М. Веберу принадлежат значительные фундаментальные открытия, обогатившие мировую социологию. Однако его имя в кругу специалистов по социальному знанию — психологов, экономистов, юристов, антропологов, политологов — прежде всего связывают с концепцией социального действия. Она отличалась двумя выгодными чертами — прекрасно подходила под каноны точных наук, прежде всего статистики, и великолепно гармонировала с принципами гуманитарного знания. Вебер утверждал, что при анализе социального действия надо использовать два метода: • научное наблюдение внешних поведенческих акций по объективным признакам; например, когда человек раздражен, его лицо буквально перекашивается от гневной гримасы или сжимаются кулаки в агрессивном желании кого-то побить; 771 • причинный анализ, при помощи которого социологи могут узнать более глубокий слой явлений, заглянуть в сущность социального действия, для чего им необходимо узнать мотивы, цели и намерения субъекта действия. Здесь на помощь приходит мысленное усмотрение сущности вещей, или философское понимание. С первых же строк своего главного произведения «Экономика и общество» Вебер заявляет о тесной связи этих моментов, благодаря которой социология формулирует свой предмет: «Социология (в том претенциозном значении, в каком это слово здесь употребляется) — это наука, имеющая дело с интерпретативным пониманием социального действия, а через него — с причинно-следственным объяснением процесса и следствий этого действия. Мы будем говорить о "действии" в тех ситуациях, где индивид приписывает какое-либо значение своему поведению, будет ли оно скрытым или открытым, ясным или расплывчатым. "Социальным" такое действие является потому, что его субъективное значение принимает в расчет других и таким образом ориентирован его процесс»1. Социология, по его глубокому убеждению, «есть наука, стремящаяся, истолковывая, понять социальное действие и тем самым каузально объяснить его процесс и воздействие»2. Вебер определяет действие (независимо от того, проявляется ли оно вовне, например, в форме агрессии, или сокрыто внутри субъективного мира личности, подобно терпению) в качестве такого поведения, с которым его субъект связывает субъективно полагаемый смысл. «"Социальным" действие становится только в том случае, если по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него»3. Социология, по Веберу, должна быть «понимающей», ибо поведение людей осмысленно. Но такое понимание не является психологическим. Сам смысл не принадлежит к сфере психического и потому не является предметом изучения психологии. Он — часть социального действия, т.е. такого поведения, которое соотносится с поведением других, ориентировано таким соотнесением, корректируется и регулируется им. Структура социального действия включает два компонента: 1) субъективную мотивацию индивида или группы, вне которой в принципе нельзя говорить ни о каком действии; 2) ориентацию на других, которую Вебер называет «ожиданием» или «аттитюдом» и без которого действие не является социальным. Хотя Дюркгейм и говорил: «Общество — абстракция, а индивид — единственная реальность», но у него основным субъектом действия выступает все же общество или коллектив. Отсюда и понятие «коллективное сознание», которому Дюркгейм придавал самостоятельное существование, т.е. считал его таким же реальным существом, как отдельного индивида. Вебер в этом плане решительно расходится с Дюркгеймом, полагая, что реальным действу- 1 Weber M. Economy and Society. Berkeley. 1978. Vol. 1. P. 4. 2 Вебер М. Основные социологические понятия / Пер. с нем. М.И. Левиной // Избр. произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 602. 3 Там же. С. 602-603. 772 юшим лицом может быть не мифическое «коллективное сознание», «государство» или «класс», а конкретный индивид.
В конечном счете и к философским универсалиям можно подойти с позиций естествознания. Например, выделив устойчивые, повторяющиеся явления в поведении членов малой группы, мы устанавливаем ее численность, состав, внутреннюю структуру, узнаем кто, кому и как подчиняется. На сходной методике основана не только социометрия, но и любая естественно-научная процедура измерения. Но Вебер полагает, что изучать поведение индивидов нельзя так же, как астроном изучает падение метеоритов или выпадение осадков. Чтобы узнать, почему, например, происходят забастовки и люди выступают против правительства (а с такой ситуацией Вебер столкнулся в одном из первых своих исследований в промышленности), надо спроецировать себя в ситуацию забастовки и изучить ценности, цели, ожидания людей, которые подвигли их к такому действию. Познать же процесс замерзания воды или падения метеоритов изнутри невозможно. Итак, социология — это исследование действий, ориентированных на поведение других. Так, например, мы осознаем, что значит нацеленное на нас ружье и агрессивное выражение лица человека, держащего его, так как мы сами бывали в подобных ситуациях или хотя бы ставили себя в такие условия. Мы узнаем значение поступка как бы по аналогии с собой. Нацеленное ружье может означать намерение индивида что-либо совершить (застрелить нас) либо ничего не совершить. В первом случае мотив присутствует, во втором — его нет. Но в любом случае мотив имеет субъективное значение. Наблюдая цепочку реальных действий людей, мы должны сконструировать правдоподобное объяснение их поведения на основе внутренних мотивов. Сами мотивы мы приписываем благодаря знанию того, что в схожих ситуациях большинство людей поступает так же, ибо руководствуется аналогичными мотивами. Благодаря этому социолог только и может применять статистические методы. Социология как наука о социальном действии имеет дело не с конкретно переживаемым значением, а с гипотетически типичным или средним значением. Если, например, социолог при многократном наблюдении выяснил статистически повторяющуюся связь двух поступков, то это само по себе еще мало что значит. Такая связь будет значимой с социологической точки зрения, если доказана вероятность их связи, т.е. если ученый обосновал, что действие А с высокой долей вероятности влечет за собой действие В и между ними существует нечто большее, чем только случайная (статистическая) связь. А это возможно сделать, лишь зная мотивы поведения людей; это знание и подскажет нам, что связь двух событий внутренне обусловлена, вытекает из логики мотивов и смысла, вкладываемого людьми в свои поступки. Стало быть, социологическое объяснение является не только субъективно значимым, но и фактуально вероятностным. При таком сочетании и возникает причинное объяснение в социологии. Правда, индивид не все- 773 гда осознает смысл своих поступков. Это случается, когда он действует под влиянием традиций, коллективных норм и обычаев, либо его поведение аффективно, т. е. детерминировано эмоциями. Кроме того, индивид может не отдавать себе отчета в собственных целях, хотя они существуют, но не осознаются им. Подобные действия Вебер не считает рациональными (осмысленными и обладающими целью), а стало быть, социальными. Такие действия он выводит за сферу собственно социологии, их должны изучать психология, психоанализ, этнография или другие «науки о духе». Исходный методологический пункт Вебера можно сформулировать так: человек знает, чего он хочет. Конечно, в действительности человек далеко не всегда знает, чего он хочет. Но все такие поступки не есть социальное действие. Социальное действие, признает Вебер, это довольно узкий сегмент реальности, как бы крайний случай человеческих поступков или, точнее сказать, «идеальный тип», иде альный случай. Но социолог должен исходить из такого редкого типа как некоего масштаба, с помощью которого он измеряет все многообразие реальных поступков и отбирает только те, которые подвластны методам социологии. Всего же Вебер выделяет шесть уровней поведения, похожего ни рациональное, — от вполне рационального (человек осознает свои цели) до совершенно непонятных, разгадать которые в состоянии лишь психоаналитик. По способу детерминации Вебер выделяет четыре вида социального действия: «Социальное действие, как и любое действие, может быть детерминировано: 1) целерационально (zweckrational) — ожиданиями относительно поведения объектов внешней среды и других лиц, а при помощи этих ожиданий рациональной оценкой и учетом как «условий», так и средств для достижения рациональных целей; 2) ценностно-рационально (wertrational), т.е. благодаря осознанному убеждению в абсолютной (самой по себе) ценности данной линии поведения, совершенно независимо от результатов и независимо от того, интерпретируется она как этическая, эстетическая, рациональная или какая-либо другая; 3) аффективно (affectuell) — эмоционально, благодаря аффектам и состоянию эмоций (feeling); 4) традиционно — благодаря установившейся практике»4. Такая шкала построена по принципу сравнения всякого действия индивида с целерациональным, или правильно-рациональным, как эталоном. Уровни поведения, выражающие интенсивность проявления в конкретном акте рациональности, нельзя смешивать с типами поведения. Первые различаются количественно, вторые — качественно. Вебер выделяет четыре типа социального действия: 1) инструментально-рациональное поведение, когда индивид ориентируется прежде всего на поведение других людей, и эти ориентации или экспектации (предвосхищения) он использует как «средства» или «инструменты» в своей стратегии действий; 2) ценностно-рациональное, оно детерминируется нашей верой в религиозные, нравственные и другие ценности, идеалы независимо от того, ведет такое поведение к 4 Weber M. Grundrissder Sozialokonomik. Ill Abteilung: Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1912. P. 12. 774 успеху или нет; 3) аффективное, т.е. эмоциональное; 4) традиционное3. Между ними нет непроходимой границы, у них есть общие элементы, что позволяет ввести и в эту классификацию псевдоколичественную меру, построенную на степени убывания признака рациональности. Разъясняя свои методологические принципы, Вебер выделяет два вида «значений» социального действия. Термин «значение» относится к реально существующему значению в данном конкретном случае и принадлежит конкретному лицу, совершающему какое-то действие, либо он относится к среднему или приблизительному значению, приписываемому данному множеству действующих лиц. Во втором случае этот термин относится к теоретически постигаемому «чистому типу» субъективного значения, приписываемому гипотетическому лицу или совокупности лиц, совершающих данный род действий. Но, предупреждает Вебер, наш термин ни в коем случае не должен относиться к какому-либо объективно «правильному» значению или «истинному» в метафизическом смысле слова. Так, например, в юриспруденции употребляется категория «правильного поведения» с точки зрения соблюдения закона. Однако в социологии и истории как эмпирических науках не должно быть никаких оценок «правильности» поведения с точки зрения закона, морали либо партийности. Вебер приводит пример знаменитого наводнения 1277 г. в Ирландии, которое приобрело историческое значение благодаря тому, что вызвало широкую миграцию населения. Кроме того, наводнение повлекло огромные человеческие жертвы, нарушение привычного образа жизни и многое другое, что должно привлечь внимание социологов. Однако предметом их изучения должно быть не само наводнение, а поведение людей, чьи социальные действия так или иначе ориентированы на это событие. К той же категории фактов, лишенных значения, относятся у Вебера такие психические и психофизиологические явления, как усталость, привычки, память, эйфория, вызванная аскетическим умерщвлением плоти, индивидуальные реакции на время и точность и т.д. Эти и многие другие факты социология использует просто как данные, т.е. нечто, влияющее на социальное действие. Но если первые не имеют «значения», то второе им наделено. Несомненно, социолог обязан учитывать влияние на поведение таких факторов, как расовая принадлежность, эффект старения организма, биологически унаследованная структура человека, потребность в питании. Однако их возможно использовать, убеждает нас Вебер, если мы статистически доказали их влияние на соответствующее поведение, т.е. действия людей, интерпретированные уже в социологических терминах6. Понимание того, какое значение вкладывает индивид в собственные действия, основано на нашей способности сопереживать, со-чувствовать. Каждый человек может поставить себя на место другого и понять логику его поведения потому, что такая или сходная логика присуща ему самому. Правда, говорит Вебер, чтобы понять Цезаря, не нужно быть самим Цезарем. «Повторение жизненного опыта» кого-либо — это важная предпосылка для достоверного и адекватного понимания чужих действий, но она не является абсолютно необходимой. Иначе говоря, наличие подобного условия — Weber M. Economy and Society: An outline of interpretive sociology. Berkeley, 1978. Vol. 1. P. 24—25. 6 Weber M. Op. cit. P. 8. 775 сопереживание другого — еще не гарантирует социолога от ошибки. Например, экстрасенсы, т.е. люди, способные к мистическому сопереживанию или «чтению» чужих мыслей, демонстрируют поразительные опыты угадывания другого. Но в результате их опытов практически невозможно исследовать смысл и значение действий этого другого. В связи с этим Вебер подчеркивает, что базис для понимания значения действий других людей является рациональным, а не мистическим или метафизическим. Только в этом случае достигается необходимая верифици-руемость и надежность результатов исследования. Понятие «рациональный базис» понимания можно употреблять в очень узком смысле, сводя его к логическому или математическому, т. е. интеллектуальному элементу. В узком смысле слова, т.е. в своей наивысшей форме, рациональное проявляется в любом математическом выражении, например 2x2 = 4, или в доказательстве теоремы Пифагора. Мы понимаем их, ибо недвусмысленно представляем себе, что подразумевает индивид, когда употребляет такого рода выражения. Точно так же очевидны смысл и значение речи того человека, который пользуется похожей на вашу собственную логику аргументацией. Но вы окажетесь в затруднительном положении, если оппонент употребит те же самые слова, что и вы, но придаст им иное значение либо воспользуется непохожей логикой рассуждения. Как бы вы ни убеждали его, он окажется при своем мнении. Достаточно несложно понять, что делает человек, когда пытается достичь определенной цели, выбирая соответствующие средства, ориентируясь в своем поведении исключительно на факты и конкретную ситуацию. Разбираться в таких действиях приучил нас собственный житейский опыт. Правильность нашей интерпретации целесообразно-рационального действия может быть проверена. Правда, не всякая структура и не все этапы этого действия проверяются, а лишь один, но зато главный — выбор индивидом средств достижения цели. Допустим, вы голодны. Из нескольких вариантов — потерпеть, занять у соседа, своровать и т.д. — выбрали самый приемлемый: зайти в лавку и купить необходимый продукт. Посещение магазина — это и есть выбор средства достижения цели. По характеру выбранного средства мы можем судить о цели действия. В более сложных случаях мы можем мысленно представить конечные цели или ценности, на которые, как нам кажется, ориентируется в своем поведении индивид. И все же мы не способны до конца понять его действия, поскольку ценностный мир этого человека существенно отличается от нашего. Никакое сопереживание не поможет. Единственный выход, полагает Вебер, принять чужие ценности как факт. Так, например, нам трудно понять человека, который совершает те или иные поступки из религиозного рвения или идеологического фанатизма. Логика его действий строится иначе, чем логика нашего понимания этих действий. «Действие в смысле субъективно понимаемой ориентации поведения существует только как поведение одного или более индивидов. Для других научных целей может быть полезно или даже необходимо рассматривать индивида, например, как совокупность клеток, как комплекс биохимиче- 77G ских реакций или изучить его психическую жизнь», — писал М.Вебер7. Несомненно, подобные исследования приведут к ценному знанию причинно-следственных связей. Однако субъективно понимаемое поведение — это нечто иное. Подобное утверждение, считает Вебер, справедливо и для психологии: чем точнее измеряющиеся психические элементы по правилам естествознания, тем меньше они доступны субъективному пониманию. Но для социологии и истории важно именно последнее. Даже психопатологи изучают поведение, лишенное субъективного значения. Для практических целей или в юридической науке подчас необходимо рассматривать социальные коллективы {social collectivities) — государство, ассоциации, деловые корпорации, учреждения — так, как если бы они были отдельными индивидами. Они могут быть истолкованы, например, как субъекты права или обязанностей или исполнители легально значимых действий. Но в социологии, которая в центр внимания ставит субъективную интерпретацию действий, такие коллективы должны рассматриваться исключительно как результирующие {resultantants) или как способы организации конкретных действий отдельных людей, поскольку только они могут интерпретироваться как агенты или носители субъективно понимаемых действий. Тем не менее социолог не должен полностью игнорировать, считает Вебер, понятия о коллективах, пришедшие в социологию из других наук. Для субъективной интерпретации действий возможны три отношения социолога к коллективным понятиям. Имеют место ситуации, когда нужны лишь очень простые коллективные понятия, которые заменяют обыденные представления более «интеллигибельными» терминами. Скажем, и в лексике юристов, и в повседневной речи употребляется одно и то же слово «государство». Оно — из ряда коллективных понятий. Но для социологии не обязательно пользоваться им для объяснения социальных действий. В социологии, говорит Вебер, вообще не существует таких вещей, как коллективная личность, которая как-то «действует». Когда социологу приходится обращаться к таким коллективностям, как государство, нация, корпорация, семья или армия, то он должен отдавать себе отчет, что они обозначают только определенный вид развития реальных или возможных социальных действий индивидов. Можно назвать этот вид качеством, свойством, типом, формой или стадией развития социальных действий. Таким образом, юридические термины, обозначающие коллективности, в социологическом смысле неточны. Weber M. Economy and Society: An outline of interpretive sociology. Berkeley, 1978. Vol. 1. P. 13. 777 Второе значение, в котором употребляются коллективные понятия, — нормативный порядок. Человеческое поведение и взаимодействие людей ориентированы на определенные коллективные нормы и ценности или коллективные идеи, в которые верят как в предписанный порядок и согласуют с ними свои действия. Нормативные предписания, традиции, коллективные образцы поведения, совместные ритуалы, обычаи и обряды имеют огромную, иногда решающую силу и влияние на действие отдельных личностей. Вера в легальный закон, упорядочивающий взаимодействие людей, выступает важнейшим фактом существования современного общества наряду с субъективным значением индивидуального действия личности". Если использовать чисто социологические термины, то коллективные понятия в этом их значении придется исключить, заменив их другими. Правда, в данном случае коллективные термины обозначают уже не юридические понятия, а реальный процесс действия. Третья ситуация порождена деятельностью так называемой «органической» школы в социологии. Так, в работе Шаффли, на которого ссылается Вебер, дан образец описания социального взаимодействия на основе категории «целое». По отношению к такому целому каждая его часть выполняет ту или иную функцию. Для целей социологического анализа функцио нальные рамки вполне уместны, но лишь как практическая иллюстрация либо временная (служебная) ориентация. И то не как полезная, а скорее как необходимая, неизбежная процедура. Стоит только переоценить познавательное значение функционального подхода, как для социологии возникает опасность материализации незаконных понятий, превращения абстрактного «общего» в конкретное явление. Кроме того, функциональный метод не есть специфически социологический, каковым выступает метод понимания. Функциональный подход выводит социальную организацию непосредственно из функционального разделения труда, что делать нельзя. Всякое сведение социологического подхода к функциональному основано, по мнению Вебера, на нашем невежестве, т.е. неполном знании о предмете. Его употребление должно рассматриваться в качестве временной меры. С точки зрения социологического подхода, базирующегося на усмотрении внутреннего смысла, между людьми и животными существует огромная дистанция. Но с точки зрения функционального подхода ее вроде бы и нет. Например, определенную степень функциональной дифференциации можно найти и в человеческих, и в животных сообществах, в частности пчелином улье или муравейнике. Сам по себе функциональный подход служит лишь подспорьем для социолога. Он уместен при решении строго определенного класса задач. Так, анализ уровня специализации функций поможет выявить фазу эволюции того или иного социального целого, сравнить ее низшие и высшие формы. Он является наилучшим для изучения тех способов, с помощью которых подвиды живых существ, в том числе и люди, обеспечивают свое выжива- 8 Weber M. Op. cit. P. 14. 778 ние, добывают пищу, защищаются, воспроизводят себя, перестраивают свою структуру. Именно в качестве носителей различных функций социолог описывает людей как «королей», «солдат», «рабочих» и т.д. Но если ограничиваться лишь рамками функционального подхода, то нетрудно скатиться в пропасть домыслов и абстрактных спекуляций. Функциональный анализ не дает социологу главного понимания логики и смысла поступков людей. Стоит ему задаться вопросом о том, почему группы, выполняющие одни и те же функции, скажем рабочие или солдаты, в типичных ситуациях ведут себя таким образом, что результатом их действий оказывается сохранение групповых ценностей, борьба за выживание, а не что-либо еще, как необходимость выхода за рамки функционального подхода станет очевидной. Формулируя научную интерпретацию человеческих действий, социолог поступает так же, как и специалист в любой другой отрасли науки. Он сверяет свою гипотетическую модель о предполагаемом событии с реально наблюдаемой совокупностью действий. К сожалению, предупреждает Ве-бер, такой способ верификации дает не абсолютную, а относительную точность, да и случается он крайне редко — обычно лишь в психологических экспериментах. Подобный способ проверки истинности гипотез возможен также при изучении массовых явлений с помощью статистических методов. Но не все они дают надежную информацию, степень приближения к истинности в них чрезвычайно варьируется. Во всех остальных случаях на долю исследователя остается только одна возможность: подобрать как можно больше исторических примеров или современных явлений и классифицировать их, сравнивая между собой таким образом, чтобы в одну и ту же группу попали действия, которые между собой во многом сходны, но различаются одним решающим моментом — своим отношением к конкретному мотиву или фактору, роль которого для этой группы действий ранее уже изучена. Это Вебер называет «фундаментальной задачей сравнительной психологии»9. К сожалению, такого рода построения, и в этом Вебер отдает себе отчет, случаются редко — только в крайне неопределенных процедурах, называемых «мысленным экспериментом». Их суть в исключении каких-то элементов из общей цепи мотивации и построение такой логики действия, которая была бы более правдоподобной, учитывая цели причинного объяснения. Такова в общих чертах веберовская теория логических условий доказательства причинно-следственных связей. В качестве примера неудачного «мысленного эксперимента» Вебер рассматривает, в частности, попытку Э. Майера реконструировать влияние марафонской битвы на судьбы западной цивилизации и развитие Греции. Майер дает интерпретацию значения тех событий, которые должны были произойти по предсказаниям греческих оракулов в связи с нашествием персов. Однако сами предсказания можно непосредственно верифицировать, полагает Вебер, только изучив реальное поведение персов в тех случаях, когда они оказывались победителями (в Иерусалиме, Египте и Малой Азии). Но подобная верификация не может удовлетворить строгий вкус ученого. Майер не сделал главного — не выдвинул правдоподобной гипотезы, пред- 9 Weber M. Op. cit. P. 10. 779 лагающей рациональное объяснение событий, и не объяснил способа ее верификации. Часто историческая интерпретация только кажется правдоподобной. В каждом конкретном случае необходимо указывать исходную гипотезу и метод ее проверки. Мотив у Вебера — это комплекс субъективных значений, которые представляются действующему лицу или наблюдателю адекватной основой поведения. Если мы интерпретируем ту или иную цепочку действий, сообразуясь лишь с нашим здравым смыслом, нашими стереотипами мышления, то подобную интерпретацию надо считать «субъективно приемлемой» (достаточной) либо «корректной». Но если интерпретация основывается на индуктивных обобщениях, т.е. носит интерсубъективный характер, то ее можно считать «казуально адекватной». Она показывает вероятность того, что данное событие реально произойдет при тех же самых условиях и тем же порядком. Здесь применимы статистические методы, измеряющие степень корреляции событий, или устойчивости связи повторяющихся явлений. Оба способа интерпретации событий имеют свои пределы. Так, суждение о смысле социальных действий на основе общепринятых или обыденных норм влечет за собой включение в научный анализ типичных ошибок, свойственных здравому смыслу. Они отразят пристрастие или субъективные предпочтения одних норм другим. «Субъективная адекватность» действительна лишь в рамках «закрытого» поведения. «Открытое» поведение, когда смысл поступков проявляется во внешних результатах, видимых глазу реакциях, поддается скорее статистическому анализу, количественным методам.
Любое социальное действие ориентировано на ожидаемое поведение других людей. Так, оно может мотивироваться желанием отомстить кому-то за прошлые обиды, защититься от настоящих или даже будущих опасностей. «Другие» — это, возможно, отдельные индивиды, и они знакомы действующему лицу, либо это неопределенное множество людей, которые неизвестны ему конкретно. Например, деньги — средство обмена — используются индивидом при оплате, но лишь потому, что он ориентирует свои действия на то, что незнакомое ему большинство людей, как он ожидает, будет поступать точно так же. Вовсе не каждое действие, даже «открытое» поведение, говорит Вебер, является «социальным» в том смысле, в котором это слово употребляется здесь. «Открытое» действие не является социальным, если оно ориентировано исключительно на «поведение» неодушевленных объектов. Субъективные установки конституируют социальное действие в той мере, в какой оно ориентировано на поведение других. Например, религиозное поведение нельзя считать социальным, если его предмет — только созерцание или уединенная молитва. Экономическая деятельность оценивается социологом как социальное действие лишь в том случае, пишет Вебер, если при таком действии берется в расчет поведение кого-то еще, например, тех, кто согласится признать право данного инди- 780 вида некоторым образом контролировать движение товаров или других экономических ценностей. Если говорить более конкретно, то данный индивид совершает социальное действие, если он строит свой потребительский бюджет в зависимости от того, какими в ближайшем будущем могут стать потребности других людей, как они могут измениться. Точно так же и производство ориентируется на будущие потребности людей. Далеко не всякие контакты людей носят у Вебера социальный характер. Они таковы, если сознательно ориентированы на других. Так, столкновение двух велосипедистов является естественным событием, но их попытка избежать аварии, возможных вслед за этим взаимных оскорблений и закончить дело мирным путем должна истолковываться как «социальное действие». Хорошо известно, полагает Вебер, что действия людей сильно зависят от самого того факта, что они находятся в уличной толпе, которая пространственно ограничена прилегающими домами. Такого рода поведение стало специальным предметом «психологии толпы» Г. Лебона. По мнению Вебера, Лебон доказал, что поведение человека в толпе описывается особыми механизмами, в числе которых реакция на действия окружающих, подражание им. Человек не может поступать иначе как часть «толпы» или «массы», находясь в подобных ситуациях. Он просто ограничен в выборе средств. У него появляются такие психологические реакции или поведенческие акты — раздражение, энтузиазм, страсти и т. д., — которые он, как правило, не испытывает в одиночестве. Но при этом человек не должен осознавать себя частью толпы, иначе он может и не подчиниться «воле масс». Индивид подчиняется логике массового поведения в толпе бессознательно, поэтому его 781 действия не являются в строгом смысле индивидуальными. Разумеется, провести четкую разграничительную линию здесь крайне сложно. Так, например, поведение индивида под влиянием демагогии может носить одновременно массовый и сознательный характер, причем в разной степени. Здесь возможна любая интерпретация, все зависит от квалификации социолога. Рассмотренные случаи скорее надо отнести к «имитации», которая, согласно Тарду, не является социальным действием. В этом, как и во многом другом, Вебер полностью согласен с ним. Это реактивное поведение, лишенное сознательной ориентации на источник имитации. Наблюдая за действием других, индивид реагирует на объективные факты как на естественные явления. Его действия причинно обусловлены поведением других, но не ориентированы на его смысл и значение. Совершенно очевидно, что на эмпирическом уровне «влияние» и «сознательная ориентация» трудно различимы, однако на концептуальном уровне между ними необходимо проводить разграничительную линию. Социология имеет дело прежде всего с социальными действиями, но не исключительно с ними. Они — ее центральный предмет, хотя все разнообразие действий индивидов должно учитываться социологом как важные факторы. Социальная организация органично вырастает из социального действия. В учение о социальном действии у Вебера включается не только знаменитая четырехчленка (целе- и ценностно-рациональное, традиционное и аффективное), но также другие категории, в частности, социальные отношения. В самом деле, действие, если оно социальное, подразумевает не только ориентацию на других и мотивацию, но и вытекающее из этой ориентации отношение. Социальное отношение — вот активный мостик от одного индивида к группе. Там, где есть отношение, там всегда наличествует связь, а там, где есть связь, там обязательно должны быть взаимодействие и кооперация, которые, в свою очередь, возникают лишь там, где имеются совместные интересы и ориентация на других. Такова логика веберовского подхода, а точнее — перехода от социального действия к социальной организации, в фундаменте которой лежит организованная группа. «Термин "социальные отношения" будет употребляться для обозначения поведения некоторого множества людей так же, как и для обозначения действий каждого из них, если оно ориентировано на других. Социальные отношения таким образом существуют лишь в поле вероятности...» — пишет М. Вебер10. Взаимоотношения между людьми у Вебера могут заключать в себе целый спектр неожиданных форм: конфликт, враждебность, сексуальную притягательность, лояльность, дружбу или экономический обмен. В социальном действии должен содержаться хотя бы минимум взаимной ориентации. Этот критерий присутствует в служебном исполнении, иноземном вторжении, насилии, соглашении, а также в экономической, эротической и некоторых других формах «конкуренции»". 111 Weber M. Economy and Society: An outline of interpretive sociology. Berkeley: University California Press. 1978. Vol. 1. P. 26-27. 11 Ibid. P. 27. 782 Итак, социальные действия, повторяясь и осуществляясь на регулярной основе, кристаллизуются в социальную связь, т.е. некое устойчивое отношение одного индивида к другому. Р. Арон в данном случае говорит о том, что социальное поведение воплощается в социальную связь (soziale Beziehung), но как именно, не указывает. На роль связующего мостика он предлагает «поступок»: «Социальная связь бывает тогда, когда каждый из нескольких субъектов совершает поступок, смысл которого соотносится с позицией другого таким образом, что поступки взаимно ориентированы друг на друга. Профессор и его студенты находятся в социальной связи. Их позиция ориентирована на профессора, а его позиция ориентирована на студентов»12. Однако термин «поступок» здесь вряд ли уместен, так как несет на себе известный морально-нравственный акцент. Совершить поступок в русском языке означает сделать нечто выдающееся. Английский термин «action» подходит больше, ибо он обозначает некое нейтральное в ценностном отношении движение. Единственная нагрузка у поступка — ориентация на других. Но она у Вебера не имеет никакого ценностного наполнения. Типы устойчивых отношений между людьми М. Вебер систематическим образом никак не классифицирует, несмотря на принципиальное значение этого момента для социологии в целом. Правда, он разводит два термина, обозначающих различные оттенки или степень такой устойчивости. «Если ориентация на социальное действие происходит регулярным образом, это следует называть "обыкновением" (Brauch), постольку поскольку осно вой его существования в группе выступает только реальная практика. Обыкновение будем именовать "обычаем" (Sitte), если практика длится очень долгое время. С другой стороны, единообразие ориентации может быть "детерминировано заинтересованностью", поскольку и если поведение актора является инструментально ориентированным... Обыкновение кроме того включает в себя "манеры" (fashion). Обыкновение, поскольку оно отличается и противоположно обычаю, следует называть манерой в том случае, когда основой поведения выступает новизна»13.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «КОНЦЕПЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ М. ВЕБЕРА» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
