Одним из важнейших факторов, обусловливающих судьбы народов, являются особенности их демографического поведения, т.е. режим естественного воспроизводства. Начиная с 60-х годов этнодемографическая проблематика постоянно находилась в зоне внимания как отечественных, так и зарубежных исследователей. Это было связано с тем, что, как выяснилось к тому моменту, проблема межэтнической и межкультурной дифференциации рождаемости становится одной из центральных для всего человечества на рубеже XX-XXI вв. В этом отношении СССР как бы в миниатюре повторял картину всего человечества. Падение уровня смертности, и прежд> всего детской, среди большинства народов Азии, Африки, Латинской Америки не сопровождалось соответствующим уменьшением уровня рождаемости, в результате чего население этих регионов после второй мировой войны росло в геометрической прогрессии. Многочисленные программы регулирования рождаемости, принимавшиеся ЮНЕСКО и другими организациями, а также национальными правительствами, терпели крах. В Советском Союзе эта проблема не была столь острой, поскольку народы, испытывавшие <демографический взрыв>, составляли относительно небольшую долю населения. Однако она все острее ощущалась, например, в Средней Азии, ряде регионов Кавказа. Попытки ее разрешения иногда принимали весьма своеобразный характер, как, скажем, осуществлявшаяся с 1983 г. программа переселения части среднеазиатского населения в <трудонедостаточные> регионы РСФСР. Поэтому обсуждение причин сохранения высокой рождаемости в условиях социалистической модернизации и методов возможного воздействия на нее представляло тогда далеко не только академический интерес. Мнения, как всегда, разделились. С одной стороны, высказывалось мнение, что особенности демографического поведения являются неотъемлемой чертой культуры народа и присущи ему чуть ли не извечно. Это мнение было наиболее характерно для ряда демографов, этнографов и этносоциологов из числа представителей коренных национальностей Средней Азии*. Противоположная позиция сводилась к тому, что особенности семейной структуры и демографического поведения различных этносов, составлявших население СССР, в ближайшем будущем неизбежно нивелируются в процессе модернизации; должна возобладать нуклеарная семья, а все <пережитки> традиционных семейных отношений - остаться в прошлом*. Один из главных вопросов дискуссий, ведущихся по поводу этнической дифференциации уровня рождаемости, заключается в том, насколько рациональны ориентации на достижение максимального уровня рождаемости, свойственные представителям традиционных культур. Некоторые ученые считают, что стремление к максимальной рождаемости есть факт не столько культурный, сколько биологический. Рациональным может быть только ограничение рождаемости*. В последние годы получила распространение иная концепция, впервые сформулированная еще в начале 50-х годов английскими демографами К. Дэвисом и Дж. Клейком. В частности, они пришли к выводу, что многодетность в аграрном обществе имеет рациональные основания, поскольку использование детского труда выгодно в традиционной системе ведения хозяйства, и поэтому ценность многодетности закрепляется в культуре*. Центральным моментом осмысления проблемы стала концепция <демографического перехода>, которая сформировалась в результате обобщения данных по динамике рождаемости и смертности в разных странах и культурах. С точки зрения ученых - демографов и социологов, демографический переход является всеобщим процессом падения рождаемости и смертности в ходе урбанизации, модернизации и индустриализации современных обществ. Практическое значение концепции демографического перехода состояло в том, что ее широко использовали при анализе ситуации в развивающихся странах. Однако первоначально были разработаны и изучены модели этого процесса в индустриально-развитых нациях. К середине 60-х годов в исторической демографии возобладало мнение, что индустриальное общество в Европе не могло бы сформироваться на базе <традиционного> режима естественного воспроизводства и соответствующего ему типа семьи, с очень высоким уровнем рождаемости и уравновешивающим его высоким уровнем детской смертности, со всеобщей брачностью и низким уровнем разводимости. Постиндустриальная цивилизация Европы и Северной Америки основывается на принципиально иной семейной структуре - <супружеской> семье, для которой характерны низкий уровень рождаемости и низкий уровень детской смертности, средний уровень безбрачия как мужчин, так и женщин, высокий уровень разводимости и повторных браков, очень большой разброс возрастов вступления в первый брак. Работы Дж. Хаджнела, 3. Павлика и других специалистов по исторической демографии показали, что предпосылкой изменения норм демографического поведения в большинстве стран Западной Европы стало формирование специфического и уникального в своем роде европейского типа семьи, которому присущи следующие характерные черты: относительно низкий уровень брачности и позднее вступление в первый брак, сохранение высокой брачной рождаемости и постепенный переход к средне- и малодетности, к внутрисемейному регулированию рождаемости. Рост уровня жизни и медицинского обслуживания в Европе XVIXVIII вв. сформировал со временем и новый тип естественного воспроизводства, характеризующийся низким уровнем смертности в целом, и особенно детской*. Демографический переход включает четыре стадии. На первой падает смертность под влиянием улучшения медицинского обслуживания и повышения уровня жизни; в основном это затрагивает детскую смертность. Уровень рождаемости остается высоким, что приводит к быстрому росту населения (<демографический взрыв>). На второй стадии начинается падение уровня рождаемости, причем продолжает падать и уровень смертности. На третьей стадии замедляется падение рождаемости, но одновременно начинается некоторое повышение уровня смертности за счет <постарения> населения - естественного следствия падения рождаемости. Наконец, на четвертой стадии уровни рождаемости и смертности стабилизируются, сближаются, и расстанавливается демографическое равновесие, утраченное на первых трех стадиях в результате разбалансировки уровней рождаемости и смертности. Эта общая схема имеет множество вариантов (в настоящее время их около 10) в различных культурах в зависимости от сочетания динамики рождаемости и смертности на разных этапах перехода. Однако принципиальное значение имеют три из них - классический <английский> вариант, при котором смертность на первых двух этапах падает гораздо быстрее рождаемости, и при этом очень быстро растет численность населения; - <французский> вариант, когда рождаемость начинает падать практически одновременно с падением смертности, хотя и более медленными темпами. При этом варианте демографический взрыв наименьший, и рост населения в процессе демографического перехода не имеет катастрофических последствий; - <японский> вариант, наиболее часто встречающийся в странах, недавно вступивших на путь модернизации; при этом варианте на первом этапе падение смертности сопровождается не просто сохранением уровня рождаемости, но даже его повышением, в результате чего население растет более высокими темпами, чем при других вариантах перехода. Исследования показали, что европейский тип брачности, предшествовавший активной фазе демографического перехода в наиболее развитых странах Европы, связан с определенной системой хозяйствования и уровнем общественного разделения труда, которые стали предпосылкой формирования европейского капитализма. Так, <постарение> первых браков и снижение в результате этого уровня рождаемости объясняются возросшими требованиями к профессиональной подготовке рядового члена общества, а также <нуклеаризацией> семьи, снижением роли родственных связей как социально страхующего фактора. Рассмотрим этносоциальные проблемы демографического поведения несколько подробнее на примере русского этноса. Специфика русского этноса проявилась как в традиционном демографическом поведении, так и в особенностях демографического перехода. В традиционной русской сельскохозяйственной общине, где преобладали относительно простые и неспециализированные приемы труда, дети вовлекались в трудовой процесс очень рано, и большое количество детей в семье служило фактором ее экономического преуспевания. Считалось, что мальчики - это будущие <тягловые> мужики, которые, вступив в брак, будут иметь право на земельный надел (тягло); а девочки - <товар)> на брачном рынке, позволявший поддерживать широкие социальные связи за счет породнения. Даже в младенческом возрасте дети были существенной помощью в семье. <Полно, Ванюша, гулял ты немало, пора за работу, родной> - так писал Н.А. Некрасов, обращаясь к семилетнему мальчонке (поэма <Кому на Руси жить хорошо?>). Наоборот, в обществе с высоким уровнем разделения труда и господством частной собственности семье экономически более выгодно вырастить меньшее число детей, однако дать им более высокую профессиональную подготовку. Соответственно, и в брак считается лучше вступать в более позднем возрасте, достигнув в своем бизнесе определенного уровня и обеспечив детям достаточно высокие стартовые позиции. Пбзднее вступление в брак служило в европейской семье способом регулирования уровня рождаемости; в современной <супружеской> семье происходит возврат к более раннему возрасту вступления в брак, поскольку снижение рождаемости достигается благодаря внутрисемейному регулированию, а не сокращению длительности брачного периода. Дж. Хаджнал проводил границу распространения европейско 69 го типа семьи по линии Триест-Петербург, относя всю территорию расселения русского этноса к традиционному или переходному типу. Была даже выдвинута гипотеза о <русской> модели традиционного демографического поведения'". Ее особенности таковы (табл. 2) - очень высокий уровень детской смертности; - более высокая, чем в Европе, вероятность для лиц, не умерших в младенчестве, дожить до преклонных лет. В целом траектория демографического перехода среди русских соответствовала <английской> модели, однако (1) он начался значительно позже; (2) протекал намного быстрее; (3) ему не предшествовало формирование <европейской> семьи. Первые стадии демографического перехода среди русских (80-е годы XIX в. - 20-е годы XX в.) протекали весьма плавно, даже медленно. Это было связано с высокой долей сельского населения, медленным ростом городов, устойчивостью бытового уклада сельского населения. В результате основные черты режима воспроизводства русского населения, сложившиеся на рубеже веков, сохранялись вплоть до ЗО-х годов XX в. В западноевропейских странах начало демографического перехода относится к рубежу XVIIXVIII вв. (табл. 2). Однако за первые 10 лет Советской власти в демографическом поведении русского этноса произошли существенные изменения. Во-первых, приблизительно в 1,7 раза упал уровень младенческой смертности среди русских, который составлял в конце XIX в. приблизительно 33% (т.е. в течение первого года жизни умирал каждый третий рожденный ребенок). Во-вторых, после революции впервые смертность в русских городах стала ниже, чем в селах, а это существенный показатель урбанизации; город становился образцом не только духовной, но и бытовой культуры. В-третьих, наметился заметный разрыв в уровне рождаемости между городом и деревней. Так, в городах европейской части СССР рождаемость среди русских в 1927 г. составляла 34,1 промилле в год, что было на 10,6 промилле-пунктов ниже, чем у всего населения. Приблизительно таким же было соотношение среди русского населения европейской части РСФСР (45,4 и 35,2 промилле). Жизненные условия в русских городах в те годы не способствовали поддержанию высокого уровня рождаемости. Но самое главное заключалось в том, что начавшаяся культурная революция, быстрый рост уровня грамотности в корне меняли ценностные ориентации населения: более престижным становилось иметь не большое количество детей, а детей, получивших хорошую профессиональную подготовку. Среди русских процесс демографического перехода, т.е. смены <традиционного> режима воспроизводства на <современный>, прошел очень быстро. Так, уже за десятилетие 1959-1969 гг. число рождений на 1000 населения составило в среднем 19 в год, что соответствует современному типу естественного воспроизводства. Фактически этот <переход> произошел за период жизни менее трех поколений (около 70 лет) - с конца XIX в. до 60-х годов XX в. (табл. 3). Вместе с падением рождаемости и смертности происходила и окончательная <нуклеаризация> семьи, т.е. превращение ее из <родственной> в <супружескую>. В деревне уже в 20-х годах среди беднейшего крестьянства преобладали семьи малого размера. Кроме того, во второй половине 20-х годов усилился процесс разделов больших единых крестьянских хозяйств. В начале ЗО-х годов, в период коллективизации, наиболее сильно пострадали именно большие богатые семьи, включавшие по 6-8 членов. Важным фактором нуклеаризации была окончательная ликвидация общины в процессе коллективизации. Среди русских так и не сложился <европейский> тип семьи. Средний возраст вступления женщин в брак никогда не превышал 22-24 года, уровень безбрачия оставался относительно низким, а регулирование рождаемости с самого начала демографического перехода т.е. с конца XIX в., достигалось не столько за счет сокращения суммарного интервала брачной жизни, сколько за счет внутрибрачного регулирования рождаемости. Высокие темпы демографического перехода оказали влияние на особенности социально-экономического развития русских. Именно сохранение традиционно высокого уровня рождаемости в русской деревне при резком падении смертности постепенно усиливало относительное безземелье русской деревни. При отсутствии среди абсолютного большинства русского крестьянства устойчивых традиций майората (наследование земельного надела одним старшим - сыном) это неизбежно приводило к необходимости непрерывного дробления участков, а следовательно, подогревало очаг социальной напряженности в деревне. К концу XX в., т.е. через поколение после завершения демографического перехода, русский этнос оказался в кризисном состоянии. Главное из проявлений кризиса - рост смертности и снижение продолжительности жизни, которые наблюдаются в России на протяжении последних 25 лет. Отчасти это произошло вследствие неизбежного постарения населения; однако возрастали не только абсолютные, но и повозрастные показатели смертности. <Результатом наблюдавшейся в последние два-три десятилетия в России динамики смертности явилось качественное отставание России от всех экономически развитых стран мира по показателям продолжительности жизни. Если в 60-х годах ее параметры в целом соответствовали среднеевропейскому уровню (64-65 лет для мужчин и 73 года для женщин), то сегодня отрыв от него составляет минимум 7-10 лет)>". Особенно неблагоприятная ситуация, по мнению демографов, сложилась с детской смертностью (в возрасте до 1 года). Даже официально признаваемый сегодня уровень (18-20 умерших в течение первого года жизни на каждую 1000 родившихся) хотя и ниже, чем в большинстве развивающихся стран, где он составляет обычно 3-15%, однако значительно выше показателей по развитым странам (0,8-1,2%). Некоторые специалисты считают, что в настоящее время реальная детская смертность у нас приблизительно в 1,5 раза превышает официальный уровень: хронический недоучет детской смертности вызван как сокрытием некоторого числа рождений, так и разными принципами регистрации младенческой смертности в России и в большинстве зарубежных стран. Другим показателем демографического кризиса русского этноса является падение уровня рождаемости, особенно усилившееся с начала 90-х годов. Ныне многие исследователи подчеркивают особую актуальность проблемы воспроизводства русского населения. По оценкам демографов, <русские имеют самый низкий уровень рождаемости и один из наиболее высоких показателей смертности среди основных национальностей России>'*. В условиях одновременного повышения смертности и понижения рождаемости Россия впервые в своей истории столкнулась с фактом отрицательного естественного прироста населения и тенденцией к депопуляции. Падение рождаемости ниже уровня простого воспроизводства наблюдалось в 60-70-х годах и в некоторых европейских странах (например, в Германии), однако там оно было связано с резким возрастанием уровня жизни и профессионализма населения, в то время как в России наблюдаются прямо противоположные явления. Рассмотрим, как протекали социально-демографические процессы среди титульных этносов России на рубеже 80-90-х годов. Вплоть до 1991 г. все без исключения этносы Российской Федерации (из числа <титульных>) имели положительный естественный прирост. Постоянное уменьшение численности мордвы и карелов было вызвано в основном этноассимиляционными процессами. В 1991 г. русские и мордва впервые уменьшились по численности за счет превышения смертности над рождаемостью. Этносы России в начале 90-х годов находились на разных этапах демографического перехода. Численность коренных народов Кавказа увеличивалась достаточно высокими темпами, причем в ряде случае темпы прироста со временем не падали, а возрастали. То же относится к коренным народам Сибири, а также к калмыкам, хотя здесь показатели были несколько ниже, чем на Северном Кавказе. Диаметрально противоположная ситуация сложилась среди народов Поволжья и ряда других народов Европейской части России, в том числе среди русских. Высокий уровень естественного прироста не является показателем благополучия и устойчивости этноса, он свидетельствует о незавершенности демографического перехода, которая сама по себе может быть источником деструктивных процессов в развитии этноса (табл. 4). Таким образом, характеризуя демографическое поведение изучаемого этноса, социолог должен обратить внимание на следующие моменты - на какой стадии демографического перехода находится этнос, - по какой траектории совершается демографический переход и насколько быстро он протекает; - как влияет на него процесс урбанизации: происходит в городах резкое падение рождаемости или нет, и как, в свою очередь, естественный прирост влияет на процессы урбанизации; - как соотносится хозяйственная деятельность сельского населения с уровнем детности: если сохраняется высокий уровень, то целесообразен он с точки зрения существующей хозяйственной системы или сохраняется лишь в силу инерции социальных норм.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Особенности демографического поведения» з дисципліни «Етносоціологія»
