Идея развития в естествознании и философии. Дарвин и Гегель
Сопоставляя Дарвина и Гегеля, Дицген писал: «Первый исследовал вопрос о происхождении видов, второй старался объяснить процесс мышления у человека. Результатом того и другого явилось учение о развитии... оба они работали не впротивоположном друг другу направлении, а делали одно общее дело» [Д, с. 123]. «Общая заслуга Дарвина и Гегеля состоит в том именно, что они с успехом содействовали известному сближению естественного и духовного» [Д, с. 121]. «Они подняли монистическое 531
мировоззрение на такую высоту и подкрепили его такими положительными открытиями, которые до этого оставались неизвестными» [Д, с. 123]. Роль Гегеля состояла в том, что он — гениальный предшественник дарвиновского учения о развитии. Так же правильно было бы сказать: Дарвин явился гениальным завершителем гегелевской теории познания, причем, согласно Дипгену, теория познания Гегеля, это — не только учение о человеческом уме, но viучение о развитии, объемлющее вопросы о происхождении и развитии всех вещей вообще, космическая теория развития (см. [Д, с. 122]). Анализируя учение Дарвина о происхождении видов, Дицген отмечает следующее: Дарвин доказывает естественнонаучным путем, «что мир развивается в самом себе и что это развитие не приходит к нам с неба, не трансцендентно, как выражаются философы. Дарвин — философ, хотя он на это и не претендует. Двойственность, заключающаяся в том, что в монистическом мировоззрении соединяются в одно и то же время точная специализация и обобщение, присуща ему и его произведениям. Гегель дает нам теорию развития; он учит, что мир не был сделан, не был сотворен, что он есть не неизменное бытие, а самосоздающее становление. Как у Дарвина все классы животных переходят друг в друга, так и у Гегеля все категории мира — ничто и нечто, бытие и становление, количество и качество, время и вечность, сознательное и бессознательное, прогресс и застой — неизбежно переходят друг в друга. Он учит, что везде существуют различия, но нигде нет чрезмерных, „метафизических", или несоизмеримых, различий. Вещей, „существенно" разнящихся друг от друга, по Гегелю, не существует. Различение между существенным и несущественным нужно понимать лишь с относительной точки зрения. Существует лишь одна абсолютная сущность — космос, и все, находящееся в нем, около него и вокруг него, это лишь текучие, преходящие, изменчивые формы, акциденции, или свойства всеобщей сущности, которая на языке Гегеля носит название абсолюта» [Д, с. 125]. Конечно, гегелевская диалектика идеалистична, она признает сущностью мира Дух, Идею. Однако Дицген, разбирая содержание гегелевского учения, видит, как в нем просвечивает материализм, а потому называет Гегеля «материалистом в маске». Сущность новой научной эпохи, открывшейся именем Бэкона, состояла в борьбе против традиции схоластического и формальнологического способа мышления. Гегель блестяще завершил эту борьбу, придав учению о развитии, диалектике, вид стройного, законченного миросозерцания и смело отбросив всякое предположение о существовании чего-то метафизического, сверхъестественного. Главное завоевание Гегеля для развития философии состоит в указании на возможность достигнуть монистического миропонимания. Равным образом может быть оценена работа Дарвина в естествознании. 532
Наука идет от мрака к свету, и это проявляется в высвобождении естественнонаучного и философского познания из религиозных пут и метафизики. В этом отношении и труд Дарвина, и труд Гегеля имели выдающееся значение, — каждый в своей области знания. «Учение Дарвина о развитии ограничивается животными видами; оно уничтожает пропасти, вырытые религиозным миросозерцанием между родами и видами тварей. Дарвин освобождает науку от этой религиозной точки зрения на родовые отличия и устраняет из науки в этом специальном вопросе божественный творческий акт. Как раз здесь он ставит на место трансцендентного, исключительного, творческого акта обыкновенное саморазвитие. .. Гегелю принадлежит заслуга установления саморазвития природы наширочайшей основе и освобождения науки в самой общей форме от классифицирующей точки зрения. Дарвин критикует традиционный классифицирующий метод с точки зрения зоологии, Гегель же с общей точки зрения» [Д, с. 124]. Касаясь специально дарвиновской теории эволюции, Дицген отмечает ее особенность, состоящую в том, что, как и всякая теория развития, она прослеживает преемственную связь низших и высших ступеней данного эволюционного процесса: «Дарвин учит, что человек произошел от животного. И он также различает животное и человека, но только как два порождения одной и той же материи, два вида того же рода, два результата той же самой системы» [Д, с. 272]. Как диалектически дополняют друг друга такие противоположности (как частное и общее, специализированное и обобщающее), так дополняют друг друга Дарвин и Гегель. Учение Гегеля, так же как и учение Дарвина, не исключало, но предполагало дальнейшее развитие научной мысли и дало громадный толчок всей науке и всей истории человечества. Теперь же стоит задача такого движения вперед, чтобы дело специалиста Дарвина было бы дополнено великой обобщающей работой Гегеля (см. [Д, с. 126]). Говоря, что «Гегель изложил учение о развитии гораздо шире, чем Дарвин», Дицген этим подчеркивает необходимость «дополнить одного другим» [Д, с. 130]. Если Дарвин учит, что биологические виды не изолированы друг от друга, а возникли друг из друга и переходят друг в друга, «то Гегель учит, что все виды, весь мир представляет собой живое существо, нигде не имеющее неподвижных границ; познаваемое и непознаваемое, физическое и метафизическое постоянно переходят одно в другое; абсолютно непостижимое есть нечто такое, что относится не к монистическому, но к религиозному, дуалистическому миросозерцанию» [Д, с.130]. Прояснению истинного смысла гегелевского учения способствовали, как указывает Дицген, не только сами философы, но н все научное, политическое и экономическое развитие мира. «Если мы вникнем особенно в открытия Дарвина и в новейшую теорию „превращения сил", то нам, наконец, станет ясным то, что уже 533
в течение целых трех тысячелетий культурной жизни занимало самые выдающиеся головы, а именно: что мир не составлен из вечных классов, а есть текучее единство, телесный абсолют, вечно развивающийся и классифицируемый человеческим умом в целях отображения его в понятиях» [Д, с. 126]. Так Дицген характеризует главную методологическую черту современного ему периода в развитии естествознания, раскрывая присущую ему диалектику. Еще в одном важном отношении раскрывается идея развития в связи с сопоставлением двух представителей диалектики — Гегеля (философа) и Дарвина (естествоиспытателя). Речь идет о предмете их исследований. «Предмет Дарвина столь же бесконечен и столь же неисчерпаем, как и предмет Гегеля» [Д, с. 123]. Дицген указывает, что для сознания, которое осознало свою сущность, «каждая частичка, будь то частица дерева, камня или пылинки, есть нечто непознаваемое до конца, т. е. каждая частичка есть неисчерпаемый материал для человеческой познавательной способности...» [Д, с. 103]. С этих позиций—с позиций диалектики конечного (исчерпаемого) и бесконечного (неисчерпаемого) — Дицген подходит к понятию атома. Он отвергает взгляд метафизических материалистов (называя их «завзятыми»), которые видели в атомах конечную причину всех вещей и явлений мира: «Завзятые материалисты ищут в скрытых атомах причину всего существующего...» [Д, с. 272]. В противоположность подобным, господствовавшим в науке его времени метафизическим взглядам на атомы как на последние кирпичи мироздания, которыми якобы исчерпывается вся материя, Дицген пророчески утверждал, что любой атом неисчерпаем, непознаваем до конца, что природа бесконечна как в большом, так и в малом. Дицген подчеркивал, что «предмет всякой науки бесконечен. Желает ли кто-нибудь измерять бесконечность или мельчайший из атомов — все равно он всегда имеет дело с чем-то, что до конца неизмеримо. Природа как в целом, так и в отдельных своих частях не может быть исследована до конца, она неисчерпаема, непознаваема до конца, она, следовательно, без конца и без начала. Познание этой естественной бесконечности есть результат науки...» [Д, с. 123]. Дальше Дицген снова со всей резкостью подчеркивал ту же мысль: «Ни одна вещь, ни один атом не познаваем до конца. Каждая вещь неисчерпаема в своих тайнах...» [Д, с. 129]. Так Дицген выдвигал и обосновывал диалектический взгляд на атомное строение материи, который подтвердился лишь значительно позднее, уже после смерти самого Дицгена. Раскрывая диалектику современного ему естествознания, Дицген писал, что науке удается превратить механическую силу в теплоту, электричество, свет, химическую силу и т. п., ей может, пожалуй, удастся превратить и другие явления и процессы, «изобразить 534
их как различные формы одной и той же сущности; но все же она в состоянии изменить только форму, сущность же остается вечной, неизменной, неразрушимой. Интеллект может выследить пути физических изменений, но это все же лишь материальные пути, по которым гордый дух может лишь следовать, но которых он не в силах предписать» [Д, с. 319, 320]. Многие сильные и слабые стороны его мировоззрения были отмечены В. И. Лениным. Отождествление мышления и телесной деятельности, которое стало модным после появления книг Л. Бюхнера, — одна из наиболее слабых сторон его работ. Именно поэтому Дицген видит в рассудке и разуме лишь частицу мира, в мозговом веществе — субъект познания, проводит мысль о всеобщей одушевленности и разумности природы. Дицген не смог изжить из своего мировоззрения тенденцию к наивным построениям о Космосе в целом. Исходя в своем материалистическом монизме из идеи целостности Вселенной, он не осознавал того, что эти положения не могут быть доказаны индуктивно. Его ориентация на позитивные науки, вполне соответствующая оптимистической вере в науку во 2-й половине XIX в., нередко приводила его к характеристике научной философии как новой, истинной религии, а социал-демократии как «единой, дарующей блаженство церкви». По его словам, марксистская теория представляет собой «систему, достаточно обширную для всех настоящих и будущих явлений» (цит. по: [ПСС, т. 18, с. 383]). Иными словами, она истолковывается не как метод познания, а как некое системо-созидающее учение. Трактовка Дицгеном состава и функций марксистской философии чрезмерно упрощенна: из нее выпали целый ряд составных частей, гносеология интерпретируется лишь как учение об индуктивных методах и эмпирических истинах. Подобное ограничение всей методологии марксизма значительно сужало теоретическое богатство марксистской теории познания.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Идея развития в естествознании и философии. Дарвин и Гегель» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»