Султан на параде дивизии принца Наполеона в Константинополе
Сведения, полученные князем Горчаковым от подполковника графа Мантейфеля, не были утешительны. Наш посол предупредил графа Ридигера43 о вероятности разрыва с Австрией и рекомендовал в случае вторжения австрийцев в наши пределы немедленно сообщить об этом государю и королю прусскому, который не присоединится к Австрии, если будет установлено, что нападение последует с ее стороны. Впрочем, на следующий день граф Буоль уверил нашего посла, что венский двор не предпримет по получении ответов из Парижа и Лондона никакой решительной меры без предварительного сношения с Петербургом44. Днем позже состоялась новая беседа князя Горчакова с австрийским министром45. На вопрос нашего посла, какое значение приписывается Венским кабинетом четвертому пункту протоко- 160
ла от 9 апреля о связи политики Турции с общеевропейским равновесием, граф Буоль не дал определенного ответа. Беседа перешла на тему оккупации австрийцами княжеств. Граф Буоль утверждал, что Австрия никогда не даст повода к войне с Россией. Князь Горчаков заметил на это, что если генерал Гесс, вступая в княжества, попросит нашего главнокомандующего очистить страну, а последний ответит, что он остается на своих позициях, и австрийцам придется нас атаковать, то такое положение вещей приведет к войне. «Нет, войны не будет,— ответил на это австрийский министр.— Мы только исполним обязанность заставить вас освободить территорию, занятую вами в нарушение трактатов. Как только этот результат будет достигнут, а это вопрос чести для нашего государя, то мы остановимся у ваших границ, ни в каком случае не переходя их. Напротив, если вы в виде репрессии вступите на нашу территорию, то вы и будете нападающей стороной, а тогда против вас восстанет весь Германский союз, который, как я узнал сегодня по телефону, присоединился к конвенции от 20 апреля46. Князь Горчаков продолжил беседу. Он указывал, увлекаясь «теорией и географией», на возможные в будущем пагубные для Австрии последствия ее политики. Рано или поздно, говорил он, но мир восстановится, и у Австрии навсегда останется в лице России могущественный сосед, который будет помнить кровавую обиду. Это не угроза, добавил наш посол, а просто аргумент. Граф Буоль был, видимо, поколеблен. Он в дружеском тоне заметил: «Бьет предпоследний час. Я вам благодарен за откровенность друга. Оставим в покое войну и займемся миром. Я надеюсь, что мы его достигнем». Далее он начал разъяснять, что сделанное им указание западным державам на требование освобождения княжеств не должно вызывать упреков в неблагодарности Австрии, так как Россия уже выразила намерение очистить эти области. «Нам нужно,— добавил граф Буоль,— не обещание, но самый факт эвакуации. Дело идет о чести императора, и я желал бы избежать необходимости потребовать очищения в определенный срок». Отношения становились, видимо, обостренными. Когда князь Горчаков обратился с просьбой о предоставлении ему новой аудиенции у Франца-Иосифа для вручения ответа государя на извещение о браке австрийского императора, то он получил записку от графа Буоля, в которой этот последний сообщал, что ответ может быть передан через министра, так как император пребывает вне города и лишь изредка приезжает в столицу47. Французский кабинет наконец заговорил, хотя заявления его, о которых князь Горчаков узнал в Вене, еще нельзя было считать окончательными48. В Париже наши предложения находили недостаточными для вступления в мирные переговоры и со своей сторо- 161
ны ставили условием таких переговоров предварительное принятие нами следующих четырех пунктов: 1) пересмотр трактатов, заключенных Россией с Портой; 2) отречение от протектората над княжествами; 3) обеспечение прав христиан и 4) свобода судоходства по Дунаю. Тюильрийский кабинет добавлял к этому, что он оставляет за собой свободу ставить в течение дальнейших переговоров еще новые условия. Граф Буоль решил, по сведениям князя Горчакова, обменяться взглядами с Прусским кабинетом и запросить французское правительство о более точном изложении его предложений. В другой депеше, отправленной в тот же день49, князь Горчаков изложил четыре пункта следующим образом: 1) пересмотр трактата 1841 года; 2) замена русского протектората в княжествах европейской гарантией; 3) свобода судоходства по Дунаю; 4) отмена протектората, осуществляемого державами в пользу своих единоверцев разных исповеданий, и установление общей гарантии прав и преимуществ христиан. Князь Горчаков сообщал далее, что Англия присоединилась к французским заявлениям и что граф Буоль запросил морские державы, согласны ли они на перемирие, если Россия примет изложенные выше пункты. Франция ответила утвердительно; после же некоторого колебания к ней присоединилась и Англия. Граф Альвенслебен передал князю Горчакову слышанное от графа Буоля заявление, что если Петербургский кабинет примет четыре пункта, а морские державы откажутся от перемирия или от серьезных мирных переговоров, то Австрия отступится от них и перейдет на нашу сторону. Наш посол, не придавая слишком большого значения словам австрийского министра, заметил лишь, что они являются показателем двойственности течений в венских решающих кругах, причем дело клонится всегда к соглашению, когда император ФранцИосиф действует по собственному побуждению. Князь Горчаков представил канцлеру по поводу предложенных нам четырех пунктов обширные материалы, состоявшие из его письма к графу Нессельроде и двух приложений, лит. А и В50. В письме, которое являлось вступлением к двум упомянутым документам, наш посол отметил, что вопрос о дальнейшем образе действий Австрии поставил бы в затруднение не только его, но, быть может, и саму Австрию. Далее князь Горчаков, коснувшись того, что Великобританский кабинет был бы рад нашему отказу от принятия четырех пунктов, так как это дало бы ему возможность взять назад свое на них согласие, находил, что, в сущности, пункты, выдвинутые западными державами, особой опасности для нас не представляют. Трактат 1841 года, по его словам, не являлся предметом особой заботы с нашей стороны в отношении сохранения его непри- 162
косновенности. Статья о свободе судоходства по Дунаю также уже принята нами. Остается только четвертый пункт, говорящий о гарантии прав христианских исповеданий. В нем, собственно, и заключалось все дело («c’est la clef de la voûte»), но «я уверен,— писал Горчаков,— что государь никогда не позволит, чтобы наши единоверцы были менее обеспечены после51 тех великих жертв, которые мы принесли для их пользы, чем они были обеспечены ранее этих жертв». Важность четвертого пункта зависела, по мнению нашего посла, от той редакции, которая будет ему придана, а значение его определится дальнейшей практикой. «Я думаю,— продолжал дальше князь Горчаков,— что всякая овца найдет своего пастыря, и никакие громкие фразы о коллективной гарантии не помешают ни одному православному прежде всего обратиться к представителю России. Если эти представители хорошо будут исполнять свой долг, то число тех, которые ныне произносят “Боже, Царя храни”, не уменьшится ни на одного».
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Султан на параде дивизии принца Наполеона в Константинополе» з дисципліни «Східна війна 1853—1856»
