Тема важнейших историй ужаса Томаса — это якобы заговор с целью создания финансовых кризисов и банкротств. Когда он обсуждает коммунистическое понимание собственности, он привлекает не понятие социализации, а только понятие манипуляции, которая лишает людей всего их состояния. Из типично фашистского отождествления «коммунистического заговора» с «заговором банкиров» извлекает выгоду в первую очередь антисемитизм. «Несколько лет назад встретились мужчины. Дайте мне рассказать вам их план и их программу и слушайте, что они сказали: "Мы открыли боевые организации в различных государствах, где имеются восстания и скоро будут беспорядки и банкротства повсюду". Это было незадолго до 1929 г., когда мы увидели, что к этому идет дело в США. Мои друзья, разваливается одна нация за другой, мы видели столицы мира в смуте, мои друзья. Теперь мы это видели в наших США. Мятеж и банкротство скоро будут повсюду. Слушайте, что они говорят. Мы будем выдавать себя за спасителей рабочих от эксплуатации. Когда мы их будем уговаривать вступить в нашу армию социалистов, анархистов и коммунистов, мы протягиваем им руку всегда под прикрытием господства братства.» Хотя Томас маскирует эти высказывания как цитаты, он никогда не приводит точные источники. Очень вероятно, что он вычитал их из фашистских газет или памфлетов, так как нет ничего смешнее, чем изображение якобы официального коммунистического соединения социалистов, коммунистов и анархистов. Он продолжает: «Разве это не то, что они сделали с нашей нацией? Разве это не то, что заставляет лопаться один банк за другим, пока, мои друзья, не будут разорены тысячи банков в США». По марксистской теории, законы капиталистического производства вызвали кризис. Фашизм наносит ответный удар, приписывая кризис манипуляции коммунистов, однако он не старается вскрыть, как функционируют эти сатанинские махинации или как коммунисты вообще, пока существует капиталистическая система, могли повлиять на экономику Америки. То, что определенная группа капиталистов, а именно, финансистов, в заговоре с коммунистами, остается для слушателей Томаса единственно возможным объяснением, хотя оно и не выражается четким образом. Посредством такой техники, которая имеет различные преимущества, можно дискредитировать в первую очередь коммунизм; он не выступает больше как всеохватывающая общественная система, а как хитрый обман жадных до прибыли рэкетиров. Более того, посредством этой техники можно обвинять специально подобранную капиталистическую группу «непродуктивного капитала» в подрыве основ частной собственности, которую банкиры должны как дельцы представлять. Кто подвергается такой пропаганде, должен был бы, собственно говоря, возразить, что никакая капиталистическая группа не будет интриговать против системы, которой она обязана собственной прибылью. Однако, как абсурдна ни была бы эта техника, фашистская пропаганда все время к ней прибегает. В доверительной речи Томас подогревает, например, старую историю о международных еврейских банкирах, которые финансировали большевистскую революцию. Очевидно, эта формула имеет мощную иррациональную психологическую опору. Комбинировать ненависть к евреям как к капиталистам с проклятиями в их адрес, как к подрывным радикалам — это самый простой путь. Многие люди, которым довольно непонятны операции на бирже, например, термины, Hausse и Baisse *, не доверяют банкирам. Последствия, которые они часто испытывают на собственной шкуре, заставляют их персонифицировать анонимные причины финансовых потерь и обвинять жадные группы заговорщиков. Хотя свойственный биржевым сделкам этикет далеко идущего «иррационального», непредвиденного, побледнел в эру экономической концентрации, позиция по отношению к финансистам в эпоху, когда «финансовый капитал», кажется, потерял многое от своей власти XIX века, стала привычной. Эта позиция принимает даже угрожающий характер. Причиной для сегодняшней вражды является, по-видимому, как раз чувство, что банкир не имеет больше прежней власти, что его легко устранить. Представление о его всемогуществе только рационализирует проснувшееся чувство его бессилия. Наоборот, представление, что коммунисты являются заговорщиками и преступниками, основывается на их отрицании капиталистической системы, которое навязывает им определенные ограничения при формулировании их целей и тактик и придает им в глазах многих мистический оттенок. В отношении борьбы против «непродуктивного» капитала, одного из самых действенных стимуляторов антисемитизма, мы ограничиваемся здесь двумя наблюдениями: во-первых, финансист вызывает ненависть, потому что он, по-видимому, наслаждается жизнью и роскошью, не располагая, как промышленник, действительной властью приказа, во-вторых, «могущественный банкир» является только увеличенным символом посредника (дилера из сферы обращения), который несет ответственность за то, чтобы независимое население платило за экономический прогресс, происходящий в области производства. Посредник выполняет функцию психологического и экономического «козла отпущения», и эта функция страстно оберегается благодаря определенным экономическим интересам. Само собой разумеется, что только обоснованная критика экономики может точно изложить эти тезисы о разнице между продуктивным и непродуктивным капиталом. Только здесь она может наглядно показать, почему отождествление банкира с коммунистом, которое кажется разуму столь «абсурдным», имеет такой успех. Хотя Томас не ввязывается ни в какие экономические спорные вопросы, в одном пункте его позиция становится ясной, именно в этом пункте он извращает собственное содержание марксистского учения, превращая его в противоположность. Маркс требует обобществления средств производства, не выражая мысли об экспроприации маленьких личных владений. Сторонники Томаса, однако, не располагают стоящими упоминания средствами производства и являются только маленькими собственниками, так что идея обобществления их, по-видимому, не очень пугает. Следовательно, она должна быть представлена попыткой лишить их в некоторой степени имущества, которое они называют своим собственным, а не стремлением существенно поднять жизненный уровень всего населения. Коммунист приравнивается к разбойнику и вору, к тем грабителям, которые обычно плывут в кильватере фашистских переворотов. «Второе, что коммунисты намереваются: они хотят, по Томасу, общего введения атеизма, отменить всякую частную собственность и право наследства. Они коварно и хитро овладели нашей собственностью. Они говорят, всякая частная собственность и всякое наследство должны быть отменены. Это значит обобществление любого, даже незначительного владения. Это означает конфискацию всего того, что дорого мне и Вам.» По-видимому, этот аргумент — самый убедительный для вербовки маленького человека в ряды фашистов. Из фашистского арсенала берется последняя стоящая упоминания техника Томаса — «травля красных». «Товарищи, ротфронт и реакция расстреляны», говорится в песне Хорса Весседя; Томас украшает свои тирады против коммунизма враждебными ссылками на «реакцию», хотя она ни в коей мере не имеет такой силы, как подстрекательство против красных. Если бы, однако, только коммунизм был предметом поношений, то неимущие, на которых направлена пропаганда, могли бы почувствовать недоверие. Поэтому он маскирует свою цель, внушая своим слушателям, что нужно считать противниками также старомодных реакционеров, группы, которые недостаточно заботятся о массах. С другой стороны, в фашизме есть слабая реальная основа для нападок на реакционеров: антагонизм по отношению к некоторым соперничающим консервативным группам, с которыми ему часто приходится объединяться, но которые он в конце ликвидирует, как это весьма успешно удавалось сделать в Германии. У Томаса антиреакционное оформление травли коммунистов выражается в конкретной политической ситуации. «Возьмите, например, школьное управление. Мне кажется, как будто общественность собирается потерпеть поражение, что бы ни случилось. У нас два списка кандидатов: один обещает нам уверенность с мистером Бекером, мистером Делтоном, миссис Кларк и миссис Роунзавиль; их поддерживает незначительное число старых реакционных групп. Вот я и спрашиваю серьезно, будет ли эта группа действительно иметь власть, чтобы разрешить проблемы школы в этом городе?» Несколько более пространно он выражается относительно другого случая: «Я хотел бы, чтобы вы сегодня весьма прилежно молились, чтобы силам реакции, силам, которые пытаются заставить замолчать Христа, не удалось бы закрыть радио для народа Бога». Чтобы подготовить насильственные меры против коммунистов, которых он хотел бы изгнать из США, Томас хочет по крайней мере перенять их революционную концепцию и их методы. На реакцию он нападает потому, что она действует незаконными средствами, хочет действовать с помощью насилия черни, посредством «спонтанных акций». Даже если массы, к которым обращается фашистский агитатор, скептически относятся к господствующему классу, который они привыкли рассматривать как господ и эксплуататоров, последние (при этом не важно, являются ли интересы фашистского движения родственными их собственным) все же кажутся неподходящими для грубого ремесла непосредственного угнетения, которое и означает фашистское управление. Культурная традиция, социальный страх, даже снобизм, запрещают высшим классам, по крайней мере до определенной степени, те виды поведения, которыми авторитарная система осуществляет свою власть. Поэтому фашисты временами порочат их как высокомерных и «далеких от народа». Очевидно, что между старыми и новыми «элитами», между элитой, обладающей крупной собственностью, и теми, кто ее охраняет и в значительной степени контролирует с помощью своего аппарата террора, существует соперничество. «Реакция», старый господствующий класс, выполняют, таким образом, пропагандистскую цель — привлечь к себе радикальные массы, не подвергая опасности авторитарный аппарат. Так как фашистская пропаганда против «реакции» в противоположность пропаганде против «еврейского» банкира, остается довольно общей, и приводит, кроме как в экстремально критических ситуациях, очень редко к действительному конфликту, Томас достаточно осторожен, чтобы говорить о старых «реакционных» группах и оставляет открытой дверь для их включения в свою собственную, более актуальную версию.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Трюк «коммунист и банкир»» з дисципліни «Хрестоматія по соціології»
