Между тем император Николай торопил отход армии за Прут и 1 августа в собственноручной записке указал новое расположение Дунайской армии. Государь полагал, что с возвращением армии князя Горчакова за Прут опасность нашему тылу и правому флангу со стороны Австрии временно устранялась и особое внимание следовало обратить на левый фланг нашего расположения, которому могли угрожать турки и их союзники не только со стороны княжеств и низовьев Дуная, но также и высадками на берегах Черного моря. Поэтому войска, предназначенные для обороны линии Прута и Дуная, должны были составлять внушительную самостоятельную армию, силу которой государь определял в 58 бат. и 48 эск. с драгунским корпусом (60 эск.) в резерве132. Остальные войска, выходившие из княжеств, всего 82 бат., 62 эск. с кирасирским корпусом (48 эск.) в резерве133, стянуть вправо и расположить в Каменец-Подольском и Проскурове. При таком расположении государь считал наш левый фланг достаточно обеспеченным, чтобы остановить атаку неприятеля на переправу через Дунай ниже Мачина и наступление его левым берегом Дуная в Бессарабию между Прутом и Днестром, так как главные силы, дислоцированные у Каменец-Подольского, в состоянии будут выделить не менее двух дивизий для действия наступающему противнику во фланг. Император Николай полагал, что «Крымский полуостров с прибытием 16-й дивизии к Перекопу получит по всем вероятиям такую оборонительную силу, которая вполне обеспечит сохранение этой важной во всех отношениях части государства». Что же касается Царства Польского, то, обеспечивая этот край по левый берег Вислы, мы занимали там сильную позицию между крепостями, откуда 367
угрожали левому флангу австрийцев в Галиции, если бы они вторглись в Подолию или Волынь. Впрочем, войска, здесь расположенные, предполагалось еще усилить сближением части гвардии и четвертых батальонов гренадер, стоявших в Литве. Наконец, под Киевом формировался, как уже было сказано, резервный корпус134. «Я ни в грош не верю Австрии,— писал государь князю Горчакову135.— Дело идет к осени, и нет вероятия, чтобы союзники могли еще, кроме атаки на Крым, решиться вести войну наступательную в княжествах, а турки еще менее. В Крыму мы теперь будем сильны и с помощью Божьей отобьемся. Что же им останется делать? Между тем мы, по новым обстоятельствам, станем весьма выгодно и сильно и в свою очередь будем угрожать Австрии. Тогда потребуем у нее отчета в ее коварстве». 4 сентября последний русский арьергард перешел границу империи, реку Прут, в Скулянах. Придунайские княжества были заняты первоначально турецкими, а потом австрийскими войсками для поддержания в них порядка. Даже весьма пристрастно и несправедливо к нам относящиеся английские источники свидетельствуют, что австрийская оккупация скоро стала ненавистна местным жителям, которые с сожалением вспоминали недавнее господство в крае русских. Турецкое правительство и войска также весьма недружелюбно относились к своим непрошеным помощникам. Известие о нашем отходе из княжеств, объясняемое непонятными для широких слоев общества «стратегическими соображениями», произвело удручающее впечатление в России. Отсутствие более подробных официальных сообщений, которое особенно развивало в стране разные неопределенные слухи, еще более усугубляло общий гнет. «Вы не поверите,— писал Ю. Ф. Самарин Погодину от 10 июля 1854 года136,— как невыносимо тяжело в настоящую минуту жить в глуши и не знать, что делается там, в той стране, куда обращены все наши желания». В наших военных операциях на Дунае чувствовались какая-то фальшь и недосказанность. Очищению княжеств, связанному с отказом от наступательной войны и от традиционной политики на Ближнем Востоке, не хотели верить. Добровольное, до выполнения наших требований, оставление провинций, занятых нами в виде гарантии, оскорбляло чувство народной гордости. Русское общество догадывалось, кто являлся главным виновником создавшегося положения, и война с Австрией приветствовалась бы как новый крестовый поход. Недовольство нашей нерешительной, как казалось широким кругам общества, политикой разливалось по России широкой волной, и уступчивость нашего Министерства иностранных дел требованиям Австрии разжигала страсти. Нравственное страдание за родину русских людей выражалось в патриотических манифестациях, в желании жертвовать своим достоянием, чтобы отстоять честь Рос- 368
сии, и в помощи пострадавшим жертвам войны. Государь и Россия были одинаково возмущены ролью неблагодарного союзника, который столько лет строил свое благосостояние на их доброжелательном содействии. Час возмездия наставал. Цвет русского воинства сосредоточился на западной границе. Оставалось ждать зимы, чтобы оградить от морских поползновений фланги нашей длинной оборонительной линии и потребовать грозного отчета в поведении Австрии. Но этому не суждено было совершиться. Со 2 сентября все внимание России было обращено на Крымский полуостров, ставший ключом борьбы России с Западной Европой. Между тем опасения князя Горчакова относительно наступления главных сил союзных армий на Дунай оказались совершенно напрасными. Наши нерешительные действия под Силистрией совместно с угрожающим положением, занятым Австрией, дали повод английской прессе еще до снятия осады крепости поднять вопрос о необходимости перейти союзникам к активным действиям с целью нанесения решительного удара нашему могуществу на Ближнем Востоке. Газета Times137, выразительница общественного мнения Лондона, поставила союзным правительствам и их главнокомандующим вопрос о том, решили ли они, какую — сухопутную или морскую — экспедицию, хорошо рассчитанную, нужно предпринять, чтобы довести войну до благополучного конца. С каждым днем становилось более ясным, что война теряет со стороны России характер наступательный и со стороны Турции характер оборонительный. И если первоначально задача морских держав заключалась в защите Порты от нашествия на нее русских войск, то теперь надо думать о том, чтобы оградить это государство в будущем от подобных попыток его северного соседа. Кроме того, писала Times, две великие западные нации вправе ожидать, чтобы результаты войны соответствовали понесенным ими громадным жертвам. Далее указывалось, что ключ могущества России на юге — Крым, а потому для достойного довершения начатой войны необходимо занять Крым и разрушить Севастополь.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Галембо» з дисципліни «Східна війна 1853—1856»