Транскоммуникабельность постметодологического релевантного исследования в психологии
Духовный мир (как трансцендентальный по определению) непосредственно не представлен в душевных процессах. И если не опускаться до слишком ортодоксальных бихевиоральных редукций, то можно понять интуитивную чувствительность человека к его соприсутствию в духовном мире как символическую, синхронистическую и ценностную (Франкл, 1990; Юнг, 1997а). Следовательно, для релевантного понимания душевного мира необходим холистический подход к анализу психического в контексте духовно-душевно-телесного соответствия. Имея в виду разнопорядковость (разноуровневость) духовного, душевного и телесного миров человека, соответствие и гармония в созвездии этих миров - результат не детерминизма, а именно их «соответствия», т.е. транскоммуникабельности, что и мотивирует выход в постметодологическое пространство анализа. Интересно, что уже в начале и середине прошлого столетия такие несоизмеримо разные психологи, как К. Юнг и Ж. Пиаже, отмечали некорректное неадекватное использование в отношении душевной жизни заимствований из физики, таких как «сила», «энергия», «работа» и даже «детерминизм» (Пиаже, 1966; Юнг, 1997б, 1996). Предмет психологии слишком необычен по сравнению с большинством наук. Естественные науки «вещественно» изучают вещество и допускают психологию в качестве науки, изучающей душевную жизнь лишь в качестве свойства высокоорганизованной материи. Гуманитарные науки рассматривают семиотические, символические, смысловые «продукты» душевной активности как данность (естественно, в чем-то воплощенную). А вопрос об их природе часто молчаливо переадресовывается психологии. Сама психология, находясь между этими главными сферами научного знания, видимо, уже давно заработала хронический «комплекс неполноценности», от которого, правда, один шаг до мании величия. И то и другое уже отрефлексировано в современной психологии - комплекс неполноценности предрасполагает к «физикализму», мания величия - к магии. С последним комплексом проще, т.к. он легко вытесняется за рамки научности; с первым - сложнее. Механицизм неизбежно ориентировал психологию на метод, методологию и технологию. Естественная наука механика начинается с измерения. Механицизм требует «объективности», и это требование естественно было ассимилировано в качестве главного требования к методам ранней психологии. Современная наука, осознавшая моделирование как универсальный метод, неизбежно признала фатальность редукции как полезного упрощения. Если модель не проще или сложнее моделируемой реальности, она теряет смысл. Конечно, имеется в виду редукция, сохраняющая и акцентирующая существенное. Но здесь, как правило, камень преткновения и «поле брани» научных школ (Юревич, 2005). И ключевым при этом является вопрос о качестве научного знания. Классические школы (преимущественно в области психофизиологии и бихевиоральных наук) удовлетворяются «метафорой» объективного знания (объективность приравнивается к критерию истинности), игнорируя стоящую за этим определением почти неразрешимую проблему его субъективной сущности. Определенный прогресс наметился при переходе к анализу парадигмального знания в контексте работ Т. Куна. В этом типе знания «призрак объективности» перестает быть навязчивым в связи с тем, что в относительности и множественности парадигм явно просматривается конвенциальный и субъективный фактор. Поэтому закономерным является уже более динамичный переход к личностному знанию, где субъективно-личностное измерение становится определяющим. Это в свою очередь породило постмодернистский кризис гуманитарных наук, позитивной стороной которого явилась потребность в новом качестве знания более высокого порядка. На этом этапе сама субъективная суть знания нуждается в переосмыслении в принципиально более широком контексте (Ильин, 1998). При этом наука неизбежно сталкивается с непривычными и неожиданными качествами знания, связанными с его трансперсональ-ностью, транссубъективностью, трансцендентальностью. Это новое качество научного знания в последние годы анализируется отечественными психологами нового поколения на уровне методологической рефлексии как существенная особенность постнеклассической психологии (Гусель- цева, 2005; Знаков, 2005; Кабрин, 2005а; Юревич, 1999). На этом этапе ноэтическая, духовная компонента знания хорошо осознается не только в области философско-гуманитарных наук, но и наук естественных, принимавшихся ранее за эталон объективности (Вульф, Ректор, 1994; Капра, 2003). Психологическое знание также неизбежно трансформировалось в контексте указанных общенаучных тенденций, однако в силу необычности (трансцендентности) самого предмета психологического исследования последнее уже не умещается в рамках известных методологий, что оборачивается, на мой взгляд, проблемой постметодологии. Драматизм этой ситуации существен для психологии, имеющей дело с субъективной реальностью. Психологи-основатели старались следовать требованиям естественнонаучного метода, что привело к созданию тысяч психологических тестов и изобретению изощренного факторного анализа (Ф. Терстоун), уже успешно ассимилированного другими науками. При этом, преодолевая «комплекс интроспекционизма» (в связи с обвинением Огюста Конта), даже решились редуцировать душевный процесс до поведения (бихевиоризм). Попытка реабилитировать самостоятельность душевной жизни породила соблазнительное для многих «мифотворчество психоанализа», как, видимо, другую крайность. Тем не менее многие выдающиеся психологи понимали неадекватность и нерелевантность объективирующей редукции относительно душевной реальности. Поэтому они обращались к древним источникам знания, которые еще не скованы жесткими научными парадигмами, на основе современного мировоззрения (Бейтсон, 2000). Я имею в виду линии развития, прежде всего экзистенциальной и, особенно, трансперсональной психологии - от работ К. Юнга, Р. Ассаджиоли до современных трудов К. Уилбера в духе холистической и Х. Феррера в духе эпистемологической трансперсональной психологии (Ассаджиоли, 2005; Козлов, 2005; Уилбер, 2004; Феррер, 2004; Юнг, 2007а). В таких работах часто имплицитно начинается пересмотр принципиальных основ психологического исследования и практики. Целостное, нередуктивное понимание душевной жизни возвращается как главная ценность психологической науки - холистическая психология обретает особое значение. Восстанавливается уверенность в возможностях непосредственного понимания живого психологического опыта и непосредственной работы с ним (медитация, управляемое воображение, различные виды рефлексии в альтернативных состояниях сознания). Возвращаются представления о «тонкой» - эйдетической, смысловой, ноэтической организации мира и интимной причастности ей человека. В отношении трансперсональной психологии со стороны академической психологии существуют серьезные претензии в связи с вроде бы легкомысленной ассимиляцией оккультных знаний, начиная с шаманизма. Конечно, исключительное достоинство научного знания - это стремление к ясности (объяснению, прояснению и т.д.) в сравнении с эзотеричностью других знаний (например, астрологических). В то же время трудно не согласиться с трансперсональными психологами в необходимости преодоления методологической редуктивной объективации, не релевантной специфике психологической реальности (Ван Каам, 1998; Гроф, 2002; Уайт, 1996; Уолш, 2004). Я обнаружил ноэтическое направление в этой пограничной области, существующее не менее трех тысяч лет: от Анаксагора, Платона и неоплатоников до современных представлений о ноосфере П.Т. Шардена и В.И. Вернадского (Кабрин, 1999, 2000а, 2000б). Важно, что этот луч знания оказался даже выше противопоставления теологического и светского знания. В этом направлении работали не только богословы, философы, но и ученые естественнонаучной ориентации (вышеназванные П.Т. Шар-ден, В.И. Вернадский). Этот «светлый взгляд» на жизнь Вселенной предполагал существование мирового ума (Анаксагор), его эйдетическую активность (Платон), пробуждающую в человеке «умное делание» (мистическое и святоотеческое христианство), изначальную ноэтическую интенциональность сознания (Э. Гуссерль) в контексте ноосферы как трансперсональной реальности (К. Юнг). Эта реальность характеризуется весьма дифференцированным спектром альтернативных состояний сознания, естественным образом преодолевающим примитивную дихотомию психоанализа: сознание - бессознательное (Кабрин, 1999; Уилбер, 2004). Я обнаружил, что давно изучаемый мной феномен «транскоммуникации» (Кабрин, 1992), как выводящий человека из самодостаточности для настоящего взаимопонимания с Другим через трансцендирование имеет непосредственное отношение к этому ноэтическому пониманию душевной жизни. Транскоммуникативный подход предполагает, что человек не только может общаться с людьми как с «иными» (другими по-настоящему), но и с разнопорядковыми сущностями - как с более простыми «братьями меньшими», так и с более сложными - группа, культура, нация, космос. «Светлый взгляд», который не так давно открыл К. Уилбер (2004), а у Г. Фехнера, образующийся пониманием тонкой духовной организации космоса и который мы в силу своей невнимательности или узости сознания воспринимаем в качестве грубо материального конденсата (Ясперс, 1994), может быть развит и переведен в научную область с помощью концепции транскоммуникации. Важный аспект сообщаемости разнопорядковых миров акцентировал В. Франкл (1990) в рамках «димензиональной онтологии» в контексте его примера о том, что в трехмерном пространстве простой стакан может выглядеть и восприниматься в двухмерном пространстве как круг или прямоугольник. Интересно, могли бы «виртуальные» двухмерные человечки, видящие его (стакан) в разных ракурсах как НЛО, догадаться или договориться, что это «одно и то же» (имеется в виду круг и прямоугольник). Когда мы сталкиваемся с более N-мерной реальностью, чем наш четырехмерный мир, в лучшем случае мы чувствуем символы или «знамения» присутствия чего-то важного, но непостижимого. К. Юнг пытался «объять» такие события с помощью понятий синхронистичности и трансцендентальной функции. Я предположил, что здесь мы сталкиваемся не просто с более сложными свойствами «тонкого мира», а с активным живым процессом сооб-щаемости разнопорядковых миров как процессом транскоммуникации. Иначе, каким образом понять реальную холистичность мира? Древние мудрецы чувствовали, что человек - это микрокосм, т.е. подобие макрокосмоса. Строгим наукам пришлось об этом забыть. Феномен, или, точнее, сквозной космический фактор транскоммуникации, позволяет понять, по крайней мере, на уровне микрокосма - как это происходит в человеке (вершинной точке эволюции универсума, по П.Т. Шардену). Нередуктивный целостный взгляд на человека предполагает понимание его как духовно-душевно-телесного соответствия (т.е. сообщаемости) в духе «холархии» (Уилбер, 2004). Это же связано с проблемой «собственно человеческого» в человеке, акцентированной гуманистическими и экзистенциальными психологами, возмутившимися доминированием «зоо-логизма» в традиционной психологии (психофизиология, бихевиоризм, психоанализ и др.). Феноменология транскоммуникации показывает, как тело может (!) соответствовать духу (т.е. общаться с ним). Во многих своих статьях я упоминал в этом контексте об уникальности человеческих слез и улыбки (Кабрин, 2000а, 2000б). В отличие от звериного оскала человеческая улыбка связана не только с радостью, но и с юмором, восприятием переносного смысла метафоры, т.е. транссмысла. Человеческие слезы (физиологическая функция которых - очищение от инородного) воплощают духовное очищение (катарсис) и при чтении книг, и на спектаклях, и в сложных человеческих отношениях. Смех и слезы часто образуют динамичное единство: способность смеяться до слез и способность перейти от слез к улыбке. Заторможенность таких способностей означает ослабление транскоммуникации между телом и духом, что ведет к соматическим и психическим расстройствам. Здесь я лишь замечу, что К. Роджерс (1993) любил напоминать нам о великой мудрости человеческого тела и предостерегал о возможной утрате контакта с ним. Но насколько оно искренне отзывчиво и «хорошим» и «плохим» образам, мыслям, чувствам! В этом - великий потенциал и великая опасность саморазрушения (специалисты по психосоматике привели бы нам тысячи примеров). Чтобы на основе уже представленного выше контекста ввести главный принцип ноэтической транскоммуникативной психологии, необходимо обратить внимание еще на одну странную иллюзию, незаметно превращающуюся в постулат во многих работах, где говорится о душевной жизни, о сознании как «внутреннем мире». Создается впечатление, что употребляющие такую метафору представители гуманитарных наук и, прежде всего, психологи не удосуживаются осмыслить ее противоречие. Собственно о каких «внутренностях» идет речь? Когда задается такой вопрос, и студенты, и специалисты почти инстинктивно, автоматически указывают пальцем на голову, реже - на сердце. Когда спрашиваешь: «А может ли душевный мир уйти в пятки?» - только в таком юмористическом контексте начинает осознаваться парадоксальность данной метафоры. Психофизиологический миф нескольких столетий о том, что именно мозг рождает образы, мысли, чувства, как печень выделяет желчь, постепенно превратившись в аксиому «материалистической психологии», так и не смог претерпеть ни одну верификацию. Король оказался голым. «Внутри нас» ни в одном органе тела нет никаких образов, мыслей, чувств. Но душевная реальность существует. Не все, но большинство как специалистов, так и дилетантов в этом не сомневаются. Тогда как же существует эта реальность? Вот здесь мы и возвращаемся к ноэтическому лучу древней мудрости. Истина или что-то близкое к ней - всегда проста. Если мы понимаем, что бесполезно искать наш тонкий мир в наших внутренностях, то почему бы по древнему обычаю не попробовать наоборот? Не образы, эйдосы. внутри нас, а мы внутри эйдосов. Нужна порция скромности, чтобы признать (после хронической мегаломании), что мы не самая совершенная реалия Вселенной; что вокруг нас незримые тонкие оболочки эйдетических сфер. Правда, то, в каких образах мы будем пребывать, зависит от нашего состояния, «настроя души» и т.д. Син-хронистичность тонких миров поддерживается симпатией, тропностью, резонансом. Древнейшая профессия актера - быть в образе. Кстати, эту «тонкую мысль» постоянно пытаются донести дети взрослым, сопротивляясь их «правильности». Эйдетическая природа душевной жизни человека, так ярко заявляя себя в искусстве, сновидениях, аутогенной тренировке, медитации, воображении, удивительно трудно ассимилируется академической психологией. Может быть, все дело в дисциплинированном отношении к «узаконенным» научным парадигмам? В этом контексте можно перейти к ключевому понятию данного раздела - к постметодологии. Это понятие может характеризовать тот новый тип знания, которое было обозначено как трансперсональное, ноэтическое, трансцендентальное, явно ориентированное на преодоление традиционных форм редукционизма, считавшихся неизбежными для науки. В этом плане предполагается, что концепт транскоммуникации, применительно к психологическому научному исследованию можно обозначить как транскоммуникативный подход в русле постметодологии. Стоит уточнить, что сама проблема постметодологии связана с поиском преодоления неизбежного редукционизма любых методологий, традиционно реализующихся в методах, призванных поддерживать иллюзию объективации. В результате укореняется схема традиционной методологии, которая выглядит незыблемой: методология - метод - отражение -объективация. Возможно ли решить такую необычную задачу с помощью феномена и концепта транскоммуникации? Во-первых, вспомним простое забытое: физика оказалась в авангарде наук, научившись «мерить подобное подобным». И психологии пришлось искать изощренное решение такой задачи на основе теорий изоморфизма, чтобы придумать наукообразное моделирование психических процессов (Веккер, 1998). Конечно, лучше работать с тестами не просто как с процедурами или технологиями, но как с моделями «черного ящика» - души. Это кибернетическая версия. Однако столь опосредованный маневр «действия в обход» не снимает проблему аутентичности и релевантности получаемой информации. «Подобное - подобным!» - возвращается к нам сейчас уже как научный укор. Что может быть «подобным» измерителем души? Очевидно, душа другого человека или своя собственная. Как это возможно? Загадочная способность души понимать самою себя и душу другого - это для нас ценнейшая зацепка. Традиционно в рамках культурно-исторической психологии это формулировалось как интериоризация и экстериоризация и далее как «рефлексия» и «децентрация». До сих пор научное проникновение в эти процессы было слабым. Посмотрим на это сквозь призму транскоммуникативного подхода. Общаясь, мы действительно выходим за пределы себя, т.е. транскоммуницируем, но происходит это, видимо, эйдетически, ментально, ноэтически. При этом коммуникация и тем более транскоммуникация - это общение душ. Только преодоление конвенциальных трафаретов, этих продуктов «жестокого» и латентного научения, в которых закована традиционная коммуникация, приводит нас к более аутентичной экзистенциальной коммуникации (Ясперс, 1991) и далее - к транскоммуникации, которая уже открыта «трансперсональной реальности». В ггоедыдущих работах мы описали иллюзорность конвенциальной коммуникации, порождающей у человека множество психологических проблем (Кабрин, 2000а). Здоровье и личностный рост фактически являются результатами транскоммуникабельности тела - души - духа. Повторимся, что транскоммуникация - это выход за любые трафареты, нормы, схемы, парадигмы. Выходит, чтобы избавиться от фатальной редукции, необходимо выйти за рамки метода и методологии, снабжающих нас спасительными процедурами и определенными схемами интерпретаций. Получается, что если я описываю свой уникальный опыт (импринтинг) своим вербально-невербальным языком другому или себе, я решаюсь на наименьшую редукцию. В этом смысле транскоммуникация дает нам непредвзятый уникальный опыт друг о друге и нечто уникальное третье - наше общее как результат взаимного преодоления барьеров. Таким образом, мы делаем первые шаги в постметодологию, где сталкиваемся с кардинальным вопросом - как сохранить для ноэтической психологии нередуктивный опыт, появляющийся в транскоммуникации. Прежде всего, стоит избавиться от комплекса обязательности объективации. Понять или смириться с тем, что «субъективная реальность» может как-то «отражаться» только в «субъективной реальности». А это опять же возможно только в транскоммуникативном процессе. Поскольку в отличие от обычной коммуникации, где укрепляются конвенции, нормы, стереотипы, транскоммуникация явно тяготеет к метафорам, содержащим переносный смысл, т.е. по сути транссмысл. Часто именно по метафорам и юмору в живом общении можно уловить моменты перехода в транскоммуникативные состояния. Отсюда вытекает переосмысление известного факта, акцентированного в свое время Г. Олпортом, что художественная литература пока лучше описывает живую психологию живого человека, чем научная психология. Эстетика транскоммуникации, в частности психолога и клиента, могла бы стать нередуктивным материалом психологических описаний. Что-то близкое можно наблюдать в свободных описаниях «психологических историй» и И. Ялома (1994, 2005). При этом остается и обостряется проблема сохранения научности на постметодологическом уровне. Я вовсе не считаю, что постметодологическая перспектива необходима для других наук - в этом я сомневаюсь. Мысленное экспериментирование с постметодологическим прорывом появилось у меня «не от хорошей жизни». Конечно, соблазнительно с точки зрения простых критериев наукообразия свести душу к «психике», а последнюю к поведению; будучи первокурсником ЛГУ, я был «уверенным бихевиористом». Сейчас я вспоминаю: а встречались ли мне «неуверенные бихевиористы»? - Не припомню. Тип методологии, избираемой ученым, и тип его личности определенно связаны. А я чем дальше, тем больше сомневался в релевантности признанных методологических подходов. Что касается естественных наук, прогресс здесь очевиден. Например, если в конце XIX в. мозг ассоциировался с телефонным коммутатором, в XX в. - с компьютером, то в XXI в. микробиологи допускают сравнение с микрокомпьютером отдельного нейрона. Тогда какое же «интернет-пространство» могут образовать миллиарды нейронов с триллионами их потенциальных связей? Таким образом, древняя метафора - человек как микрокосм подобен космосу - уже подтверждается физиологически. Но это только физиологический уровень. С точки зрения холистического ноэтического подхода - тело - это «конденсат» и «проводник» более тонких духовных N-мерных свойств универсума, которыми во многом потенциально обладает душа. Однако человек, развивая свое личностное измерение и Я-концепцию, нечасто осознает безграничность или свободу душевного процесса в отношении основных физических ограничений, на которые неизбежно обречено его тело. Здесь обнаруживаются кардинальные различия между физическими и психическими: энергией, информацией, пространством и временем. Трансцендентальный характер этих аспектов душевной жизни, начиная с древних мудрецов, с какой-то неотвратимой регулярностью отмечается мыслителями всех эпох, вплоть до современной трансперсональной психологии. Основные транскоммуникативные лучи, описанные в прежних моих работах, проявляются в «пиковых переживаниях» (Маслоу, 1997) - катарсисе, импринтинге, экстазе, инсайте. С другой стороны, лучи нисходящей (катарсис), импрессивной (импринтинг), экстенсивной (экстаз) и восходящей (инсайт) транскоммуникации обнаруживают универсальное стратегическое значение для нередуктивного понимания душевной жизни в целом (между зачатием и смертью). На этом макроуровне им соответствуют ноэтические сезоны душевной жизни. Эта глобальная метафора подробно представлена в последних моих работах (Кабрин, 2002, 2005а, 2005в). Здесь я к ней возвращаюсь, чтобы сделать новый акцент в понимании именно человеческой психологии. Мы привыкли к фатальной модели жизни в связи с ботаникой, биологией, позитивистской психологией, социологией и акмеологией. Согласно им все живое зарождается, растет, расцветает, переживает апогей и с той или иной скоростью увядает. В этом ряду, пожалуй, исключением является концепция Б.Г. Ананьева о двух контурах регулирования развития человека в онтогенезе - вертикальном и горизонтальном. Под вертикальным контуром регулирования имеется в виду система спинного мозга, управляющая иерархией простейших сенсомоторных функций. Горизонтальный или билатеральный контур регулирования развивается на основе формирования межполушарных связей коры головного мозга в связи с развитием высших психических функций. В рамках этой концепции оказывается, что в то время как низшие психические функции по вертикальному контуру регулирования регрессируют уже в достаточно молодом возрасте, высшие психические функции, развиваясь на основе межполушарного взаимодействия, могут развиваться интенсивно довольно долго, все более компенсируя регресс по вертикальному контуру. Следовательно, в рамках этой концепции на психофизиологическом уровне сделана попытка понять общее психологическое развитие человека как постоянно возрастающее за счет вышеуказанных трансформаций соотношения разных контуров регулирования (Ананьев, 1969). Знаменательно, что Б.Г. Ананьев подтвердил эту гипотезу своей жизнью и смертью. В особой степени я стал интересоваться ноэтикой, нооологией, когда столкнулся с понятием метанойя в трансперсональной психологии (Уайт, 1996). Оно исходит из далеких христианских традиций, где под метанойей понимали просветление, объединяющее озарение и покаяние, интуицию и совесть. Святоотеческий опыт, отраженный в текстах о добротолюбии, показывает возможность перехода такого пикового переживания момента в длительное состояние и даже в последний сезон жизни как подготовку к чему-то большему - жизни в духе. Еще Л. Толстой в «Холстомере» писал, что есть два вида старости - гадкая и величественная. Именно последний вид относится к сказанному выше и прямо говорит о том, что метанойя может быть не только результатом специальных практик, существующих во всех мировых религиях (не только в христианстве), но и естественным последним периодом земной жизни. Я имел счастливый период наблюдать это у своей бабушки, конечно, не задумываясь вовсе об этой проблеме. Сейчас мне ближе по сравнению со всеми вышеназванными науками об увядании «гипотеза», сформулированная в «Тибетской книге мертвых» (в редакции К.Г. Юнга), а именно: чем сильнее, точнее, яснее выпущена «стрела духа» умирающего человека, тем значительнее его результат жизни в трансцендентальном смысле. Путь к метанойе труден, поскольку лежит через паранойю (не в узком медицинском значении), полную опасностей, страхов и рисков, начиная с подросткового бунта, «потери головы» от любви, непонимания, одиночества вплоть до христианской «пустыни» или репрессивной социальной изоляции. Примечательно, что этот прорыв за рамки правильного разума - ортонойи - несмотря на более чем двадцатилетний период директивной социализации (семья, детский сад, школа, армия, вуз), происходит регулярно и естественно в сферу сомнений и понимания условностей и фальцифицированности большинства норм, правил, ценностей социокультурного устройства. Но это происходит у каждого слишком по-разному, потому что «ортонойяльное образование» начинается не с чистого листа. И речь здесь не просто о критической оппозиции генетической психологии ортодоксальному бихевиоризму во взглядах на ребенка. В ноэтической психологии сложнее - должна получить право на существование и осмысление гипотеза о том, что суть одаренности ребенка намного глубже и тоньше: каждый рождается в уникальной «колыбели духа». Ее мы называем в соответствии с принятой схемой про-тонойей. Именно благодаря этой «протонойяльной колыбели» младенец имеет еще и важную автономию от прямого диктата наследственности. В этом смысле ранее я упоминал о том, что первичные эйдосы младенца защищают его от традиционной нормативности ортонойи взрослого. Если этот протонойяльный кокон взламывается взрослыми или обстоятельствами раньше времени, судьба растущего человека становится причудливой и плохо предсказуемой... Такая схема (не модель, не структура и т.п.) сезонов жизни человека - протонойя - ортонойя - паранойя - метанойя, в отличие от традиционных моделей «взлета - падения», выглядит скорее как экспоненциальная функция духовного роста, который может набирать скорость вплоть до конца жизни человека. Эта схема уже внутри себя содержит ориентацию на нередуктивность духовного становления человека и в этом смысле может стать основой развития соответственно нередуктивных подходов постметодологического плана, в качестве одного из которых я рассмотрел транскоммуникативный подход. В контексте этого подхода постметодологическая схема исследования может выглядеть так: - интуитивное понимание предмета исследования на основе синтеза вербально-невербальных и понятийно-метафорических средств в более широком семиозисе; непосредственная релевантность теории предмету исследования; аутентичная синтонность теории и предмета, т.е. непосредственная легкость перехода от языка теории к «языку предмета»; создание транскоммуникативной ситуации исследования, непосредственно релевантной теории и предмету; инициирование транскоммуникативного процесса исследования, соответствующего ситуации, теории и предмету. Предполагается, что реализация этой схемы может привести к получению нередуктивного релевантного аутентичного психологического знания. Постметодологическая перспектива исследований предполагает не только бесконечность неповторимых ценностных конфигураций каждого человека, но и аналогичную бесконечность возможностей концептуально-метафорической схематизации представлений об уникальных ценностных мирах людей (групп, культур), одной из которых является рассмотренная здесь схема. Из этого же обстоятельства вытекает и бесконечное разнообразие вариаций постметодологических стратегий исследования, даже если последние вытекают из единой теории, например теории коммуникативных миров и ММКМ. Рассмотрим такую перспективу. Исходным условием здесь является вовлечение респондентов в ситуацию самоанализа своего жизненного мира. Исследователь актуализирует у них ценность аутокоммуникации и ценность коммуникативного мира. Основанием активности респондента является не столько «инструкция», сколько индукция свободно смыслотворчества: сказать что-то о проблемах, темах, интересах, которые обсуждаются с собой и в своем круге общения; сказать что-то о партнерах, с которыми обсуждаются указанные проблемы; далее производится невербальное субъективное оценивание интенсивности переживаний и общения в обозначенных выше контекстах. Стандартизировать такой материал не составляет большого труда. Так, умещающийся на одной странице и соотнесенный по всем названным аспектам, он даст минимум сто невербальных показателей (Кабрин, 2005а). Однако важнее понимать основной ценностный вектор анализа смыслового пространства - времени коммуникативного мира. Он задается на первом этапе самоанализа каким-то определением исходной проблемной ситуации. Предполагается, что таких способов может быть великое множество. Я и мои коллеги применяли данную исследовательскую схему к анализу внутреннего мира личности, коммуникативного мира личности в семье, в компании, учебной группе или организации и т.п. Любое метаценностное основание может ориентировать внимание на различные ценностные субмиры. Так мы получали специфическую информацию о субмирах студентов и их родителей, предлагая им следующее определение исходной ситуации: «Ради решения каких проблем и ради кого Вы готовы изыскивать и резервировать свои жизненные ресурсы?» Такая ситуация ориентирована на выявление метаценностей и метамотивации. Аналогично исследуются коммуникативные миры образования глазами студентов и преподавателей, где открываются реальные образовательные ценности, и т.д. В постметодологической перспективе далее мы намерены переадресовать определение основного ценностного вектора коммуникативного мира самому субъекту этого мира, как бы доверить ему «чистый лист» или дать полную свободу самотрансцендирования. Этим самым мы получаем постметодологическое расширение исследовательской ситуации. Для достижения полной релевантности ситуации и процесса исследования в качестве вариантов можно предложить принципы организации «Группы встреч», «Группы экзистенциального опыта», «Практикума ноэ-тического опыта» как собственно исследовательские. Главный критический вопрос - не аналогична ли такая стратегия намерению горе-исследователя, умерщвляющего лягушку, чтобы понять, что же ею движет, или вытаскивающего рыбу из воды, чтобы она увидела свой жизненный мир со стороны и тем самым пробудилась к самосознанию?
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Транскоммуникабельность постметодологического релевантного исследования в психологии» з дисципліни «Транскоммунікація: перетворення життєвих світів людини»
