Становление структуры традиционной Китайско-Восточноазиатской макроцивилизационной системы
По отношению к Индостану формирование Китайского раннецивилизацион-ного центра опережающего развития запоздало более чем на тысячелетие, и возникновение древнейшей в Восточной Азии Шан-Иньской цивилизации в среднем течении Хуанхэ датируется не ранее середины II тыс. до н. э. Эта, уже упоминавшаяся ранее цивилизация и стала основой дальнейшего социокультурного развития всего Восточноазиатского региона от Приамурья и Японии до Вьетнама и Тибета. Однако для адекватного понимания данного процесса необходимо учитывать еще как минимум две группы обстоятельств. Во-первых, с древнейших времен Северный Китай периодически испытывал стимулировавшие его развитие импульсы с запада — через Центральную Азию и широкую полосу Евразийский степей. Во-вторых, параллельно с Северокитайским в эпоху бронзы наблюдалось активное формирование и Южнокитайского раннецивилизационного центра, оказавшегося в первой половине I тыс. до н. э. периферийным по отношению к первому. "Мережковский Д. Больная Россия. — Л., 1991. — С. 17.Традиционные цивилизации южной и восточной азии__________________________________391 Как было отмечено, в глубокой древности южная часть современного Китая, Индокитай и северо-восток Индии в некотором смысле представляли собой единый хозяйственно-культурный регион, оказывавший заметное влияние на развитие островных народов Азии — от Цейлона до Японии, включая Индонезию и Филиппины. На стадии протонеолита обитатели предгорий Центрального Индокитая начинают разводить бахчевые культуры и бобовые растения, а со времен развитого неолита осваивают поливное рисоводство. На протяжении энеолита — бронзового века наиболее быстрыми темпами развивались племена, овладевшие ирригационным земледелием в бассейнах великих рек: Янцзы, Сицзяна, Меконга и пр. Однако в силу дороговизны бронзовые орудия не могли вытеснить каменных и обеспечить необходимый для выхода на рубежи цивилизации рост производительности труда. К тому же население оставалось еще редким, а покрытые непроходимыми джунглями гористые водоразделы препятствовали интеграции обособленных племен-вож-деств. Поэтому окончательный сдвиг в сторону утверждения основ цивилизации произошел здесь уже в раннежелезном веке, при все возростающем воздействии Северокитайского раннецивилизационного центра эпохи Чжоу. Особой проблемой является вопрос о роли местного субстрата и западных импульсов в формировании Северокитайского раннецивилизационного центра. Абстрагируясь от размышлений, приходящих на ум в связи с отмеченным ранее сенсационным открытием родства северокавказских и сино-тибето-бирманских языков, разделение которых должно было иметь место не позднее мезолита, отметим плодотворную гипотезу Л.С. Васильева относительно возможного воздействия на формирование неолитического земледелия Северного Китая древ-неземледельческих культур южных областей республик Средней Азии V—IV тыс. до н. э. А его концепция образования Шан-Иньской цивилизации при участии скотоводческих, вероятно, индоевропейского происхождения племен, распространявшихся в III — перв. пол. II тыс. до н. э. степным поясом Евразии с запада на восток и принесших на берега Хуанхэ бронзолитейное производство, коневодство и боевую колесницу, может считаться вполне доказанной. Таким образом, цивилизация Северного Китая второй половины II тыс. до н. э., базируясь на развитой местной хозяйственно-культурной базе, в своем формировании была связана также с утвердившими свою власть над местными племенными структурами бассейна Хуанхэ (и в этнокультурном отношении растворившимися в них) колесничими скотоводами Евразийских степей эпохи бронзы. Очень вероятно, что они могли принадлежать к индо-арийской (или ближайшей к ней) ветви индо-ирано-арийской племенной массы, преобладавшей в первой половине II тыс. до н. э. в степных просторах Евразии и активно распространявшейся в различных направлениях. В этом случае убедительное объяснение получили бы выявленные Л.С. Васильевым параллели между образами первочелове-ка Пуруши в индо-арийской и Паньгу в китайской традициях. Утверждение в среднем течении Хуанхэ ранней цивилизации привело в скором времени к началу наращивания вокруг нее цивилизационной периферии в виде многочисленных, ближайших к ней местных постплеменных княжеств, признававших себя вассалами дома Шан-Инь. Власть последнего поддерживалась его решающим боевым превосходством, базировавшемся, в первую очередь, на использовании бронзового вооружения и боевых колесниц. Однако со временем эти достижения, как и соответствующие военно-полити-392 Первые цивилизациии. Цивилизационные системы второй генерации ческие навыки, были переняты зависимыми периферийными обществами, которые в своем развитии на конец II тыс. до н. э. стали приближаться к уровню Шан-Иньской цивилизации, втягивая в процесс становления Северокитайской цивилизации собственных позднепервобытных соседей практически во всем обширном бассейне Хуанхэ. Победа чжоусцев над их сюзереном в 1027 г. до н. э. положила начало новому этапу утверждения восточноазиатскои цивилиза-ционной системы — уже при гегемонии династии Чжоу. Иньско-чжоусский синтез происходил в условиях массовых депортаций более культурного коренного населения прежнего раннецивилизационного центра в периферийные районы и переселения завоевателей в центральные области. Этим достигалось смешение населения, разрыв традиционных связей кланов с их родовыми землями и ускорение этнокультурно-языковой интеграции в пределах обширного раннеполитического объединения Западного Чжоу. Такая интеграция облегчалась изначальной, как предполагают исследователи, этноязыковой близостью инь-цев и чжоусцев. В условиях длительного пребывания в единой, хотя и все более дифференцировавшейся на отдельные владения-княжества чжоусской политической системе в течение первой трети I тыс. до н. э. в среднем течении Хуанхэ, с последующим распространением к низовьям и в сторону верхнего течения этой реки, складывается макроэтническая общность древних китайцев — "хуася", вступающая в разнообразные контакты с обитателями сопредельных территорий. Исследователи выделяют три типа контактов Китайского цивилизационно-го центра этого времени с втягивающейся в орбиту его влияния периферией. Первый тип предполагал интеграцию с населением центра попадавших под его власть близкородственных с хуася земледельческо-скотоводческих групп бассейна Хуанхэ, которые быстро и органически воспринимали основы цивилизации Чжоу (политическую систему, культурные эталоны, письменность и пр.). Второй тип контактов был связан с распространением чжоусского влияния на юг, в лесистые рисоводческие области бассейна Янцзы и морского побережья, население которых принципиально отличалось от хуася как в хозяйственно-культурном, так и в этноязыковом, даже в антропологическом отношении. Третий тип контактов имел место между просоводческими хуася бассейна Хуанхэ и ранними кочевниками северных по отношению к Китаю степных областей Монголии. Если второй тип вел к медленному, но верному приобщению южных групп к основам Китайской цивилизации, то третий, при том, что кочевники воспринимали отдельные достижения древних китайцев, характеризовался более набегами первых на вторых при чрезвычайно трудном продвижении групп колонистов в пригодные для земледельческого освоения районы. Наибольшее значение для формирования традиционной Китайской цивилизации имело постепенное втягивание в ее структуру раннеполитических образований Южного Китая, представляющих преимущественно древнетайские и австронезийские этносы. Среди них наиболее значительным было объединение Чу, созданное, по всей вероятности, далекими предками современных народов группы мяо-яо. В политическом отношении Чу, распространяя постепенно свой контроль на большую часть бассейна Янцзы, противостояло Чжоу, отстояв свою независимость от его посягательств в X в. до н. э. К середине I тыс. до н. э. им были поглощены меньшие но размерам аустронезийские в своей этноязыковой ос-Традиционные цивилизации южной и восточной азии__________________________________393 нове царства "восточных и" — У и Юэ, занимавшие низовья Янцзы и приморские районы Восточного Китая. Все эти южные государства, ведшие свою самостоятельную жизнь и не оказавшиеся под прямой властью чжоусских ванов, в то же время в течение второй половины I тыс. до н. э. приобщались к основам северокитайской цивилизации, имея при этом и собственную первобытную периферию на юге и западе. Влияние хуася распространялось преимущественно в верхушечных слоях их населения, постепенно проникая и в средние слои. Существенным, по всей видимости, было то, что население Южного Китая I тыс. до н. э. состояло из различных в этноязыковом отношении групп (протобирманцы на западе, про-тотаи в центре, протоаустронезийцы на востоке, вьеты на юге), для которых цивилизационные стандарты северокитайских хуася становились своего рода неким общим знаменателем культурного общения и дальнейшего развития. Таким образом, в эпоху Чун-Цю ("Весны и Осени"), во второй четверти 1тыс. до н. э., Китайская цивилизация уже представляла собой сложную двучленную структуру, образуемую Северокитайским (в бассейне Хуанхэ) циви-лизационным центром макроэтнической общности хуася (состоящей из отдельных, этнически близких групп населения конкретных, уже практически не зависимых от чжоусского вана царств и княжеств — Цинь, Цзинь, Вэй, Хань, Чжао, Лу, Янь, Ци и пр.) и воспринимающими его достижения южнокитайскими государствами (Чу, У, Юэ и пр.), имеющими различную этноязыковую природу, но в отличие от просоводов Северного Китая, в одинаковой мере ориентированных на рисоводство. В это время северные и южные государства уже образовывали единую макрополитическую систему, в одинаковой мере (прежде всех Ци, Цзинь и Чу — уже в VII—VI вв. до н. э.) участвуют в борьбе за гегемонию в ней. По мнению Д. В. Деопика, механизм гегемонии был одним из способов слияния не принадлежавших к общности хуася, гетерогенных в этническом отношении государств с более старыми северокитайскими государствами хуася, вышедшими из политической системы Западного Чжоу. Нетрудно заметить, что общая схема формирования этнотерриториальной структуры традиционной Китайской цивилизации во многом подобна той, какую мы реконструировали для Древней Индии. В обоих случаях доминирующий в культурно-политическом отношении Север, чьи традиции становятся ведущими и где складывается достаточно обширная и устойчивая макроэтноя-зыковая общность, подключает в качестве ведомого члена иноэтничный, менее развитый и внутренне плохо сконсолидированный Юг. Но если в цивилизаци-онной интеграции двух названных частей в Индии решающую роль сыграл культурно-религиозный момент, то в случае с Китаем преобладающее значение имел, судя по всему, политико-культурный фактор. Совершенно иная ситуация складывалась на северных рубежах Китая, где столетиями шла упорная борьба хуася с кочевниками — сперва "красными ди", носителями культуры скифо-сибирского типа, а затем со сменившими их в монгольских степях сюнну, предками гуннов. Если на юге границы Китайской цивилизации в то время были размытыми и слабо маркированными, то ее северные рубежи были четко обозначены сложными оборонительными линиями, возводившимися сперва силами отдельных приграничных царств, во времена империи Цинь объединенными в единую фортификационную систему Великой Китайской стены.394____________________Первые цивилизациии. Цивилизационные системы второй генерации Нельзя назвать особенно быстрым и распространение основ китайской цивилизации в западном и восточном направлениях. На западе этому противились тибетоязычные племена цянов (жунов), а на востоке (точнее — северо-востоке), в Корее, в IV—III вв. до н. э. формирование раннеклассовых отношений только завершалось, и эталоны Китайской цивилизации лишь постепенно начинали там привлекать внимание знати, не проникая еще в толщу народной среды. Новая эпоха в развитии Китайской цивилизации начинается с образованием системы единой централизованно-бюрократической империи — Цинь, вскоре смененной Хань. Объединив царства макрополитической системы Китая (в пределах бассейнов Хуанхэ и Янцзы), Цинь Ши-Хуанди всеми силами стремился к ликвидации остатков прежнего политико-культурного партикуляризма. Он вводит новое единое деление всей страны на округа, уезды и волости, реформирует аппарат власти с целью максимально сосредоточить в руках центра контроль над провинциями, проводит унификацию письменности, законов, мер и весов, проводит политику культурной нивиляции страны. Такими жесткими мерами, в смягченной форме продолжавшимися и императорами династии Хань во II в. до н. э.—II в. н. э., единство Китайской цивилизации достигается уже в полной мере. С тех пор, с последней четверти III в. до н. э., Китай, как правило, представлял собою единую централизованную бюрократическую империю — чего практически никогда (даже при Маурьях, не говоря уже о временах кушан и Гуптов) мы не наблюдаем в Индии. Утвердившись в пределах Китая, Цинь Ши-Хуанди развернул широкую внешнеполитическую экспансию. Однако если в борьбе с кочевниками-сюнну решающих успехов добиться не удалось и император принял решение отгородить от них страну Великой стеной, то в юго-восточном направлении, в приморских районах Южного Китая, ему способствовал больший успех. В 214 г. до н. э. к империи Цинь были присоединены земли наньюэ, что стало началом китайской экспансии на территории раннегосударственных образований преимущественно вьетских этносов крайнего юга Китая и Северного Вьетнама, принесшей свои плоды в деле приобщения их населения к основам Китайской цивилизации уже в эпоху династии Хань. К этому времени в пределах современного Южного Китая уже сложились многочисленные, но весьма рыхлые вьетские государственные образования (Чанша, Диен, Елан, Тэйау, Намвьеи, Манвьет и пр.), вслед за которыми в последние века до нашей эры — первые нашей эры и на территории Индокитая возникает целая серия раннеклассовых государств, базировавшихся на орошаемом рисоводстве (Аулак, Тьямпа, Фунань, Айлао и др.). Параллельно, как про то уже шла речь, при активном участии индийских торговцев и колонистов по берегам Ма-лаккского пролива и шире, во всей приморской зоне Юго-Восточной Азии, появляются города-государства буддийско-индуистской культурной ориентации. Эпоха Хань демонстрирует медленное, но основательное расширение Китайской цивилизационной системы. Главным ее направлением оставалось южное. В течение II в. до н. э. в состав Китайской империи были интегрированы государства Южного Китая (Намвьет, Аулак и пр.), этнокультурная ассимиляция населения которых продвигалась весьма медленными темпами. В это время в районе дельты Красной реки (Северный Вьетнам) происходит консолидация лаквьетского этноса (кит. лоюэ). В начале I в. лаквьеты выступают против китайских завоевателей, однако в 43 г. их восстание было подавленоТрадиционные цивилизации южной и восточной азии 395 ханьскими войсками. Власть в Северном Вьетнаме перешла непосредственно в руки китайской администрации, активно взявшейся за мелиорацию земель, внедрение законодательства китайского образца и культурную ассимиляцию местной знати. На полтора столетия лаквьеты вошли в состав централизованного Китайского государства, восприняв основные принципы его цивилизации. Эти события заложили основы Вьетнамско-Индокитайского ареала Китай-ско-Восточноазиатского макроцивилизационного комплекса, получающего самостоятельное развитие после краха империи Хань, с III—IV вв., когда на территории Северного Вьетнама начинают складываться условия утверждения собственной социокультурной системы. Однако на протяжении последующих веков, за исключением промежутка времени между 544—-603 гг., когда существовало независимое государство Вансуан, Северный Вьетнам в той или иной форме находился в политической зависимости от Китая или просто входил в его территориально-административную структуру — до обретения полной независимости в 939 г. с утверждением династии Нго. Понятно, что почти тысячелетнее пребывание в составе империй различных китайских династий (от Хань до Сун) определило утверждение во Вьетнаме основных базовых принципов китайской традиционной цивилизации, оказывавшей все большее влияние на средневековые государства Индокитая. Однако последние в своем большинстве, как о том шла речь, сохраняли буддийско-инду-истский облик. Сказанное в полной мере относится к раннегосударственным образованиям тайских, бирманских и тибетских этносов, не говоря уже о более южных государствах типа империй Ангкора или Шриваджей. За пределами распространения власти "императоров Поднебесной" внедрялись лишь немногие элементы китайской культуры (письменность и пр.), да и то лишь там, где китайцы были единственным примером (Корея, Япония). В конкурентной борьбе с индийской культурой китайцы проигрывали везде, где не стояли войска их империи, да и на свой территории в I тыс. они очень многое (в частности, буддизм и связанный с ним богатейший культурный комплекс) восприняли из Индии. Это относится даже к возникшему примерно во II в. в Южном Вьетнаме на аустронезийской этноязыковой основе государству Тьямпа и тем более к вполне индианизированной державе Фунань на Нижнем Меконге. В течение всей истории Вьетнама конфуцианско-китайская основа в нем сочеталась с относительной слабостью собственной пвлитической администрации, функционировавшей по традиционной китайской модели, включая систему государственных экзаменов для получения чиновничьих должностей. Слабость власти при сохранении принципов конфуцианства как доктрины способствовала сочетанию тенденций трансформации основ традиционного общества на феодальных, даже в какой-то степени на собственнических началах с утопическими упованиями на социальное равенство и справедливость, нередко становившимися лозунгами крестьянских восстаний во Вьетнаме так же, как и в Китае. Более важным во всемирно-историческом плане направлением расширения традиционной Китайской цивилизации был Дальний Восток: Корея, Маньчжурия и Япония. Наиболее ранние контакты населения Среднекитайской равнины с племенами, обитавшими в южной части Маньчжурии и на Корейском полуострове, относятся к VII в. до н. э., когда на территорию царств Янь и Ци вторглись с северо-востока "горные жуны". В течение второй половины I тыс. до н. э. эти,396 Первые цивилизациии. Цивилизационные системы второй генерации в целом древнекорейские в этноязыковом отношении, племена были объединены в пределах раннегосударственного образования Чосон, в котором в начале III в. до н. э. власть захватил китаец Ван Мань. Однако весьма проблематично, следует ли считать это событие свидетельством включения данного политического образования в Китайский цивилизационный мир, тем более что, как свидетельствуют источники, сам названный правитель приспосабливался к местным традициям и манерам. Действительное приобщение населения данного региона к основам Китайской цивилизации началось в те же годы, что и в Северном Вьетнаме — с правления ханьского императора У-Ди, завоевавшего в 108 г. до н. э. Чосон и образовавшего на его территории четыре округа с китайской администрацией. Этим были заложены основы традиционной корейской социокультурной системы, представляющей, как и вьетнамская, синтез китайско-конфуцианских и адаптированных ею местных элементов, к которым (в обоих случаях) во второй четверти I тыс. добавился буддизм. Под непосредственным воздействием империи Хань с рубежа эр на Корейском полуострове интенсифицируется процесс становления раннеполитичес-ких структур, сперва в пределах постплеменных образований Махан, Пехан и Чинхан, а с III в. появляются и первые раннегосударственные объединения — Когуре, Пэкче и Силла, в свою очередь стимулировавшие процесс становления раннеклассовых отношений на юге Японии. Их политические институты и формы социальных отношений развивались под воздействием соответствующих китайских институтов, причем проводником этого влияния было конфуцианство, ставшее основной идейной доктриной всех трех государств древних корейцев. С конца IV в. в Корею из Китая проник буддизм в его китаизированной махаянистской модификации, и здесь его влияние с этого времени становится более существенным, чем оно было в Китае. Во второй половине VII в., после нескольких столетий междоусобиц, Корея была объединена царством Силла, организовавшим свою жизнь в соответствии с китайско-конфуцианской моделью. При дворе вполне восторжествовала китайская письменно-литературная и художественно-изобразительно-архитектурная традиция, однако народная культура длительное время оставалась почти без изменений. Все это аналогично тому, что наблюдалось и во Вьетнаме. Утверждение основ цивилизации китайского образца в Корее, при наличии и собственно китайского влияния, в условиях отсутствия конкуренции с каким-либо иным макроцивилизационным эталоном способствовало распространению китайского влияния также на Маньчжурию и Японию. В Южной Маньчжурии на основе племен сумо-мохэ к началу VIII в. складывается государство Бохай, а вскоре державы киданей и чжурчженей, принимающие на китайский манер названия, соответственно, империй Ляю и Цзинь. Последние, господствовавшие в Северном Китае в XI — нач. XIII вв., подверглись особенно сильной китаизации во всех сферах общественной и культурной жизни, однако это, как и в Корее или Вьетнаме, касалось главным образом верхушки общества. Так, в частности, на примере чжурчженей прослежено, что в данных условиях развитие культуры шло быстрыми темпами, но неравномерно по всей территории, осложняясь социальной ее дифференциацией. Круг культурных интересов чжурчженей в Северной Китае все более отличался от запросов ихТрадиционные цивилизации южной и восточной азии________________________________397 сородичей в Маньчжурии. Верхушка чжурчженьского общества — воспитанники школ и знатоки китайской литературы — далеко отошла от простого народа, воспринимала как религию буддизм и внешне мало отличалась от китайцев. То же, в сущности, можно сказать и о других восточноазиатских народах, утверждавших свою власть над частью Северного Китая (как тангуты) или же покорявших всю его территорию (как монголы — династия Юань или маньчжуры — династия Цин). Однако следует отметить, что если земледельческие народы Дальнего Востока, в частности Кореи и Маньчжурии, как, в известном смысле, и Японии, в конечном счете органически восприняли основы цивилизации Китая, образовав единую с ним Китайско-Восточноазиатскую макроцивилизационную систему, то кочевники приобщались к ней лишь в случае их переселения в Китай, с вытекающей из этого сменой всего их образа жизни. Этому способствовали как принципиальные отличия в хозяйственно-культурных типах земледельцев и кочевников, так и многовековое их военно-политическое противостояние. Поэтому не удивительно, что, к примеру, монголы, буряты или калмыки высшие духовные принципы своих национальных культур воспринимали не из Китая, а от Тибета — в ламаистской форме буддизма — алфавитным письмом индийского происхождения. Таким образом, контуры Китайско-Восточноазиатской макроцивилизаци-онной системы, как она оформилась ко II тыс., в общих чертах начинают проясняться. В ее основе лежит собственно Китай, в экологическом, хозяйственном, культурном, антропологическом и многих других отношениях четко разделяющийся на Северный и Южный. Первый выступает в качестве первичного центра всей рассматриваемой макросистемы, тогда как второй постепенно воспринял основы его цивилизации. В этом смысле до III в. Южный Китай был своеобразной периферией Северного Китая. Однако, по крайней мере дважды, в IV—V и XI—XIII вв., в века разорения и завоевания кочевниками бассейна Хуанхэ, функции цивилизационного центра перебирал Южный Китай, принимавший беженцев с севера и игравший роль хранителя и продолжателя общекитайских цивилизационных традиций. К середине II тыс. уровень развития обеих частей Китая вполне выровнялся, однако их хозяйственно-культурно-бытовые и языковые различия остаются существенными до наших дней. f При этом на южной и северо-восточной периферии собственно Китайской цивилизации, в пределах Вьетнама, с одной стороны, и Кореи с Маньчжурией (а в сущности, и Японией) с другой — образовались ко второй половине I тыс. две вполне оформившиеся на китайских в своей основе, конфуцианско-буд-дийских принципах субцивилизационные зоны, развивающиеся в последующие века более или менее самостоятельно. Однако если Вьетнам, Маньчжурия и, в значительной мере, Корея преимущественно находились в орбите политической активности китайских империй, то Япония всегда была совершенно независимой от великой континентальной державы, активно воспринимая при этом ее культуру. Попытки же Китайско-Восточноазиатской цивилизации распространиться на регионы Центральной Азии (Монголия, Синцзянь, Тибет) успеха не имели, так что даже прямое включение этих территорий в состав империи Цин в XVII—XIX вв. не привело к культурной переориентации их народов на китайско-конфуцианские ценности.398
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Становление структуры традиционной Китайско-Восточноазиатской макроцивилизационной системы» з дисципліни «Історія світової цивілізації»
