Россия особенно болезненно переживает эрозию и Вестфальской модели мира, и Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений. Для этого существует целый ряд причин, которые связаны как с последним периодом развития России, так и с ее историей. Прежде всего заметим, что Вестфальская система мира предполагает сильную государственную власть с довольно строгими правилами соподчинения (иерархиями) внутри государства (отсюда и иное название данной модели мира государственно-центристская). Однако на международной арене таких иерархий не существует, а действует принцип баланса сил. Следовательно, каждое государство стремится к могуществу, прежде всего в военной области. Если говорить об истории, то для России в целом на протяжении ряда веков было характерно стремление к иерархическому типу управления, в отличие от «сетевого управления» или демократического управления, предполагающего сложные механизмы согласования интересов27. Для России, как замечает политолог Л. Шевцова, были характерны «нерасчлененность власти – восприятие государства и общества как некоей единой субстанции, наконец, понимание самой власти как чего-то неделимого и неструктурированного. Нерасчлененность упрощала саму конструкцию власти, которая в рамках унаследованных нами представлений рассматривалась как своеобразная иерархия «вертикаль» с акцентом на подчиненности и субординации»28. В российской политической практике и дореволюционного, и советского периодов это находило выражение в стремлении к централизации государства, в негативном отношении к компромиссам и разного рода согласованиям (в этом плане показательны статьи В. И. Ленина «О компромиссах», где он под компромиссами понимает временную уступку, с тем чтобы получить реванш), вере в справедливость решений начальства и т. п. Стремление к централизованному, бюрократическому управлению, пожалуй, достигло своего пика в Советском Союзе. На это обращает внимание Ф. Фукуяма в одной из своих последних статей, говоря о том, что именно индустриальная эпоха эпоха паровоза, железных дорог, заводов сделала возможным веберовское централизованное государство, наиболее ярким примером которого является Советский Союз29. Возможно, именно поэтому Россия, а затем и Советский Союз хорошо вписались в систему тех отношений, которые сложились в Европе после подписания Вестфальского мира и которые предполагали сильное государство, стремящееся к тому, чтобы занять ключевые позиции на международной арене. Отход от этой системы для современной России оказывается весьма трудным. Положение осложняется еще и тем, что в течение последнего десятилетия Россия переживает кризис, вызванный трудностями переходного периода. Очевидно, что в любом государстве внутриполитическое, социальное, экономическое реформирование идет непросто. В России после более чем 10-летнего периода реформ множество проблем во всех областях общественной жизни не только не были решены, но и усугубились. Более того, по оценкам ряда исследователей, переход к демократии в России был прерван, и в стране сложился гибридный, амальгамный режим олигархического типа, который включает в себя разнообразные, порой взаимоисключающие тенденции и принципы, поэтому имеет довольно неопределенное будущее30. За период реформ в России появились и новые проблемы, которых ранее не было, в частности открытые этнические конфликты, безработица, инфляция и т. п. Финансовый кризис 1998 г. ухудшил экономическую ситуацию в стране. Все эти негативные процессы развивались на фоне ослабления вертикали государственной власти, что обусловлено как объективными причинами (переход к рыночной экономике, децентрализация власти, демократизация), так и субъективными (ошибки при проведении реформ, частые кадровые перемены, отсутствие четких «правил игры» и т. п.). В результате особенно остро встала проблема управления. При этом крайне важно, что уменьшение роли государства в жизни России не сопровождалось реальным переходом властных полномочий к негосударственным акторам, как это в значительной степени происходило в странах Западной Европы и Северной Америки. Фактически многие структуры гражданского общества в России так и остались в зачаточном состоянии. В результате в обществе стала формироваться выраженная потребность в «наведении порядка», укреплении государственности, усилении позиций на международной арене. По этой причине крайне позитивно воспринимаются решительные действия, в которых демонстрируется сила государства, его мощь. В общественном настроении, согласно опросам, к концу 1990-х гг. все более доминировала ориентация на власть, порядок, силу31. В сфере внешней политики крайне болезненная реакция России и на уровне политической элиты, и на уровне общественного сознания была связана с крушением биполярного мира и потерей статуса великой державы (своего рода версальский синдром). Показательно, что, по данным опроса РОМИР, в январе 2000 г. среди ответов на вопрос: «Чего Вы ожидаете от президента, за которого будете голосовать?» - на третьем месте по степени значимости оказался ответ: «Возвращения стране статуса великой державы»32. Заметим, что данный ответ был дан на фоне множества других российских проблем военных действий в Чечне, растущего числа людей, оказавшихся за чертой бедности, и др. Следует подчеркнуть, что после окончания «холодной войны» и потери статуса великой державы Россия так и не смогла выработать четкий внешнеполитический курс, соответствующий изменившимся внутренним и международным реалиям. Сначала наблюдались попытки интеграции с Западом, что вызвало резкую критику оппозиции. Затем в значительной степени произошла переориентация на страны Востока. Появилась концепция многополюсного мира, выдвинутая в качестве ответа (и в этом смысле, кстати, запоздавшего) на тезис, сформулированный Дж. Бушем-старшим во время войны в Персидском заливе: с распадом СССР и исчезновением одного из полюсов биполярного мира образовался однополярный мир во главе с США. Впрочем, модели многополярного мира (будь то во главе с США, с «семеркой»/«восьмеркой» или какие-либо иные), так же как и модели многополюсного мира по типу «европейского концерта прошлого столетия», с центрами в Европе, Азии, Америке и других регионах, т. е. модели, где полюсами выступают государства, уже не в полной мере отражают современные реалии и в этом смысле отличаются от «многоцентричного мира» Дж. Розенау, предполагающего участие неправительственных структур в качестве «центров». Однако, говоря о России в современном мире, важно подчеркнуть другое. Дело в том, что исчезновение биполярности, произошедшее как бы естественным путем, не повлекло за собой переговоров о новом устройстве мира. Более того, с исчезновением биполярности, как уже говорилось, не исчезла полностью Ялтинско-Потсдамская система. Многие ее элементы, прежде всего те, которые закреплены международными договорами, продолжали и продолжают действовать. С одной стороны, это было и остается неким стабилизирующим элементом современных международных отношений. В то же время страны Запада в одностороннем порядке де-факто стали отходить от Ялтинско-Потсдамской системы, ориентируясь во многом на иную структуру мира. В частности, произошло расширение НАТО на Восток, вызвавшее крайне негативную реакцию России. Можно предположить и другие аналогичные действия западных стран, в частности расширение ЕС, что непосредственно повлияет на экономические и политические интересы России. Иными словами, послевоенную систему межгосударственных отношений стали изменять во многом без участия России. В России же в последнее время в силу целого ряда причин внутриполитического, социального, экономического характера, а также особенностей исторического развития все более востребованной оказывается идея усиления роли государства, причем в варианте, отражающем реалии Вестфальской модели мира и Ялтинско-Потсдамской системы. Аналогичная ориентация характерна и для ряда других стран (прежде всего в Азии и на Ближнем Востоке). Россия, сопротивляясь эрозии как Вестфальской системы мира, так и Ялтинско-Потсдамской модели международных отношений, в своей внешнеполитической деятельности именно эти страны рассматривает как союзников. В результате мы наблюдаем целый ряд противоречий, которые характеризуют переходную эпоху и наиболее отчетливо проявляются в условиях конфликта. С одной стороны, прозрачность границ и ею взаимозависимость побуждают государства, прежде всего Запада, все активнее реагировать на события, происходящие в других странах. При этом следует иметь в виду, что поскольку процесс эрозии Вестфальской системы проходит крайне противоречиво, а государства остаются главными участниками международных отношений, нередко наблюдается картина, когда под предлогом гуманитарной помощи то или иное государство Запада начинает реализовывать свои интересы33. С другой стороны, вмешательство во внутренние дела, ограничение суверенитета извне, да еще силовыми методами (в этом отношении примечательны действия НАТО во время кризиса в Косово), заставляют другие государства, в том числе и те, в отношении которых не было применено насилие, любыми способами охранять свой суверенитет.
В целом же сегодня мы являемся свидетелями противоречий норм и принципов Вестфальской модели мира и Ялтинско-Потсдамской системы (в частности, принципа невмешательства во внутренние дела), которые стали все больше утверждаться в конце ХХ столетия (речь, в частности, идет о вмешательстве с целью принуждения нарушителя прав человека к их соблюдению). Сегодня приходится констатировать, что Запад, с одной стороны, и Россия, а также многие другие государства (в том числе Китай и Индия) с другой, живут в разных измерениях: Запад из-за большей интеграции, транспарентности границ во многих отношениях в поствестфальском, постъялтинско-потсдамском мире, а Россия, как и целый ряд других государств, преимущественно в ином, где нормы и ценности обеих систем сохраняются. Разумеется, и в России, и на Западе существует весь спектр взглядов. Речь в данном случае идет лишь о сравнительном преобладании того или иного «измерения» в политической ориентации. Как может быть преодолено это противоречие? И как вообще может идти глобальное переустройство мира? В принципе процесс рождения новой структуры мира, формирование его новой архитектуры может идти двумя путями. Один путь означает вовлечение в хаотичные, плохо управляемые процессы, периодическое «перетягивание каната» между различными государствами, а также другими участниками международных отношений, применение силы и т. п. Этот путь ведет к реализации прогнозов тех исследователей, которые полагают, что в лучшем случае ХХI в. будет похож на пестрое и беспокойное Средневековье, а в худшем нам грозит вселенская катастрофа34. Второй путь - путь кризисного управления и «выстраивания» новых структур, формирования нового мироустройства с учетом новых реалий и интересов различных участников государств, межгосударственных организаций, неправительственных объединений, крупнейших финансовых и бизнес-структур. При этом государства, в частности Россия, будучи основными субъектами международных отношений, могут оказывать наиболее значительное воздействие на ход событий и не допустить «неуправляемого распада» ни Вестфальской, ни Ялтинско-Потсдамской систем. Надо сказать, что формирование новой архитектуры мира это своего рода сверхзадача, которая пока, к сожалению, не осознается в полной мере ни политиками, ни исследователями. И тем не менее в современном мире уже сделаны некоторые шаги по пути кризисного управления. Так, к урегулированию конфликтов все чаще подключаются упомянутые выше участники, проявляя заинтересованность в мирном решении проблемы. Появилось даже определенное направление в дипломатии «многонаправленная дипломатия»35. Наиболее сложным вопросом здесь является согласование деятельности различных участников, с тем чтобы она вела к эффективному решению проблемы, а не к разрастанию конфликта. Разумеется, не следует возводить в абсолют роль и возможности кризисного управления, впрочем, как и государственного воздействия в целом на формирование будущего мира. Активно в этом управлении, видимо, будут участвовать неправительственные субъекты, в том числе представляющие бизнес, которые располагают значительными финансовыми средствами для поддержки данного направления. Правда, здесь есть опасность, на которую в последнее время все больше обращают внимание. Речь идет о возможности наркобизнеса и других нелегальных видов бизнеса использовать официальные, в том числе и дипломатические, каналы для создания иного мироустройства, с законами и правилами поведения «диких джунглей»36. Попытка выбрать третий путь «отстранения» от внешнего мира, сосредоточения на внутренних проблемах, с тем чтобы затем, уже нарастив свой экономический и политический потенциал, вновь вступить в международные отношения, бессмысленна по ряду причин. Во-первых, это практически невозможно сделать ввиду сильной экономической, технологической и т. п. взаимозависимости мира. Во-вторых, темпы развития в настоящее время настолько велики, что любая изоляция или самоизоляция неизбежно приведет к тому, что государство, избравшее этот путь, окажется в стороне от исторического процесса. Опираясь на свой интеллектуальный потенциал, Россия могла бы стать инициатором процесса кризисного управления и формирования новой структуры мира, предложив разработку комплексной программы развития мира, в которой предусматривалась бы возможность целого комплекса переговоров и обсуждений по будущему устройству мира с приглашением широкого круга участников, в том числе и негосударственных.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Россия в современной структуре мира» з дисципліни «Мегатренди світового розвитку»
