавший истинное положение вещей, пытался умерить аппетит набиравшего силу военно-промышленного комплекса (ВПК). В частности, как стало потом известно, он долгое время отказывался принять предложения Пентагона и САК и, в конце концов, дал согласие на развертывание 450 МБР и 19 атомных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ). Правда, как бы компенсируя свое несогласие с военными ястребами, Эйзенхауэр тут же отдал распоряжение о переводе половины парка стратегических самолетов-носителей ядерного оружия в режим непрерывного дежурства, при этом определенной их части — в режим круглосуточного патрулирования с ядерным оружием на борту. Стали практиковаться регулярные полеты в направлении северных границ СССР. Нет нужды говорить о том, что подобное бряцание ядерным оружием резко дестабилизировало стратегическую ситуацию, еще более накалило взаимоотношения двух «сверхдержав». Видимо, в Вашингтоне были уверены в том, что у советских руководителей здоровая нервная система и они не отдадут приказ начать ответные ядерные игры. Между тем многое говорит о том, что Эйзенхауэр как кадровый военный лучше, чем кто-либо из его администрации, имел представление, к каким ужасным последствиям может привести ядерная война, даже в том случае, если она велась бы в условиях огромного превосходства США в ядерном оружии. Это он первым произнес слова, которые привела «Нью-Йорк тайме» 9 декабря 1953 года о том, что в случае развязывания мировой ядерной войны «цивилизация может быть уничтожена». Таких слов до 130 него не произносил ни один политик мира подобного ранга. Возможно, именно поэтому в конце 1950-х годов он склонялся к необходимости некоторого снижения напряженности в американо-советских отношениях. Этим можно объяснить и то, что, несмотря на устойчивую антисоветскую предубежденность администрации США в целом, особенно госсекретаря Даллеса, США в октябре 1958 года вступили в переговоры с Советским Союзом о запрещении испытаний ядерного оружия. Эйзенхауэр же был инициатором состоявшейся в следующем году советско-американской встречи на высшем уровне в Кемп-Дэвиде. По оценке советского руководства, на этой встрече даже проявились некоторые «тенденции, благоприятствующие разрядке напряженности». Конкретно, были зафиксированы необходимость и целесообразность мирного урегулирования спорных вопросов в качестве основы взаимоотношений между двумя странами. В «духе Кемп-Дэвида» в ноябре 1959 года был выработан совместный советско-американский проект резолюции ГА ООН о всеобщем и полном разоружении, а в декабре — совместная резолюция об использовании космического пространства в мирных целях. В развитие отмеченных «тенденций» в конце декабря 1959 года была достигнута договоренность о четырехсторонней встрече руководителей СССР, США, Великобритании и Франции. Она должна была состояться в мае 1960 года в Париже. К сожалению, встреча не получилась. 1 мая 1960 года в районе Свердловска ракетой ПВО был сбит американский самолет-разведчик U-2. Это был не первый полет американских разведчиков над территорией СССР. На предварительной встрече глав государств в Париже Хрущев потребовал от президента США прекратить шпионскую деятельность и привлечь виновных к ответу. Требование было отвергнуто, встреча сорвана. Через два месяца, 1 июля в районе Баренцева моря был сбит еще один американский самолет-разведчик РБ-47, что, естественно, не прибавило тепла в советско-американские отношения. Реакция американского президента на заявление Хрущева, а также продолжение практики полетов разведывательных самолетов в воздушном пространстве СССР свидетельствовали, что США, хотя и предприняли попытку к снижению напряженности в отношениях с Советским 131 Союзом, тем не менее не желали отказываться от манеры разговаривать «с позиции силы». Нередко несостоявшуюся встречу на высшем уровне в Париже относят к категории «упущенных возможностей». В качестве причины неудачи называют невыдержанность советского премьера. Допустим, что так. Но представим себе, что все было бы наоборот, и перед встречей не американские самолеты летали над Советским Союзом, а советские — над Соединенными Штатами. Как повел бы себя в этой ситуации Эйзенхауэр? Вряд ли его реакция была более сдержанной. Политические скандалы не остаются бесследными — в США вновь нарастала антисоветская кампания. Пентагон обрел второе дыхание. В августе 1960 года в Омахе (шт. Небраска) при штабе Стратегического авиационного командования (САК) был создан Объединенный штаб планирования стратегических целей. Основополагающими документами для его функционирования стали выработанные по указанию президента в подкомитете Совета национальной безопасности «Всеобщий перечень стратегических целей» и концепций выбора «оптимальной комбинации» ядерных ударов по этим целям. Первой продукцией вновь созданного органа стал «Единый объединенный оперативный план» (СИОП-1), в котором впервые было спланировано на основе «оптимальных комбинаций» ядерных ударов тесное взаимодействие всех видов стратегических сил США. По плану в едином ударе должно было быть использовано более 3400 ядерных боезарядов. Планировалось применить ядерные средства тотально, немедленно по получении сигнала. По опубликованным расчетным данным в результате ядерных ударов погибли бы 285 миллионов людей (!). Напомним, что по переписи 1959 года население СССР составляло 208,8 млн чел., а всех государств Варшавского Договора — чуть больше 300 миллионов. В декабре 1960 года план СИОП-1 был одобрен. Но, как оказалось, предела для американских планировщиков войны не существовало. Пришедший в Белый дом в 1961 году Дж. Кеннеди высказал свое видение проблемы «сдерживания»: «Наши надежды на нечто близкое к абсолютному сдерживанию, — говорил он, — должны основываться на вооружениях, развернутых на многих замаскированных подвижных или неуязвимых базах, 132 которые нельзя уничтожить неожиданным нападением» (10). Если не брать во внимание существовавшие в то время реалии в области советско-американского военно-стратегического взаимоотношения, то высказывание Кеннеди можно понять и даже оправдать: что плохого в том, что президент хочет обеспечить безопасность своей страны, и поэтому высказывается за «абсолютное сдерживание» (кого? — естественно, СССР!) от возможного ядерного нападения на США? Но вернемся к реалиям. В 1961 году США более чем в 15 раз превосходили СССР по количеству ядерных зарядов, которыми они могли поразить объекты на территории другой стороны (в следующем году министр обороны США Р. Макнамара скажет о 17-кратном американском превосходстве!). Возникает вопрос: кого больше должна была в этих условиях беспокоить проблема «сдерживания», США или СССР? Вопрос не праздный. Ведь заявление об «абсолютном сдерживании» в совокупности с принятием новой концепции «гибкого реагирования» позволяли американскому военному руководству поставить вопрос о пересмотре утвержденного Эйзенхауэром плана развития стратегических ракет. И КНШ немедленно этим воспользовался. Он заявил, что этот план не может обеспечить выполнение новых задач, и предложил резко увеличить заказы на стратегические вооружения. Например, количество МБР предлагалось увеличить более чем в шесть раз — с 450 до 3000 пусковых установок. После состоявшихся дебатов Кеннеди разрешил увеличить план, но в более скромных пределах: МБР— до 1000 единиц, БРПЛ — до 656 (41 ПЛАРБ).
Ви переглядаєте статтю (реферат): «НОВЫЙ РЫВОК США» з дисципліни «Супердержави XX століття. Стратегічне протиборство»
