Благодаря приемам стихийной социологии, ежедневно применяемым нами десятки и сотни раз, окружающий мир упорядочивается, разбивается на строго очерченные «улицы» и «перекрестки», а поведение незнакомых людей становится предсказуемым, узнаваемым. Так мы творим свою собственную и в то же время общую для всех социальную вселенную. Таким образом, обыденное сознание полно стереотипов, заблуждений, ложных суждений, наполняющих повседневную жизнь людей. И хотя они часто оказываются неверными, построеными на неправильном обобщении, люди продолжают ими руководствоваться в своих повседневных делах. Рас- 9 Gouldner A. The Coming Crisis of Western Sociology. N.Y., 1970. P. 54-55. 33 смотрим основные «идолы». Они напоминают философские идолы мышления Бэкона, но касаются социальной реальности. Первый «идол». Фрагмент выдается за всю картину. Используя часть социальной картины, люди стараются выстроить картину социального мира в целом. Этот фрагмент — их местный опыт проживания в данном округе, деревне, городе. Местные жители, не выезжающие в большой мир, считают, что везде люди живут так же, как у них. Второй «идол». Группа выдается за все население. Опыт своей социальной группы, слоя, класса, к которому принадлежат люди, распространяется на всех других. Таким образом, навыки стихийной социологии не только облегчают, но и затрудняют нам жизнь. Парадокс? Ничуть не бывало. Дело в том, что фундаментом стихийной социологии является здравый смысл. Он наш помощник, позволяющий быстро реагировать в экстремальных ситуациях и тем самым оставаться в живых. Но «быстро» вместе с тем означает «стереотипно», т.е. чаще всего «ошибочно». Вот почему знакомый нам здравый смысл — одновременно источник убеждений и предубеждений, правильных решений и абсурдных ошибок. Например, он подсказывает нам, что среди бедных больше преступников, чем среди богатых. И тут же подсказывает аргументы: когда человеку не на что существовать, он готов пойти на все. Разве не убедительно? Однако статистические исследования не обнаружили устойчивой связи между двумя признаками — бедностью и преступностью. Дети богатых совершают не меньше проступков, чем дети бедняков. Но для вышеупомянутого предвзятого мнения есть причины. Бедные совершают мелкие кражи и потому чаще попадаются. А богатые? В том-то и дело, что в обществе, где на вершине социальной пирамиды расположены богатые, их проступки или преступления, хотя они крупнее и опаснее, всегда удается скрыть, например за деньги. Или другой пример. Обыденное мнение подсказывает, что южане лучше приспособлены к жаркому климату, чем северяне, а интеллигентные люди более раздражительны, чем неинтеллигентные. Однако исследования американских социологов опровергли эти мифы. Что же получается — стихийная социология и научная социология противоречат друг другу? В каком-то смысле так оно и есть. Но ведь, как мы уже говорили, и профессиональный социолог опирается на тот же самый здравый смысл, что и человек с улицы. Иначе и быть не может. Почему же в социальных проблемах первый допускает меньше ошибок, чем второй? Наука еще не нашла окончательного ответа. Но очевидно, что ученый как-то корректирует подсказки здравого смысла, хотя полностью ими не пренебрегает. Правильнее было бы сказать, что у здравого смысла и научных знаний разные функции. Здравый смысл помогает нам понять социальные действия людей, раскрыть их внутреннюю мотивацию и логику. А сделать это мы можем, лишь поставив себя на место другого — того, кого изучаем. Так советовал поступать еще М. Вебер. Социолог обязан буквально вживаться в поступки людей, как актер вживается в свою роль, в образ и персонаж. Вот почему социология, с одной стороны, — наука понимающая.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ИДОЛЫ И ПАРАДОКСЫ НАШЕГО МЫШЛЕНИЯ» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
