Дильтеи развивает идею о связи между понятиями «жизнь» и «история», которая ориентирует на то, что на место всеобщего гегелевского разума приходит историческая жизненная взаимосвязь и мощь иррационального в ней. Жизненные стремления, побудительные мотивы исторической деятельности людей, одаренных индивидуальностью и обладающих страстями, придают конкретную форму историческому процессу. Поэтому социальная жизнь и ее развитие вторичны и производим от психических факторов (внеэкономических). В силу того, что психические структуры у людей сходны, открывается возможность познать и реконструировать духовный мир «другого» (чужого) по аналогии. Таким образом, жизнь перестала быть специфической прерогативой исключительно философского рассмотрения. Происходит смещение к гуманитарной (антипозитивистской) установке в познании «социального» и в приоритетном обращении к «наукам о духе» (историческим) — человековедению (обществоведению). Их специфика заключается в том, что эти науки не требуют естественнонаучных процедур, так как постоянное взаимодействие переживания и понимания поддается «расшифровке» только гуманитарно-научным методам (3, 13). В исторической науке мир строится на основе полноты собственных переживаний и пониманий историка, которые объективируются (опредмечиваются) в смысловых образованиях культуры: документах, произведениях, зафиксированных поступках, жизненных откровениях, памятниках культуры и т. п. В них происходит смысловое кодирование жизни. При этом переживания составляют психическое содержание социальной жизни. Оно фиксируется в культурно-историческом процессе, и понимание этого содержания требует личного «вживания» («сопереживания») исследователя в события прошлого (чужого внутреннего мира), которое делает их вновь «живыми», настоящими (непосредственными). Историк должен не просто воспроизвести истинную картину исторического события, а «пережить» его заново, «истолковать» и воспроизвести как живое: не только происходящее в материальных условиях жизни людей (производство, быт и т. п.), но и побудительные мотивы, жизненные стремления исторической деятельности людей. Поэтому познание смысла -субъективной (психологической) стороны исторических событий душой и интуицией исследователя требует иного (по отношению к естественнонаучному) изучения. Историческое знание (науки о духе) и естественнонаучное знание (науки о природе) неоднородны. В обществе нет единого и неизменного по- 253
рядка вещей, то есть естествен ноисторичес ко го хода событий. Следовательно, и не существует всеобщих законов исторического развития. Метафизические теории, занимающиеся утверждением подобных законов, хотя и имеют определенную ценность, не способны, однако, разрешить вопросы, которые касаются дел человеческих. Рациональному мышлению нет дела до чувств и эмоций человека, до всего, что для него является самым важным. Оно насильственно обращается с историческими фактами в угоду предвзятым теоретическим конструкциям (Гегель, Копт, Маркс и др.). История для них самостоятельного значения не имела: исторические факты использовались лишь как «сырье» для философских обобщений. В частности, на основе метафизических теорий создаются схемы с предпосылкой финализма: схемы объяснения, предполагающие осуществление конечных целей, генетически связанные с христианской эсхатологией «конца истории», когда воцарится, наконец, «земной рай», а в «человецах благоволение». К ним можно отнести учения о «трех стадиях» (Конт), формациях (Маркс), имеющих характер философских постулатов традиционной метафизической философии, проверке которых внимание почти не уделялось. Однако живая жизнь шла своим чередом и не укладывалась в рамки абстрактного мышления и категорий (схем), предлагаемых данными социальными пророками. Отсюда вытекала основная теоретическая задача — произвести критический анализ всего «исторического знания» («исторического разума») и дать новую трактовку исторического метода, способного создать науку о человеческой истории (науку о духе). В этом плане ДильтеЙ выступает как «Кант исторического знания», радикально противопоставивший исторические (гуманитарные) науки естествознанию. Единой методологией, способной охватить всю историю духа и воссоздать исторический духовный мир, стала психология, непосредственно занимающаяся психической реальностью. Она становится эталоном передового изучения человека (сообществ) и фундаментом для всех знаний о нем. В этом заключается смысл психологизации истории. Исходной установкой психологизации истории является представление культурно-исторического процесса как сцепления сознательных, эмоциональных и волевых активностей, то есть его содержание составляет психология (а не логика)1. Данный факт роднит психологическое мышление с художественными формами освоения исторической действительности. История как научное формирование образа — есть своеобразный переход между пережитым и поэзией2. 1 Дильтей не выступает против логики как таковой. Но дело в том, что рацио нальным методам духовный аспект исторической реальности недоступен. Поэтому он изучается новым типом «наук о духе», в которых логика — логические опера ции и общие формы мышления играют второстепенную, дополнительную роль по отношению к психологическому мышлению (внутреннему восприятию). 2 Как отмечает Дильтей, одна и та же мировая загадка стоит перед поэзией и наукой (3, 35). Поэт — это зеркало человечества, и его сознание приводит то, что человечество чувствует и делает (Шопенгауэр). Поэт изливает в стихах собствен ную душу, но она отражает существенное бытие человечества. Поэтому в поэзии подлинной правды больше, чем в истории. 254
Представители философии жизни считают, что в исторической действительности имеет место лишь «индивидуальный закон», выводимый на основе интуитивного постижения «жизненного чувства индивидов» («сцепление их судеб»). При изучении исторического события невозможно представить весь комплекс составляющих его частей. Для исторического познания характерно различное осознание ценности воспринимаемых душевных фактов. Именно ценность обусловливает отделение существенного от несущественного для наших жизненных связей. Историк изучает историческую жизнь через индивидуальность, которая «является образом самого мира» (3, 112). Он должен вчувствоваться (внутреннее восприятие) в историческое событие и понять мысли, настроения и мотивы участников данного события и тем самым пережить его во всей индивидуальности и своеобразии. Этим и будет достигнуто все, что может дать наука. Таким образом, основой для переживания, понимания и интерпретации исторических событий выступает личность и происходящие в ее душе процессы. Однако интерпретация не может быть завершенной. Поэтому занятия разысканием «исторических законов» (всеобщих) несостоятельны. В целом, познавательная активность нового психологического подхода заключалась в стремлении «расшифровать» включенность человека в жизненный мир, акцентируя его субъективную сторону — жизненные стремления, мотивы, смыслы. Его представители проникали в духовные глубины своего времени и истолковывали их как основу жизнедеятельности цивилизации, социальной жизни, состоящей из запаса культуры — идей, знаний, ценностей. Психологизм становится определяющим фактором развития, гуманизации социальных наук последней трети XIX века. Его проникновение в социологию привело к формированию направления «социологического психологизма», определяющей чертой которого стало смешение предметов социологии и психологии.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Психологизация истории» з дисципліни «Історія і теорія соціології»
