Геополитический и цивилизационный взгляды на историю
Теперь нам предстоит рассмотреть вопрос о соотношении геополитического и цивилизационного взглядов на мировую историю. Его постановка вызвана как возросшим общественным и научным вниманием к геополитике в последнее время, так и тем, что само геополитическое мировидение в чем-то родственно цивилизационному, а в чем-то принципиально отлично от него. На уровне обыденного сознания под геополитикой обычно подразумевается некая общая внешнеполитическая концепция более-менее значительного государства, тем более — сверхдержавы, исходящая из учета его возможностей, жизненных интересов и расстановки сил на мировой арене. При таком истолковании термина не вполне ясно, чем же геополитика отличается от собственно внешней политики. Отличие же это состоит, прежде всего, в том, что в своих методологических основаниях геополитика укоренена в мир фактических данных и теоретических конструкций физической и экономической географии. Она склонна рассматривать государства как социальные организмы, стремящиеся к росту, а следовательно, и территориальному расширению, что с неизбежностью ведет к напряжению в их взаимоотношениях, часто приводящему к войнам и насильственной перекройке границ. Геополитический взгляд предполагает осмысление такой 123 масштабе — на уровне земного шара, дедуктивно выводя локальные конфликты из общей концепции мирового противостояния. Основным положением такого рода геополитического видения мира как состоящего из противоборствующих частей функционального целого является утверждение фундаментального дуализма так называемых "теллурократии" (сухопутного могущества) и "талассократии" (морского могущества). А.Г. Дугин, автор недавно вышедшего обобщающего, однако в конкретных выводах чрезвычайно тенденциозного труда о геополитике, конкретизирует это положение следующим образом. "Теллурократия" связана с фиксированностью пространства, устойчивостью его качественных параметров и характеристик. На цивилизационном уровне это воплощается в оседлости, консервативности, иерархичности, коллективизме и традиционализме. Такого рода обществам чужды индивидуализм и предпринимательский дух, в них культивируются героизм, чувства верности, преданности и соподчиненности. Поэтому они во внутреннем устройстве тяготеют к "идеократии" — форме правления, исходящей из примата общего (выражающегося в некоей общей идее — религиозной, социально-политической и пр.). "Талассократия", напротив, связана с морской стихией, изменчивой и подвижной. Порождаемый ею социокультурный тип людей отличается динамизмом, подвижностью, склонностью к коммерческой деятельности и техническому развитию. Поэтому "индивидуум, как наиболее подвижная часть коллектива", возводится в ранг высшей ценности, этические и юридические нормы размываются, становятся относительными и подвижными. А это определяет тенденцию к демократической организации, исходящей из установки самоценности индивида и его интересов. Такой тип цивилизации быстро развивается, активно эволюционирует, легко меняет внешние культурные признаки, сохраняя неизменной лишь внутреннюю установку. В основе своей такого рода геополитическая концепция истории (особенно Новой) была сформулирована уже в начале XX в. британцем X. Макиндером. Мировое пространство для него подразделялось на две основные зоны и промежуточное пространство. Эти зоны суть Евразия с особо выделяемым ее центральным регионом — географической осью истории, "сердцем мира" — heartland, и внешнее, условно говоря, островное (с Америкой и Австралией) ;| пространство — "внешний или островной полумесяц", огибающий Евразию. ' Ход мировой истории моделировался им как борьба между "разбойниками суши" и "разбойниками моря" за наиболее благоприятные для жизни прибрежные регионы, образующие "внутренний или окраинный полумесяц" — rimland. Он охватывает побережья Евразии от Западной Европы через Ближний Восток, Индию, Индокитай к Дальнему Востоку. Благодаря как естественным удобствам приморского расположения, так и постоянным вызовам со стороны сухопутных (ранее — преимущественно кочевых) и морских (торговых, а то и пиратских) народов этот "внутренний полумесяц" оказывается местом приоритетного развития цивилизации, тогда как в "сердце мира" царит застывший архаизм, а во "внешнем полумесяце" — некий цивилизационный хаос. Геополитика рассматривает мировую историю под углом зрения извечного противостояния теллурократии и талассократии (могущих образовывать сложные симбиозы). Однако если для прошлых эпох предполагается локальное противоборство сухопутных и морских могуществ (Спарта и Афины, Рим и Карфа- Карта 9. Геополитическая картина мира Sc s о 13Отдельная цивилизация как дискретное целое ' 125 ген), то относительно последующих, особенно с превращением Англии в мировую морскую державу в XVII—XVIII вв., постулируется глобализм такого противостояния. Он, в частности, был характерным для процесса британско-российского цротивостяния в борьбе за гегемонию в Азии на рубеже XIX—XX вв. Во второй половине XX в., в эпоху "Холодной войны", эта тенденция приобретает наиболее зримые формы: теллурократия СССР контролирует огромные просторы Евразии, тогда как США господствуют в Мировом океане, охватывая своего противника со всех сторон военно-морскими базами и флотами. Бесспорно, всемирную историю можно рассматривать и под таким (как и под многими другими) углом зрения. Уже на заре неолитической революции, примерно с X—IX тыс. до н. э., на Ближнем Востоке наблюдается дифференциация на преимущественно рыболовческие и ориентированные на земледелие общины, причем первые достаточно быстро распространяются по Восточному Средиземноморью, появляясь на побережье Пиренейского полуострова и Маг-риба не позднее VI тыс. до н. э. В это же время общества специализированных рыболовов и морских промысловиков надежно фиксируются также в Северо-Западной Европе, районе Персидского залива, в Юго-Восточной Азии и других регионах планеты. Их представители расселяются вдоль побережий и по руслам великих рек, как бы охватывая континенты и внедряясь в их массивы длинными прерывистыми цепочками. Параллельно набирающие силу земле-дельческо-скотоводческие общины медленно, но зато фронтально осваивают пригодные для их хозяйственно-культурного типа регионы (к примеру, из Ближневосточного центра опережающего развития — Юго-Восточную Европу, Закавказье, Иран и юг Средней Азии, Северо-Восточную Африку). Аналогичную картину (с коррекцией на местные хозяйственно-культурные типы) можно проследить и в Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии того времени, а несколько позднее также в Центральной и Южной Америке. Само собой разумеется, что относительно неолита и энеолита смешно было бы говорить о региональном или тем более мировом противостоянии народов Суши и народов Моря, однако некоторые особенности их расселения и взаимодействия уже заметны. Мореходы проникают на самые отдаленные побережья и острова, а пастушеские племена овладевают внутренними степными и полупустынными районами Африки (ливийцы), продвигаясь далее в зону саванн (чадцы, омотцы) и Евразии (индоевропейские племена), выходящие в Индостан (индо-арии) и Восточную Азию в середине II тыс. до н. э. В это время в Восточном Средиземноморье уже вполне складывается первая из известных нам в истории морская держава — "талассократия" Мино-са, как ее называли позже сами греки [Фукидид: История, I, 8,2], а в конце XIII — начале XII вв. до н. э. на ближневосточные государства обрушивается шквал мореходных воинственных племен, известных по египетским источникам под именем "народов моря". И фараонам Мернепта и Рамзесу III едва удалось сдержать их натиск. Дальнейшая история взаимодействия "морских" и "сухопутных" народов в Средиземноморье и Причерноморье общеизвестна. В роли первых выступают финикийцы и их западносредиземноморская ветвь — пуннийцы-карфагеняне, с одной стороны, и древние греки в своей основной массе (кроме спартанцев, аркадцев и некоторых других) — с другой. Сухопутными же выступают создатели как оседлоземледельческо-городских, так и кочевнических держав — ма-126____________________________Теоретические основы понимания всемирной истории кедонцы и римляне (вынужденные на определенном этапе также осваивать мореходство) в одном случае, и скифы в другом/ Подобную картину на стадии доиндустриальных обществ неоднократно наблюдаем и в других регионах земного шара. Так, к примеру, в раннесредне-вековой Юго-Восточной Азии сухопутным державам Индокитая противостояла могущественная морская малайско-индонезийская империя Шриваджей. В этом контексте следует отметить также экспансию викингов и деятельного немецкого торгового союза Ганзы на севере Европы, с одной стороны, и торго-во-военные предприятия Венеции и Генуи в Восточном Средиземноморье и Северном Причерноморье — с другой. Аналогичным образом в глубинах континентов зарождаются мобильные и воинственные "кочевые империи": в Африке — гарамантов Сахары, в Евразии — объединения гуннов, Тюркский каганат, наконец — монгольская империя Чингисхана и его потомков, позднее — Тимура и пр., оказывающие мощное давление на государства приморских регионов. Однако говорить^ глобальном противостоянии и взаимодействии морских торговых (затем — торгово-промышленных) и сухопутных (континентальных) сил можно (как это и делается авторами геополитической направленности) лишь со времени начала Великих географических открытий. Первыми здесь были португальцы (колониальная империя Испании имела иную природу), которых к рубежу XVI—XVII вв. вытесняют голландцы, на смену которым через столетие повсеместно приходят англичане. На международном уровне английская талассократия фактически была признана по результатам Войны за испанское наследство (1701—1714 гг.) и с тех пор удерживалась ровно два столетия — до Первой мировой войны, в ходе которой в качестве второй великой морской державы выдвинулись США, а на гегемонию в бассейне Тихого океана стала претендовать Япония. Результатом Второй мировой войны стало неоспоримое господство в мировом океане флотов США, дополняющееся мощью их авиации и ракетного вооружения. В контексте геополитического мировидения конфронтация Советского блока с НАТО и другими, прямо или косвенно возглавляемыми США межгосударственными военно-политическими структурами вне Атлантики (СЕНТО, СЕАТО), была первой в истории чистой и глобальной формой противостояния "теллурокра-тии" (Суши) и "талассократии" (Моря). СССР в качестве "срединной земли" воплощал "идеократический" (связанный с господством определенной идеологии иерархический, административно-командный) тип социально-политического устройства, США же и их западноевропейские союзники — либерально-демократический (ценностно ориентированный на индивидуализм и потребительство — "общество массового потребления", парламентаризм, рыночную экономику) идеал. Капитуляция СССР (в последние годы горбачевской "перестройки") перед Западом, при самороспуске Организации Варшавского Договора и последующим развалом Советского Союза, продемонстрировала торжество "талассократии", шире — принципов Атлантическо-Североамериканско-Западноевропей-ской цивилизации над "идеократической" "теллурократией". И на волне эйфории, вызванной столь убедительной, почти бескровной и молниеносной, во многом неожиданной победой, многим на Западе показалось, что история подошла к своему "счастливому концу": "империя зла" (как Р. Рейган окрестило I СЛАВЯНО-ПРАВОСЛАВНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЯПОНСКАЯ ТИХООКЕАНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЕНЦИАЛЬ ИКАНС ИЛИЗА
Теоретические основы понимания всемирной истории СССР) повержена, а "свободный мир" торжествует и альтернативы ему нет (прямо как у инока Филофея в концепции Москвы — Третьего Рима: "а Четвертому — не быть!"). Выразителем этого настроения выступил Ф. Фокуяма. Альтернативой такого рода благодушного "оптимизма" стала концепция столкновения цивилизаций С. Хантингтона, на которой сейчас следует остановиться более обстоятельно, поскольку из современных доктрин глобалистики она является едва ли не единственной, старающейся синтезировать геополитический и цивилизационный подходы. Американскому исследователю ясно, что геополитическая победа Запада над Советским блоком, распад СССР и дискредитация коммунистической идеологии, столь впечатляющие в наши дни, на самом деле затрагивают лишь поверхностный срез действительности. Достигнутая Западом победа не есть победа цивилизационная. Напротив, мировое торжество западных ценностей лишь временное, по сути — кажущееся, ибо у незападных народов все более отчетливо начинают проступать собственные цивилизационные, укорененные в вековые религиознее-культурные традиции основы жизни, несовместимые с западными ценностями. С. Хантингтон утверждает, что наряду с Западной цивилизацией (в составе Северной Америки и Западной Европы с такими "фрагментами Запада", как Австралия, Новая Зеландия и частично ЮАР) на мировой арене начинают действовать и другие: 1) Славяно-Православная; 2) Конфуцианская (Китайская); 3) Японская; 4) Исламская; 5) Индуистская; 6) Латиноамериканская и, возможно, 7) Африканская (имеется ввиду Черная Африка). Потенциальный вес и вероятный стратегический курс этих цивилизаций неоднозначны (в качестве наиболее вероятных противников Запада С. Хантингтон называет Китай и радикальные мусульманские государства). Однако, по мнению ученого, тенденции их развития будут ориентированы, вероятнее всего, в направлении, отличном от ориентации на западные ценности. Поэтому представителям Североатлантического мира уже сейчас следует исходить из реалистической формулы "Запад и Все Остальные" и не питать иллюзий относительно сущностной вестернизации последних. Исходя из такого рода соображений, предлагается и новая (неоатлантическая) геополитическая стратегия для Запада. Основными ее моментами являются: 1) обеспечение единства и теснейшего сотрудничества между частями Западной цивилизации, прежде всего Северной Америкой и Западной Европой; 2) интеграция в Западную цивилизацию латиноамериканских и центрально-восточноевропейских государств, чьи культуры близки к Западной; 3) развитие и укрепление связи с Японией и Россией; 4) блокирование усиления Китая и антизападных мусульманских государств самыми различными способами, в частности, используя конфликты во взаимоотношениях между последними, поддерживая внутри них прозападные силы, сохраняя военное присутствие на Дальнем и Ближнем Востоке, усиливая международные организации, выражающие западные интересы и пр. Для XXI века основным потенциальным противником США С. Хантингтон считает Китай, тогда как Россия рассматривается им, скорее, в качестве региональной североевразийской державы. Таким образом, мы видим, что классический геополитический подход принципиально отличается от 129 фической детерминированности (прежде всего, через противопоставление сухопутных и морских держав) политического взаимодействия стран и их блоков, в то время как цивилизационньш подход исходит из социокультурной определяющей степени близости и со-родственности групп народов и государств. Попытку синтеза обоих подходов мы находим у С. Хантингтона, однако с методологической точки зрения ее нельзя считать вполне удачной, поскольку выделение современных цивилизационных систем им методологически не обосновано и является сугубо интуитивным. С цивилизационной точки зрения рядом должны быть поставлены Китай и Япония (при всем различии их судеб и уровня технологического развития в XX в.), так же как и Запад с Латинской Америкой и Восточнохристианско-Евразийским пространством (с той же ремаркой); по критерию уровня экономико-технологического развития — Запад с Японией; по собственно геополитическому — Запад вместе с Латинской Америкой и Японией и пр. Однако при всем этом построение С. Хантингтона выгодно отличается от чистых геополитических схем (X. Макиндера, А. Мэхэма, Н. Спикмена, из современных мыслителей — 3. Бжизинского с его метафорой "великой шахматной доски" по отношению к Центральной Азии, где в обозримом будущем будет решаться вопрос о власти над миром и пр.) стремлением учитывать циви-лизационную специфику различных регионов планеты, которая определяет в современном мире чрезвычайно многое, вплоть до возможностей, как это убедительно показал Ю.Н. Пахомов, экономического прорыва тех или иных государств (подобно Японии или Южной Корее). Не лишне напомнить и то обстоятельство, что трагические события, начавшиеся со всей очевидностью разворачиваться с 11 сентября 2001 г., подтверждают хантингтоновскую идею "столкновения цивилизаций". Однако в то же время поведение правительства США с начала бомбардировок Афганистана 7 октября названного года в полной мере отвечает предписаниям геополитической доктрины 3. Бжезинского относительно главной задачи Америки — утверждения ее контроля над Центральной Азией. Таким образом, нельзя сказать, что цивилизационньш и геополитический подходы взаимоисключают друг друга. Речь идет, скорее, о необходимости их соотнесения по принципу дополнительности. Но едва ли — в фило-софско-исторической плоскости рассмотрения — эти'подходы можно считать рядоположенными. Цивилизационньш подход раскрывает социокультурные основания реальных надэтнических образований с их специфическими формами организации хозяйства, общественной жизни, особенностями мировоззрения (наиболее емко выражающимися в религиозной жизни) и пр., тогда как геополитический позволяет лишь более четко представить систему взаимоотношений (преимущественно в военно-политической сфере) между отдельными государствами или даже цивилизациями с сугубо внешней, географической стороны. Поэтому в философско-историческом плане рассмотрения пути человечества более продуктивным, эвристичным представляется цивилизационный подход.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Геополитический и цивилизационный взгляды на историю» з дисципліни «Історія світової цивілізації»
