Существуют, две биографии Генриха Шлимана. Согласно первой из них, любящий отец (протестантский пастор) подарил семилетнему сыну толстую книгу «Всеобщая история», содержавшую пересказ «Илиады», и тем самым навсегда заронил в маленького Генриха мечту отыскать описанную Гомером Трою. Дальнейшее общеизвестно: разбогатев на деловых операциях, Шлиман решил осуществить свою детскую мечту, сменил сюртук бизнесмена на блузу археолога, отыскал, согласно указаниям Гомера, в которые он свято верил, старинный холм, в толще которого скрывались остатки древней Трои, и — раз-два! — обнаружил там ее развалины. Затем он примерно тем же способом (раз-два!) нашел в развалинах Микен гробницу древнего царя Агамемнона, руководившего, согласно Гомеру, походом греков на Трою, и тут уж его слава стала поистине всемирной, но в это время он как-то неожиданно умер — упал прямо на улице и в одночасье скончался. Лет его жизни, как говорилось в старину, было 68 — с 1822-го по 1890-й. Существует вторая биография Шлимана, не столь — лубочная, как первая. Шлиман, несомненно, заслужил звание «отца археологии», как некогда Геродот — «отца истории», но это не отменяет того факта, что его методы раскопок были ужасны и разрушительны, а датировка — приблизительна и, как правило, ошибочна. Он был неутомим и самоотвержен в археологическом труде, но окружал свои находки шумной и отталкивающей рекламой, достойной скорее бизнесмена, каким он и был, нежели ученого, каким он не был. Он был одарен потрясающей интуицией, но начисто лишен вкуса (чего стоила напыщенная телеграмма, отправленная им в греческие газеты с раскопок в Микенах: «Сегодня я взглянул в лицо Агамемнона»!). Его жизнь была полна удивительных коммерческих подвигов (дерзкие, на грани закона, деловые операции в России, спекулятивная скупка золота у старателей Калифорнии, монополизация порохового рынка во время Крымской войны и другие хищные налеты на легкую добычу), но он еще вдобавок и сам приукрашивал и расцвечивал ее собственным вымыслом (своему отцу, запойному пьянице и мелкому семейному тирану, он писал уже в зрелом возрасте: «Я рассказал журналистам, что это ты впервые познакомил меня с историей Трои и с тех пор я начал мечтать о том, как я ее отыщу…» — словно наставляя престарелого родителя в своей придуманной «на продажу» биографии). Он оставил по себе 11 толстых книг о своих открытиях, 18 путевых дневников, 60 тысяч писем и 175 томов раскопочных тетрадей, но исследователи до сих пор не могут понять, где факт, а где вымысел в этой огромной массе материала. Например, в своей книге «Троя» он рассказал почти детективную историю о том, как во время раскопок Трои его жена, гречанка Софья, приметила в глубине траншеи полускрытое землей золотое ожерелье и как ей пришлось прикрыть его своей длинной юбкой, пока Шлиман не уговорил рабочих разойтись на обед, чтобы скрыть от их завистливых глаз поразительную находку, составлявшую, как оказалось, лишь ничтожную часть богатейшего клада, который впоследствии получил название «сокровища царя Приама». Однако куда более поразительным, чем эта находка, многие тогдашние недруги и нынешние биографы считают тот факт, что в действительности (это доказано вполне надежными документами) Софьи Шлиман в это время не было не только на раскопках, но и вообще в Турции! Был даже пущен слух, что «сокровища Приама» Шлиман купил на стамбульском рынке и сам подбросил в траншею. Доказать или опровергнуть это не удалось: после того как Шлиман тайком от турецкого правительства вывез сокровища в Грецию, основная их часть бесследно исчезла. Сохранились лишь немногие фотографии и среди них самая знаменитая — Софья Шлиман «в диадеме и ожерелье Елены Прекрасной»{9}. Знакомясь с этим списком претензий, начинаешь удивляться — что же все-таки сделал этот человек, которого обвиняют в том, что он чуть ли ничего не сделал? Шлиман сделал великое дело. До него вся так называемая «археология» состояла в том, что сотни любителей искали в старинных развалинах зарытые там сокровища или случайно сохранившиеся старинные, рукописи и предметы искусства; в лучшем случае они составляли описания развалин и собирали то, что лежало на поверхности. Шлиман был первым, кто стал вести планомерные и целенаправленные раскопки, и притом с серьезной научной целью — найти следы древней цивилизации, обнаружить не столько ее клады, сколько ее историю и культуру, проверить рассказы древних об их далеком прошлом. Эти первые широкие поиски материальных свидетельств прошлого и породили всю современную научную археологию как исследовательское орудие историков. Спору нет, они породили также и то, что можно назвать «сенсационной археологией» — ту ее глянцево-приукрашенную, облегченно-газетную версию, что то и дело возбуждает читателей во всем мире открытием какой-нибудь очередной гробницы Тутанхамона. Но в науке главным достижением Шлимана является все-таки не находка «сокровища Приама» или «маски Агамемнона», а обнаружение «Приамовой Трои» и «Агамемновых Микен» — впечатляющее «воскрешение из мертвых» необыкновенно сложного и многоцветного мира, погребенного в глубинах прошлого. Напомню: к началу работ Шлимана наука о человеческой истории находилась в самом зачаточном состоянии; даже термины «палеолит» и «неолит» были придуманы лишь за несколько лет до того, а первая книга о древней истории (Вильсон: «Предысторические анналы») появилась только в 1851 году; но уже тридцать лет спустя Р. Даукинс имел все основания говорить: «Археологи подняли изучение древностей до уровня настоящей науки». И кто же ее поднял на этот уровень за столь короткий срок? Вот именно — Генрих Шлиман в первую очередь. Пусть поначалу дилетантски-грубо, с неизбежными издержками, с ошибками и преувеличениями, но именно он (и поначалу в одиночку) проделал всю или почти всю работу по превращению археологии в науку, — и первый шаг к этому он сделал в 1868 году в Турции, на холме Гиссарлык. Я уже рассказывал, что множество холмов на Троянской равнине оспаривало честь быть хранилищем остатков Древней Трои, подобно тому, как множество городов Древней Греции оспаривали в свое время честь считаться родиной Гомера. Главными фаворитами были Гиссарлык, находившийся на самом краю плато, обрывавшегося к равнине Мендереса-Скамандра, и лежавший несколько дальше в глубине плато Бурунбаши. Шлиман мог бы ошибиться в своем выборе места раскопок (как он впоследствии ошибся при поисках Пилоса), но, на его счастье, сопровождать уважаемого гостя в экскурсии по Трое вызвался большой знаток тамошних мест и по совместительству американский консул в этой провинции Оттоманской империи Франк Кальверт. Этот незаурядный, судя по воспоминаниям, человек тоже интересовался древностями и даже предпринял некогда пробные раскопки на Гиссарлыке. Заложенная им траншея была неглубока и коротка, но и этого хватило, чтобы убедиться, что холм содержит несколько «культурных слоев» (следов существовавших здесь когда-то одно за другим и одно над другим поселений). Под влиянием Кальверта Шлиман решил искать Трою именно на Гиссарлыке{10}. Свои раскопки он начал в 1871 году. К концу третьего года работ Шлиман вскрыл пять последовательных культурных слоев, один под другим, и убедился, что каждый из них представлял собой останки сменявших здесь друг друга древних городов. К сожалению, будучи дилетантом в предпринятом им новом деле, Шлиман приказывал рабочим вести траншею напрямик, сквозь все препятствия, и в результате разрушил попутно многие более поздние останки. Позднее он оправдывался: «Поскольку моей целью было раскопать Трою, которую я ожидал найти в одном из самых нижних слоев, я был вынужден разрушить руины в слоях более высоких». (Как теперь известно, он попутно разрушил руины и той Трои, которую искал.) Тем не менее во втором снизу слое на глубине 15 метров (по нынешней нумерации, это Троя-2) он обнаружил более или менее «гомеровский» элемент: развалины большой крепостной башни. В марте 1873 года в этом же слое были найдены остатки мощеной улицы, покрытые толстым слоем разноцветного пепла (пепел — это пожар, а пожар — это война!), а также развалины двух больших ворот, заваленных обломками. И, наконец, несколько позже, под самый конец сезона, здесь же были раскопаны и знаменитые «сокровища Приама» — золотая «диадема Елены Прекрасной», как тотчас назвал ее Шлиман, собранная из 16 тысяч золотых звеньев, и множество других золотых украшений{11}. Все это убедило его, что он отыскал заветную цель. Да и как иначе: укрепления, сокровища, а главное — пепел! Пепел — это пожар, а пожар — это война, не так ли?! И какая же, если не Троянская? С момента сенсационной публикации всех этих гиссарлыкских открытий за Шлиманом прочно укрепилась слава «человека, который нашел Трою». В каком-то смысле это было справедливо, потому что он действительно нашел «точное местоположение» этого древнего города. Однако ту Трою, которую он искал — гомеровскую, «Приамову» Трою, — найти оказалось значительно труднее. Шлиман поторопился, объявив ею найденную им Трою-2. Это отождествление сразу вызвало у специалистов серьезные сомнения: Троя-2 была слишком мала по размерам (всего 100*80 метров), а грубость и примитивность ее строений никак не соответствовала пышным описаниям Гомера. Шлиман, правда, пытался убедить скептиков (а заодно, наверно, и самого себя), что «Гомер был эпический поэт, а не историк; к тому же он видел Трою через 300 лет после ее разрушения», но и сам не мог не согласиться: «Если Троя действительно была таким небольшим по размерам городком, то несколько сот человек могли взять ее за несколько дней, и тогда всю «Троянскую войну» пришлось бы признать полным вымыслом…» Эти сомнения заставили его вскоре вернуться на Гиссарлык. И еще не раз вернуться. В промежутке, однако, он совершил поистине «кавалерийскую атаку» на Микены, которые Гомер описал как столицу Агамемнона, возглавлявшего Троянский поход. Как и на Гиссарлыке, он руководствовался здесь буквалистским прочтением свидетельств древних авторов — в данном случае историка II века Павсания. В своем описании Микен Павсаний утверждал, что гомеровский Агамемнон был похоронен внутри стен древней крепости. Поскольку сохранившиеся к XIX веку стены Микен охватывали очень малое внутреннее пространство, недостаточное для размещения пышных царских гробниц, все исследователи считали, что Павсаний имел в виду какие-то другие, наружные, более протяженные стены, которые, видимо, разрушились еще в старину (останки таких стен были, действительно, найдены при последующих раскопках, уже после Шлимана). Но Шлиман, читавший своих древних наставников буквально, начал раскопки именно в пределах сохранившихся стен, с внутренней стороны Львиных ворот. Слой обломков, заваливших здесь бывшую крепостную площадь, был в несколько метров толщиной; Шлиман, не задумываясь, приказал своим рабочим вымести этот слой и проложить через расчищенное место горизонтальную траншею. Стоит ли говорить, что он опять нашел то, что искал! Раскопки почти сразу вскрыли поразительное сооружение — ряд вертикально поставленных плоских каменных плит, образующих кольцо диаметром метров в тридцать. Площадка внутри этого круга явно была выровнена еще в древности, и на ней, вкопавшись до самого скального основания, рабочие обнаружили входы в пять вертикальных округлых колодцев-гробниц. Эта площадка впоследствии получила название «первого круга гробниц». Но главное состояло в том, что в этих гробницах были обнаружены сохранившиеся с глубокой древности останки девятнадцати мужчин и женщин и двух детей. Их скелеты были буквально погребены под грудой бесчисленных золотых украшений и предметов; на лицах мужчин были золотые маски, черты которых повторяли черты их лиц; тела были покрыты доспехами из золотых листьев; на женщинах были золотые браслеты и диадемы; вокруг лежали мечи и кинжалы с изумительными изображениями батальных и охотничьих сцен, кубки и чаши с тончайшими рисунками и многое-многое другое{12}. Что должен был подумать человек, наизусть знавший Гомера, увидев эти богатейшие захоронения? Мы точно знаем, что подумал Шлиман, потому что сохранилась телеграмма, посланная им в тот же день греческому королю: «С огромной радостью спешу известить Ваше Величество, что я нашел гробницы, представляющие собой, согласно рассказу Павсания, захоронения. Агамемнона, Кассандры, Евромедона и их спутников, которые были убиты во время пиршества Клитемнестрой и ее любовником Эгисфом». Традиция, идущая от Гомера, действительно утверждает, что великий микенский царь, руководитель Троянского похода Агамемнон по возвращении домой был предательски убит на пиру вместе со своими приближенными и наложницами, в том числе Кассандрой и ее двумя детьми, а в найденных им гробницах Шлиман действительно обнаружил скелеты нескольких мужчин, а также женщин и двух детей, так что у него были все основания для восторженной телеграммы, но, как и в случае с Троей-2, он опять оказался не прав. Его датировка была ошибочной: как выяснилось позже, найденные им скелеты, по меньшей мере на 300 лет были старше предположительной даты Троянской войны. Доказательство реальности Троянской войны опять ускользнуло, но зато обнаружилось нечто иное, и, быть может, намного более важное. В самом деле, если уже за триста лет до пресловутой Троянской войны цари Микен (а внутри стен наверняка находились гробницы царей) располагали такими богатствами и их хоронили с такой пышностью, то лучшего доказательства могущества и величия Микенского царства трудно и желать. Более того, как показал впоследствии американский археолог профессор Алан Вэйс, руководитель многолетних систематических раскопок в Микенах в 30-е годы XX века, останки, найденные Шлиманом, в действительности принадлежали людям разных эпох и в совокупности покрывали время от XVI до XIII века. А это уже позволяло утверждать, что Микены, как и говорил Гомер, на протяжении ряда столетий действительно были центром богатого и мощного государства, а возможно, и всей тогдашней греческой цивилизации. Но Шлиман нашел и другие, хоть и более мелкие, но крайне важные подтверждения правдивости рассказа Гомера. На некоторых золотых украшениях были изображены те самые загадочные «башнеподобные» щиты, прикрывавшие тело воина с головы до пят, которые у Гомера принадлежали «большому» Аяксу и подобных которым в гомеровские времена уже не было. В другой гробнице была найдена золотая чаша с двумя ручками в виде голубей, очень похожая на описанную Гомером в «Илиаде» чашу героя Нестора, а также шлем с гребнем из медвежьих зубов: дословное описание такого шлема содержится в 10-й главе «Илиады». Даже сдержанные историки были потрясены: казалось, гомеровские герои явились перед их глазами живым воплощением слов Гомера. Однако, как ни сенсационны были эти находки, для развития археологии как науки куда более важными оказались многочисленные образцы древней посуды, найденные Шлиманом в Микенах. До того, в Трое, он находил лишь отдельные черепки каких-то непонятных эпох. Обилие найденной им теперь керамики впервые позволяло специалистам произвести более или менее точную датировку этих эпох путем сопоставления микенских черепков с остатками аналогичной посуды, обнаруженной в других местах Средиземноморья, прежде всего — на раскопках в Египте, хронология культурных слоев которого благодаря обилию и детальности письменных памятников известна весьма точно. Детальная разработка этого метода датировки заняла еще многие годы, но в конце концов ее принципы были установлены достаточно прочно, что позволило со временем заложить основы надежной микено-троянской хронологии. Шлиману не суждено было воспользоваться этим методом. Его уверенность, что он нашел гробницу Агамемнона, оставалась непоколебимой и подвигла его продолжить поиски «микенской цивилизации», на сей раз — в Орхоменосе, том самом, о котором Ахилл у Гомера говорит: «Даже ради богатств Орхоменоса не соглашусь». Подобно останкам Микен, развалины Орхоменоса (с огромной гробницей, некогда описанной все тем же Павсанием) сохранились на виду, и Шлиман быстро произвел там разведывательные раскопки. Золота он, однако, не обнаружил, других сенсационных находок тоже (если не считать очередного обилия черепков), и уже через несколько недель прервал работу; единственным ее результатом было обнаружение удивительного сходства гробницы в Орхоменосе с гробницей в Микенах (позднее была высказана гипотеза, что их строил один и тот же архитектор). Из Орхоменоса, лежавшего к северу от Афин, Шлиман направился к развалинам древнего Тиринфа, расположенного к югу от Микен, почти у самого берега моря («крепкостенный Тиринф» у Гомера, откуда под Трою пришел царь Диомед со своими воинами: «Осмьдесят черных судов под дружинами их принеслося». Циклопические стены этого города тоже сохранились с древних времен и не могли не привлечь внимание Шлимана. Свои раскопки в Тиринфе Шлиман начал в 1884 году, на сей раз вместе с архитектором Дорпфельдом, и участие этого молодого человека, который впоследствии вырос в серьезного, самостоятельного археолога, оказалось весьма существенным: именно Дорпфельд помешал Шлиману проложить траншею, которая наверняка бы уничтожила таившийся под обломками средневековой византийской церкви древний царский дворец. В результате вмешательства Дорпфельда дворец был раскопан неповрежденным, что позволило впервые воочию узреть многие детали замечательной дворцовой и крепостной архитектуры XIV–XIII веков до н. э. Они опять оказались предельно совпадающими с описаниями Гомера, и Шлиман не замедлил оповестить мир о своем очередном сенсационном открытии: «Я извлек на свет великий дворец легендарных царей Тиринфа, — писал он, — и отныне до конца времен никто не сможет опубликовать книгу о древнем искусстве, не упомянув о моем открытии». После Тиринфа Шлиман предпринял еще несколько попыток: следуя путями гомеровских героев, он безуспешно искал местонахождение «Менелаевой Спарты»; затем пробовал копать в упоминаемом Гомером «песчаном Пилосе» царя Нестора, но, как я уже говорил, ошибся в местоположении древнего города и ничего существенного не нашел; и, наконец, несмотря на огромную усталость («Я испытываю огромное желание до конца моих дней устраниться от раскопок…»), решил снова «копнуть» в любимой Трое. Он уже был тут несколько раз в промежутке между раскопками в Микенах, Орхоменосе, Тиринфе, Пилосе и каждый раз находил что-то новое и неожиданное. Но все эти открытия не приносили ему того удовлетворения, которое он так хорошо имитировал в своих победных реляциях на публику. Его продолжали одолевать сомнения. Возражения скептиков разъедали его уверенность. Он возвращался и снова искал — искал доказательств, которые бы окончательно и однозначно убедили скептиков (и его самого), что найденная им Троя-2 — это действительно «Приамова Троя». И вот теперь он решил возвратиться сюда снова — поискать еще раз. Кто ищет, тот, как известно, всегда найдет. Хотя, конечно, не всегда то, что ищет.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ШЛИМАН: ОТКРЫТИЕ МИКЕНСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ» з дисципліни «Біблійна археологія: науковий підхід до таємниць тисячоліть»
