В 30—40-е гг. в США был отмечен наивысший подъем академической социологии. В те годы ее интеллектуальным центром являлся Чикагский университет. В 40—50-е гг. центр социологии переместился в Гарвардский и Колумбийский университеты. В период 40—60-х гг. социология в США стала частью поп-культуры. К этому времени социология достигла своей интеллектуальной и институциональной зрелости. Сотни тысяч американских студентов ежегодно посещали курсы социологии, ежегодно выходили в свет многие тысячи книг по социологии, не считая статей и отчетов. А. Гоулднер отмечает: интерес к социологии был настолько велик, что обществоведческая литература продавалась везде — на железнодорожных станциях и в аэровокзалах, в гостиницах, магазинах, на уличных лотках. Поскольку к этому времени возросло материальное благосостояние среднего класса, тысячи родителей покупали своим детям социологическую литературу, даже когда это не было продиктовано нуждами образования. Социологическая литература стала массовым, общедоступным жанром. О социологии говорилось в прессе и по радио, в студенческих аудиториях, на общественных диспутах. К сожалению, часть молодежи, особенно радикально настроенная, негативно относившаяся к истэблишменту, неправильно поняла ситуацию и начала рассматривать социологию как рупор официальной культуры, против которой она в 60-е гг. активно протестовала. Став элементом повседневной культуры, социология приземлила уровень понимания социальных проблем. Начитавшись популярных книжек, обыватель решил, что и без лишних углублений в теорию он способен компетентно судить о бедности, преступности, расовых предрассудках, безработице и т.д. Там, где следовало рассуждать теоретически, обыватель судил с моральной точки зрения. Научное теоретизирование молодые радикалы рассматривали как форму эскапизма либо как проявление малодушия. Иными словами, они полагали, что теорией занимаются те, кто не хочет решать проблемы практически. Отвергая теоретизирование и самоуглубление, радикальная молодежь, сама того не подозревая и вопреки своим революционным лозунгам, заняла такую же позицию, какую занимали мещане, которым тоже были присущи антиинтеллектуализм и отрицание научных знаний. По мнению Гоулднера, молодые радикалы не понимали, что изменить общество одними политическими средствами нельзя. Старое общество поддерживало себя благодаря идеологическому и теоретическому господству над умами людей. В основе подобной идеологии лежал понятный среднему классу лозунг «Прогресс и порядок». Изменение социального общества требовало изменения менталитета больших масс людей. Однако революционно настроенная молодежь не была готова к подобному повороту событий. 125 Социальные теории, по мнению молодых радикалов, оправдывавшие существующий строй, считались глубоко личным творчеством. И по этому личностному началу в социологии они пытались нанести основной удар. Подрастающее поколение остро воспринимало разрыв между тем, что провозглашали в своих книгах американские социологи, и их образом жизни: анализируя культуру бедности, сочувствуя социальным низам, призывая к гуманизму и справедливости, социологи жили в роскоши и благополучии. Среди социологов молодые радикалы не обнаружили ни одного мученика, но зато увидели в социологии утонченный инструмент репрессивного общества. В большинстве случаев лидерами студенческих беспорядков в конце 60-х гг. были студенты-социологи (в частности, знаменитый французский социолог-бунтарь Кон Бендит) — представители науки, которая больше других ратовала за прогресс и порядок. Получалось, что социология действовала наподобие психологического или интеллектуального фильтра, отбирая и притягивая на социологические факультеты людей с ярко (если не сказать патологически) выраженными реформистскими наклонностями. Их ряды пополняли те, кто когда-либо испытал жизненную неудачу и разочарование. Социология и прежде притягивала всякого рода радикалов. В 30-е гг. это были социалисты, которые в молодости призывали к низвержению основ существующего строя, а в пору зрелости превратились в отъявленных консерваторов. Парадокс выражался и в том, что радикальная молодежь, обличавшая официальную социологию во всех смертных грехах, в том числе в махровом консерватизме, почему-то шла за революционным вдохновением не куда-нибудь, а именно в социологию. Оказывалось, что социология равным образом порождает и непримиримых консерваторов, и отъявленных революционеров. А по мнению Гоулднера, социология не только привлекает, но и производит главным образом радикалов. В 60-е гг., когда резко возросли государственные дотации, академическая социология успешно развивалась во всех регионах страны. Период ее признания и полной институциализации закончился. С географической точки зрения американская социология стала полицентричной. Начиная с этого момента социология росла быстрее любого другого сектора американской культуры. «Мировое превосходство американской социологии в этой профессиональной сфере, возможно, проявлялось даже ярче, чем влияние других областей американской культуры, в том числе математики, физики и других естественных наук»'. На английском языке говорят ныне социологи всех стран мира, а общая численность американских социологов превышает число европейских в 2—3 раза. Современная эпоха, это, по выражению Р. Миллса, — эпоха социологии. В 60-е гг. социальная ситуация в СССР и в США была во многом схожей. Она характеризовалась двумя чертами: наличие развитого среднего класса и материальное благосостояние. По мнению А. Гоулднера и Р. Миллса, тогда в СССР и в США люди стали жить богаче, социология получила государственную поддержку, ее влияние на общество возросло. В 90-е гг. наши пути разошлись: Америка пошла по пути усиления того и другого jouldner A. The Coming Crisis of Western Sociology. N.Y., 1970. P. 22. 126 фактора, СССР — по пути их ухудшения. В нынешней России нет ни среднего класса, ни общества материального благосостояния. Когда Россия изберет правильный путь, оба фактора, помогающие развитию социологии, вновь заявят о себе.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «СОЦИОЛОГИЯ И ПОП-СОЦИОЛОГИЯ» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
