Выход смысловой теории мышления в идеологию многомерности: эпистемологический анализ
Сегодня понятия «постнеклассицизм», «постнеклассический идеал рациональности», «постнеклассическая парадигма» и т.д., уже не сморятся столь экзотически, как это было некоторое время назад, хотя и сегодня проблема парадигмального сдвига психологии в сторону постнеклассической рациональности представляется далеко неоднозначной, а многими коллегами воспринимается иногда просто как надуманная «квазипроблема». При этом феномен под названием «смысловая теория мышления О. К. Тихомирова» продолжает оставаться уникальным явлением в эпистемологическом, теоретико-методологическом и собственно методическом плане. Трудно сразу назвать какую-либо другую теорию, которая в процессе своего становления (а для смысловой теории мышления этот срок укладывается в период, начинающийся примерно с середины 1960-х гг. по сегодняшний день) смогла бы последовательно ассимилировать все три идеала рациональности, т.е. подняться от классического мышления к неклассическому, а от него к постнеклассическому. Для эпистемологии такой феномен исключителен в качестве предмета изучения: конкретная теория, развитие которой укладывается во вполне обозримые временные рамки, демонстрирует возможности самодвижения, реализуя ту самую последовательность в смене основных «формаций научного мышления», его «стилей и структур», о котором писал в свое время М.Г. Ярошевский. Попытаемся объективировать, раскрыть закономерности, подчиняясь которым эволюционировала смысловая теория мышления, на своем примере демонстрируя, как именно идет процесс «перерождения научной ткани» (Л.С. Выготский). Вопросы прогрессивного развития, направленности идеогенза, преемственности в становлении научного познания и занимают, прежде всего, эпистемологию. То, что прогрессивное усложнение науки реально происходит, понимали эпистемологии уже в середине прошлого века. Практически вся неклассическая эпистемология построена на дарвинском понимании эволюции, перенесенном на чуждое для нее предметное поле. К. Поппер прямо указывает на то, что эволюция научного знания «представляет собой в основном эволюцию в направлении построения все лучших и лучших теорий. Это -дарвинистский процесс. Теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору51. Однако до сих пор никто не обнаружил такой реальной борьбы теории за выживание, которая привела бы к ее качественному «улучшению». Во всяком случае, смысловая теория мышления эволюционировала явно не в борьбе за выживание с другими научными школами. Popper K. A Evolutionary Epistemology // Evolutionary Theory: Paths into the Future / Ed. by J.W. Pollard. John Wiley &. Sons. Chichester and New York, 1984. Сії. 10. Р. 239-255. Режим доступа: http://www.uic.nnov.ru/pustyn/cgi-bin/htconvert.cgi?popper.txt Как вообще возможна борьба между школами, представляющими разные формации научного мышления, разные уровни системности профессионально-психологического мышления? И как возможно согласие между ними? Особенно если теории разноуровневые, если у них разная аксиоматика, то они могут настолько не соответствовать друг другу, что исчезнут последние основания, способные обеспечить сам акт взаимодействия, без которого невозможно прийти к согласию (согласованию). Никакой принцип дополнительности не приведет теории в соприкосновение, если они ничем не могут дополнить друг друга. Итак, саморазвивающиеся (самоорганизующиеся) системы являются приоритетным предметом исследования в постнеклассической науке. Поэтому проблему борьбы теорий между собой (в попперовском смысле) или их дополнительности (в боровском смысле) необходимо поднять на уровень выше, и перевести ее в вопрос о том, как эта проблема может быть поставлена в контексте понимания науки как открытой системы, т.е. в контексте постнеклассической эпистемологии. Что ожидает нас впереди? Борьба научных школ за выживание или сеть взаимосогласованных теорий? По мнению М.С. Гусельцевой, «если видеть в развитии науки не классовую борьбу, а сотрудничество, сеть, то выходит иная логика (постне-классическая, постмодернистская в современных терминах). Тогда школы психологии предстают не как борющиеся крокодилы, а как «роза мира» (Д.Л. Андреев), а за историей науки прослеживается не дарвиновский, а «рассеивающий» (В.П. Алексеев) отбор52. Трудно согласиться с дилеммой «или борьба, или сотрудничество». Возможна и борьба, и сотрудничество, но не они лежат в основании прогрессивной эволюции науки. Необходимо раскрыть механизм саморазвития науки как сложной «человекоразмерной» (термин В.С. Степина) системы и увидеть борьбу и сотрудничество в качестве различных проявлений самоорганизации, присущей ей как системе открытой, поскольку именно для таких систем формой существования выступает закономерное усложнение их системной организации. 52 Гусельцева М.С. Типы методологических установок в психологии // Вопросы психологии. 2005. № 6. С. 98-103. 53 Разумовский О.С. Система (философско-методологический аспект). Режим доступа: http://www.chronos.msu.ru/TERMS/razumovsky_sistema.htm Я ничего не имею против определения «система как сеть». Сомнение вызывает противопоставление систем и сетей, причем таким образом, что дальнейшая перспектива нашей науки оказывается связанной с переходом «от систем к сетям». С эволюционной точки зрения система - «это высшая, наиболее продвинутая форма организации объектов любой природы в рамках цепочки хаос - агрегации - сети (и соты) - системы. Синергетика фактически руководствуется такой онтологией эволюции системного качест-Необходимо, таким образом, доказать, что «переход от систем к сетям» это прогресс науки, а не ее инволюция: дальше нужно только пройти стадию агрегаций - перед тем как превратиться в хаос. Кроме того, необходимо обосновать, почему сетевое устройство является признаком постнеклассической науки, если «прочная сеть принадлежностей», по мнению М.Фуко уже определяла «всеобщую конфигурацию знания в классическую эпоху». И далее: «Нужно воссоздать всеобщую систему мышления, сеть отношений которого в своей позитивности делает возможной игру одновременно высказываемых и кажущихся противоречивыми мнений. Именно эта сеть определяет возможности спора или же проблемы; именно она является носителем историчности знания....Таким образом, вырисовывалась, как бы нанесенная пунктиром, великая сеть эмпирического знания, - знания неколичественных порядков»54. Думается, современная философия науки вслед за Т. Куном может повторить, что мы все еще стоим перед задачей объяснения того, «почему наука - наш самый бесспорный пример полноценного познания - развивается так, а не иначе, и, прежде всего, мы должны выяснить, как это фактически происходит. На удивление мало мы еще знаем о том, как отвечать на этот вопрос»55. Смысловая теория мышления реально прошла через все три уровня системности профессионального мышления, она их последовательно освоила, оказалась способной неоднократно переопределять предмет своего исследования, полагая в качестве него все более сложные системные конструкты и процессы, такие, например, как смыслы и смыслообра-зование. Кажется, что дело остается за малым, и проблема Т. Куна (как это фактически происходит?) будет решена. Надо сделать процесс становления теории предметом специального исследования, который должен показать, что именно обусловливает процесс именно такого движения психологической мысли. Однако именно здесь мы получаем первый сигнал о том, что подобная задача вовсе не является простой. 54 Foucault M. Les mots et les choses. Une Archeologie des Sciences Humaines Callimard. 1966. Р. 86-87. 55 Кун Т. Логика открытия или психология исследования? // Философия науки. Вып. 3: Пробле- мы анализа знания. М., 1997. С. 39. Что на самом деле происходит? Проблема смыслов и смыслообразо-вания - это не рядовая проблема науки. За ней стоит пока еще далекая от своего решения проблема того, каким образом открытые системы любого уровня сложности формируют параметры порядка и опираются на них в своем дальнейшем следовании. Получается ведь, что на уровне психологии проблема возникновения аттракторов уже получила хотя бы первичное разрешение, а это знание является очень важным для наук, изучающих гораздо более простые (физические, химические, биологические) реалии. Именно эта внешняя простота проблемы при отсутствии адекватных средств ее решения может служить причиной того, что интерес к проблемам, которыми занимался О.К. Тихомиров и созданная им школа, проявляется сегодня иногда более выразительно, чем это было в период, когда смысловая теория мышления реально утверждала себя в своем праве на существование. В принципе подобное бывает в том случае, если теория, подчиняясь объективным тенденциям развития науки, забегает вперед и становится не очень понятной для современников - как в плане ее исходной аксиоматики, определяющей особенности концептуальных построений, так и тех задач, которые она уже реально решает или намеревается решать. До некоторой поры они не производят впечатления вполне актуальных, т. е. своевременно поставленных задач. Однако по пришествию времени могут сложиться соответствующие условия, позволяющие научному сообществу ассимилировать то, что формально уже давно стало его достоянием, но только теперь оказалось опознанным в качестве того, что имеет еще и выраженный аксиологический аспект. Может быть, входящая в фазу постнеклассицизма наука начинает узнавать те элементы будущего, которые уже содержатся в ее прошлом и настоящем? Другое дело, что достаточно сложная участь ожидает теорию, которая умудрилась занять столь неустойчивую диспозицию в зоне «перекрытия» двух парадигм: старой, т. е. вполне общепризнанной, и новой, которой еще предстоит получить признание. А если разработчики просчитались? Если они неправильно просчитали тенденции развития науки и то, что они полагают в качестве новой парадигмы, которая, по их мнению, уже на подходе, вовсе никакая не парадигма, а только субъективный образ желаемой действительности? Popper K. A Evolutionary Epistemology // Evolutionary Theory: Paths into the Future / Ed. by J.W. Pollard. John Wiley &. Sons. Chichester and New York, 1984. Сії. 10. Р. 239-255. Режим доступа: http://www.uic.nnov.ru/pustyn/cgi-bin/htconvert.cgi?popper.txt Думается, что в психологии уж слишком упрощенно используется понятие «парадигма». Все-таки сущность этого понятия, несмотря на обилие различных трактовок, связана со словом «общепризнанность» - идеи, принципа и т. д., всего того, что в настоящий момент является «образцом научной практики» (Т. Кун) и, выступая в таком качестве, может хоть на какое-то время обеспечить единство профессионального сообщества. Тем более такого, как наше психологическое научное сообщество - объединенное эмпирически определенным предметом науки. Поэтому у нас и теория такая, которую с нами «разделяет первый встречный»56. Правда, К. Поппер писал эти слова о «первом встречном» имея в виду «бадейную теорию» познания в классической эпистемологии. Но так ли далеко мы ушли от этой теории со своим далеко еще не преодоленным «гносело-гизмом»? Поскольку целостного человека в психологии все равно нет (хотя есть надежда, что он появится в ней по мере становления постнеклассической психологии), в науке продолжают размножаться теории, в основе которых лежат пугающе простые конструкции. Например, сознание напрямую (или опосредовано через мозг) соединенное с органами чувств, этими «отверстиями», о которых писал К. Поппер. Если «человека забыли», то это даже оправдано: можно поставить на место человека его сознание и при этом приписать ему (сознанию) все человеческие функции и отправления (сознание действует, принимает решения, строит гипотезы и все время озабочено тем, чтобы еще такое осознать). Антропормофизм, чувствуя приближение своего конца, может, видимо, обостряться. Однако мы продолжаем писать в учебниках «психическая деятельность», «деятельность сознания» (только без кавычек), подготавливая тем самым ментальную базу для воспроизводства антропоформизма. Если мы в приходе постнеклассических идеалов рациональности в психологию не разглядим того, что этот приход знаменует собой сложнейшую трансформацию профессионально-психологического мышления, связанную с тем, что, пожалуй, впервые нашей науке выпадает шанс теоретически определить свой предмет, то к нам действительно скоро придут любые «прохожие» - каждый со своей парадигмой. И мы с готовностью примем каждого в свою мультипарадигмальную толерантно-либеральную «сеть» и не просто согласимся, но даже согласуемся с новой парадигмой, поскольку несложно согласовать все, что находится в едином и ничем не ограниченном пространстве эмпирического знания и такого же познания. Получается, что любая теория имеет шанс быть понятой (и потому признанной) в будущем, но для этого она должна достаточно плотно укладываться в русло объективной тенденции развития науки и нести в себе идею, которая пусть пока еще и не может быть адекватно оценена современниками, но имеет потенцию войти в содержание того, что составит парадигмальный каркас науки в ее ближайшем (или более отдаленном) будущем. Пройдет время, отсеется и уйдет в небытие избыточное знание, полученное в ходе проверки ходов мысли, оказавшихся тупиковыми или ложными, «уплотнятся», интегрируясь, методологические принципы, на которых строились теории, вслед за этим «уплотнится», обретая другую системность, знаниевый (понятийный и фактологический) базис науки. Само понятие «уплотнение» кажется достаточно емким, когда оно используется по отношению к принципам, знаниям, фактам, т.е. тому, что входит в содержательный состав процесса становления психологического (и не только) познания. Именно это понятие применил Гегель, формулируя свой «принцип поступательного движения», который вполне приложим к изучению процесса становления научного познания. Поступательное движение состоит в том, что «оно начинается с простых определен-ностей и что последующие определенности становятся все богаче и конкретнее. Ибо результат содержит в себе свое начало, и дальнейшее движение этого начала обогатило его (начало) новой определенностью... на каждой ступени дальнейшего определения всеобщее поднимает выше всю массу своего предыдущего содержания и ничего не теряет вследствие своего диалектического поступательного движения... но уносит с собой все приобретенное и уплотняется внутри себя»57. Гегель. Сочинения. М., 1939. Т. VI. С. 315. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. С. 369. Сложность в том, что для вскрытия тенденций развития нужен особый метод анализа, который был бы непосредственно ориентирован на объективацию закономерностей становления, и не только науки, но и любых других открытых человекоразмерных систем. Сложность в том, что разглядеть прогрессивные процессы в науке можно только путем выхода в вертикальную плоскость ее исторической динамики. Используя понятия М.М. Бахтина, можно сказать, что вряд ли возможно выявить закономерности движения психологического познания, пребывая в «малом времени». Может быть, потому они становятся неуловимыми, что слишком мало это «малое время», в пространстве которого мы успеваем отразить актуальное состояние науки, упуская тенденции ее развития, прогрессивного роста научного знания, перерождение форм и стилей научного мышления, закономерные преобразования предмета науки и ее метода. «Каждый образ нужно понять и оценить на уровне большого времени. Анализ обычно копошится на узком пространстве малого времени, то есть современности и ближайшего прошлого и представимого -желаемого или пугающего - будущего»58. Пока в психологии пугающим является ее настоящее. В пространстве «уж очень малого времени», практически на уровне «здесь и теперь», наука выглядит действительно не очень оптимистично. Отмечается все возрастающая дезинтеграция науки, заявляющая о себе многочисленными разрывами (между прошлым и настоящим психологии, внутри ее настоящего, между теорией и практикой), указывающими на кризис науки59. Отсюда возникает такое желание увидеть науку в виде сети взаимосогласованных теорий. Что делать? Методы исторического исследования достались нам в наследство от предыдущих эпох. Классицизм по сути своей аисторичен, и это не требует особых доказательств. Неклассицизм вышел к развитию, но до становления (как способа существования открытых систем) он не поднялся. Другая картина получается, если выйти в трансспективу движения психологического познания, т.е. за пределы этого «мгновенного снимка с перехода», как иронизировал А. Бергсон, говоря о том, что только в пределах «мертвого» остановленного времени мы чувствуем себя свобод-но60. Некоторые возможности историко-системного подхода как формы трансспективного анализа в его приложении к истории науки раскрывают диссертации Д.Ю. Баланева61, В.Ю. Долженко62, А.В. Клочко63, Н.А. Ни-коновой64, Е.В. Некрасовой65. Все они демонстрируют один обнадеживающий факт: эволюция познания способна создавать инструменты для познания закономерностей собственной эволюции, одним из которых и является трансспективный анализ. Юревич А.В. Системный кризис психологии // Вопросы психологии. 1999. № 2. С. 3-11. 60 Бергсон А. Творческая эволюция. Режим доступа: http://www.philosophy.ru/library/berg/5.html 61 Баланев Д.Ю. Кибернетический редукционизм в психологии в контексте историко- системного подхода»: Автореф. дис. ... канд. психол. наук. Барнаул, 1999. 62 Долженко В.Ю. Становление категории «смысл» как проблема историко-психологического исследования: Автореф. дис. ... канд. психол. наук. Барнаул, 2001. 63 Клочко А. В. Проблема личности в психологии в контексте понимания человека как открытой системы: Автореф. дис. ... канд. психол. наук. Барнаул, 2001. 64 Никонова Н.А. Историко-системный анализ становления психологических представлений об уровневой природе сознания. : Автореф. дис. ... канд. психол. наук. Барнаул, 2004. 65 Некрасова Е.Н. Пространственно-временная организация жизненного мира человека: Авто- реф. дис. ... д-ра психол. наук. Барнаул, 2005. В трансспективном анализе, как уже отмечалось, историческим временем становящейся системы необходимо считать не прошлое, будущее или настоящее, а перекрывающий эти времена процесс превращения поливариативного будущего в моновариативное прошлое, который в транс-спекции неотрывен от процесса превращения поливозможностного пространства (среды) в пространство собственного становления системы. Для науки такой средой является культура, включая в нее и другие науки, религию, устоявшиеся и становящиеся картины мира, апробированные и только апробируемые формы мышления и т.д. Выявление трансспективы движения возможно только там, где имеются закономерности, обусловливающие движение, где реально совершается переход возможности в действительность. Например, только для открытых систем является закономерным усложнение их системной организации в процессе развития, в силу чего по отношению к таким системам вместо слова «развитие» лучше использовать другое слово - «становление». Это обусловлено тем, что становление - не «рядовой» признак открытой системы, но признак «родовой» т.е. такой, за которым стоят способ и механизм ее устойчивого существования как самоорганизующейся системы. В поле зрения науки такие системы попадают сравнительно поздно - с них наука не начинает. Но когда наука поднялась до уровня выделения самоорганизующихся открытых систем, она обрела новую парадигмальную базу, причем настолько отличную от базальных установок предыдущего этапа, что пришлось вводить новое понятие - «постнеклассицизм». Признавая изменение уровней и форм научного мышления, отражаемое триадой «классицизм - неклассицизм - постнеклассицизм» в качестве объективного факта, мы еще не разглядели за ним закономерность, которая стоит за этой линейностью становления форм и в ней проявляет себя. Наши великие предшественники новую парадигму уже начали осваивать, и даже в первом приближении освоили, хотя не они сами, не мы, их ученики и последователи, об этом иногда просто не догадываемся. Можно ли проследить конкретные механизмы и условия выхода теории О.К. Тихомирова к постнеклассической парадигме, приведшие к новому пониманию роли (миссии) психического? Это важно, потому что вся линия, берущая начало от Л.С. Выготского, включая сюда и А.Н. Леонтьева, О.К. Тихомирова, а следом, видимо, и их последователей, сегодня уже достаточно прочно прописана по ведомству неклассической науки66. 66 Мясоед П.А. Психология в аспекте типов научной рациональности // Вопросы психологии. 2004. № 6. С. 3-18. Каковы критерии отнесения научной теории к типу рациональности? Дифференциацию трех типов рациональности, а именно классицизм -неклассицизм - постнеклассицизм, первым осуществил В. С. Степин. «В свое время (см. мою публикацию в «Вопросах философии». 1989. № 10) я выделил применительно к научному познанию три таких типа: классическую, неклассическую и постнеклассическую рациональность. Сегодня это различение употребляется уже в качестве «ходячей истины» в самых разных контекстах. Поэтому я хотел бы особо обратить внимание на ключевой признак этой типологии - коррелятивную связь между типом системных объектов и соответствующими характеристиками познающего субъекта, который может осваивать объект»67. Далее В.С. Сте-пин указывает на то, что классическая, неклассическая, постнеклассиче-ская наука предполагают различные типы рефлексии над деятельностью: от элиминации из процедур объяснения всего, что не относится к объекту (классика), к осмыслению соотнесенности объясняемых характеристик объекта с особенностью средств и операций деятельности (неклассика), до осмысления ценностно-целевых ориентаций субъекта научной деятельности. «Важно, что каждый из этих уровней рефлексии и стратегий коррелятивен системным особенностям исследуемых объектов и выступает условием их эффективного освоения (простых систем как доминирующих объектов в классической науке, сложных саморегулирующихся систем - в неклассической, сложных саморазвивающихся - в постне-классической)». Кажется, что, определив эти системы, эпистемология тут же перенесет это открытие на себя и начнет обретать постнеклассический облик. Что для этого нужно? Если эпистемология считает себя наукой, хотя бы и столь специфичной, какой может быть наука о науке (о происхождении и развитии научного знания), она должна самое себя подчинить добытому ею знанию. Это означает, что она должна представить собственный предмет исследования (науку) в качестве открытой человекоразмерной саморазвивающейся (самоорганизующейся) системы, поскольку именно в такой форме оказываются доминирующими объекты исследования в постнеклас-сической науке. Однако здесь и начинаются основные трудности. 67 Степин В.С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность. Режим доступа: http://filosof.historic.ru/books/c0026_1.shtml Известно, что способом существования открытых систем является постоянное усложнение их системной организации (каковое и схватывает понятие «саморазвитие»), которое каким-то образом связано с процедурой обмена системы с окружающей ее средой информацией, энергией, веществом. Безусловно, связь прогрессивного развития науки с процедурой избирательного обмена системы с окружающей средой не могла быть в то время установлена уже потому, что научные теории еще не рассматривались как отрытые саморазвивающиеся системы, обладающие способностью к самоорганизации. Не сформировалась еще и «синергетическая парадигма», привносящая с собой некоторый новый образ мира в неклассическую науку на рубеже двух последних веков. Высказываются предположения о том, что здесь требуются «сильная синергетика», т. е. та же синергетика, но предполагающая «равноправное расширение своих методов на область в том числе «сильных систем» - биологических, социальных и даже духов-ных»68. Что же касается сегодняшнего дня, то «слабая синергетика», преимущественно рассматривающая «слабые системы» - физические и химические, обеспеченная хорошо развитым математическим аппаратом, не поддается попыткам прямого переноса на процессы в человеческом сознании, искусстве, культуре, т.е. в область «сильных систем». Можно полагать, что перенос синергетических идей в психологию («синергетический редукционизм») может оказаться для нее не менее опасным, чем любой другой, кибернетический, например. Не тем, что различные варианты «психосинергетики» уже существуют. Сильную синергетику психологи должны создать сами, и некоторые ее черты уже достаточно явно проступают, только мы этого еще в полной мере не осознали. Психологи уже выделили ее сердцевину: механизм избирательного обмена человека со средой. И не только выделили, но даже сделали предметом экспериментального исследования. Теперь уже мы знаем некоторые «секреты» сильных систем, которые можно распространять на слабые системы, потому что эвристически продуктивные метафоры распространяются не снизу вверх (редукционизм), а сверху вниз по эволюционной лестнице, когда сравнительно простые процессы рассматриваются через призму их эволюционных перспектив69. При этом сама психология на это никак не реагирует, не замечая имеющегося у нее достояния. Почему это происходит? 68 Моисеев В.И. Философия и методология науки. Режим доступа: http://www.vusnet.ru/biblio/ archive/moiseevfilosofija/ 69 Назаретян А.П. Интеллект во Вселенной: истоки, становление, перспективы. М.: Недра,1991. 70 Гусельцева М.С. Типы методологических установок в психологии // Вопросы психологии. 2005. № 6. С. 100. Реалии сегодняшнего дня нашей науки таковы, что для большинства психологов очень непросто согласиться с самой возможностью существования некой критериальной базы, позволяющей оценивать перспективность научной теории через степень соответствия ее объективным тенденциям становления научного познания. Сегодня в психологии еще расцветает «культ фрагментарности» - наследие неклассической науки. Причем расцветает он на фоне еще не состоявшегося прощания с культом гомогенного классического знания, но зато в обрамлении таких красивых и вечно юных понятий как «свобода» («свобода разных путей - естественное развитие психологии»70, «равенство» (все теории равны и ни одна из них «не является более фундаментальной, чем другие»71, «братство» (в виде «методологического либерализма», «методологического плюрализма», таковой же «толерантности» и т.д.). Не случайно в современной психологии озвучен практически весь политический лексикон эпохи демократизации общества. В психологии такая «демократизация» проявила себя в виде реакции на «методологический монизм» - одно из направлений эпистемологической мысли. Ранее он никогда не рассматривался как результат проекции в науку авторитаризма, свойственного в разной степени тем или другим социальным системам. Шок от возможности вновь оказаться в «тисках марксисткой психологии» бросает некоторых психологов в объятья «методологического анархизма». Смирнов С.Д. Чем грозит психологии отсутствие общепринятого определения ее предмета? // Методология и история психологии. 2006. Т. 1, вып. 1. С. 83. 72 Feyerabend P.К. Against Method. Outline of an anarchistic theory of knowledge. London, 1975 Не случайно все популярней становится аргументация с привлечением теории пролиферации П. Фейерабенда. Если же смотреть на развитие эпистемологии трансспективно, то можно обнаружить, что на фоне других философов науки своего времени «анархист» П. Фейерабенд стоит особняком. Ставя его в один ряд с ними в современных аналитических исследованиях по истории философии науки, мы еще не поняли, что П. Фейерабенд фактически прерывает один ряд, чтобы начать другой. Он выходит к пониманию науки как открытой системы. Можно сказать, что с него начинается постнеклассическая эпистемология. Главное в его творчестве заключается не в идее развития науки в горизонтальной плоскости путем приращения новых теорий, а в том, что путем такого приращения наука выходит к «гармоническому развитию» и оказывается способной ассимилировать из культурной среды то, что способствует ее прогрессу, будь это даже религия, мифология или мистика. В Предисловии к немецкому изданию своей главной книги П. Фейерабенд открывает подлинную цель ее написания. «В то время как теория науки занимается детскими играми, разыгрывая войну мышей и лягушек между сторонниками Поппера и Куна, в то время как медленно взрослеющие младенцы уснащают свой критический рационализм все новыми и новыми эпициклами, у отдельных мыслителей, таких, как Н. Бор, или в специальных областях, например в теории систем, возникает новая, сильная, позитивная философия. Цель настоящего сочинения заключается в том, чтобы хотя бы косвенно поддержать эту философию, освободив ее от интеллектуального навоза»72. Безусловно, П. Фейерабенд хорошо знал природу безудержного роста эпициклов, и чем все это заканчивается. Когда в рамках простой, пусть даже очень «самоочевидной» системы (геоцентрической, например) для объяснения некоторых феноменов приходится привлекать все новые и новые «пто-лемеевские эпициклы», количество которых приближается к абсурду, необходим переход в систему более сложную. Здесь дилемма простая: или множить эпициклы в рамках простой (исходной) системы, или менять уровень системности, открывая более сложную систему, по отношению к которой простая система является подсистемой. Не случайно, поэтому, целью своего исследования автор считает поддержку общей теории систем, которая к тому времени уже приступила к разработке теории открытых систем. Способом существования таких систем является самоорганизация, следствием которой выступает саморазвитие системы. Сегодня, как было указано выше, принято считать, что выделение и изучение саморазвивающихся систем является отличительным признаком постнеклассической науки. Обобщая можно сказать, что «размножение» теорий, видимое в горизонтальной плоскости актуального бытия науки, и оцениваемое иногда как присущая ей форма развития «вширь», является только необходимым условием ее поступательного движения «вперед и вверх», сопровождающегося «уплотнением» науки в процессе самопроизвольно происходящей интеграции. Так каковы же критерии, опираясь на которые можно делать суждения о возможности отнесения теории к разряду классической, неклассической, постнеклассической науки? Главным критерием является сам предмет исследования, который смогла выделить теория. Простые системы характерны для теорий отвечающих классической науке. Сложные саморегулирующихся системы специфичны для теорий неклассического уровня. Сложные саморазвивающиеся (самоорганизующиеся) системы являются преимущественным предметом исследования в теориях, отвечающих постнеклассической науке. Позволяет ли использование этих критериев утверждать, что в творчестве Л.С. Выготского использованы элементы мышления постнеклас-сического уровня? Чтобы ответить на этот вопрос утвердительно, необходимо доказать, что Л.С. Выготский вышел к открытым системам и что-то такое понял про их саморазвитие и самоорганизацию, что позволяет считать его классиком постнеклассической психологии. Есть в любой науке люди, обладающие способностью уходить далеко вперед, силой разума или научной интуицией просчитывая силовые линии, относительно которых движется наука, ее тенденции и потенции, т. е. возможности, «обладающие силой на свое осуществление» (М.К. Мамардашвили). Поэтому можно согласиться с В.П. Зинченко, который пишет, что «с точки зрения бытующих ныне характеристик пост-неклассической науки, подчеркивающих ее междисциплинарность при конструировании моделей, в которых синтезируются изыскания из разных областей знания, Л.С. Выготский был классиком постнеклассиче-ской науки»73. Кто-то в науке должен взять на себя труд встать на то самое место в ней, где наука оказывается открытой в мир - в мир человеческой культуры, прежде всего, в то место, где знание еще не стало плотным, где оно не стало даже рыхлым, но еще только нарождается в виде «смутного знания». Это очень непросто - стоять там, где обнаруживаются «молекулярные изменения, которые переживает наука... внутренние и не оформившиеся процессы - тенденции развития, реформы и роста... Может быть, мы сумеем прочитать в них настоящую и будущую судьбу 74 науки . 73 Зинченко В.П. Живые метафоры смысла. Вопросы психологии. 2006. № 5, с. 100-112, С 102 74 Выготский Л.С. Собр. соч. Т.1 С. 356-357 75 Мясоед П.М. Психология в аспекте типов научной рациональности // Вопросы психологии. 2004. № 6. С. 3-18. Нельзя однозначно оценить научную культуру С.Л. Выготского и его вклад в науку, пытаясь рассмотреть его сквозь «концептуальные перегородки», которым «плотное классическое знание» отделено от «рыхлого неклассического знания», а то, в свою очередь от «этой смутной постне-классики». Ситуация очень напоминает анекдотичную ситуацию с Гегелем: «не могли бы все это написать понятней, и желательно по-французски». Итак, «классический ум» не поднимается до саморегуляции, «неклассический ум» не поднимается выше саморегуляции, а потому не отличает ее от самоорганизации. Интересно наблюдать за тем, как нормативы классического и неклассического мышления накладываются на все творчество «постнеклассика», естественным образом считывая в нем только то, что соответствует приложенным меркам. То Л. С. Выготского причисляют к тем, кто творчески развивал идеи классика психологии И. П. Сеченова, то Сеченов становится вдруг постнеклассиком, а Выготский, наоборот, неклассиком75. В работе «Сознание как проблема психологии поведения» (1925) Л.С. Выготский пишет о том, что «работа каждого органа. не есть нечто статичное, но есть только функция от общего состояния организма. Нервная система работает как одно целое эта формула Шеррингтона должна быть положена в основу учения о структуре поведения»76. Здесь необходимо вспомнить, что именно Ч. Шеррингтон ввел в научный оборот понятие «синергия», и основатели общей теории самоорганизации (синергетики) об этом помнят77. В этой работе хорошо видно как движется мысль Л. С. Выготского к основным принципам самоорганизации. Она, с одной стороны, выходит к идее ограничения и избирательности взаимодействия системы со средой (идея «воронки»), а, с другой стороны, к формулированию одной из основных идей современной теории самоорганизации - идее о слабом взаимодействии, которое способно определить дальнейшее развитие системы, приближающейся к точке бифуркации. У Л.С. Выготского это выглядит так: «легко можно себе представить, как незначительные сами по себе реакции, даже малоприметные, могут оказаться руководящими в зависимости от конъюнктуры в том «пункте коллизии», в который они вступа-ют»78. Идея психики как «воронки», через которую «гераклитов поток», этот хаос внешнего упорядочивается и ограничивается, вернется вновь. Уже через два года в работе «Исторический смысл психологического кризиса» Л. С. Выготский напишет, что «психика выбирает устойчивые точки действительности среди всеобщего движения. Она есть островки безопасности в гераклитовом потоке. Она есть орган отбора, решето, процеживающее мир и изменяющее его так, чтобы можно было действовать. В этом ее положительная роль - не в отражении (отражает и непсихическое; термометр точнее, чем ощущение), а в том, чтобы не всегда верно отражать, т.е. субъективно искажать действительность в пользу организма»79. 76 Выготский Л.С. Собрание сочинений. Мо., 1982. Т. 1. С. 81. 77 Хаккен Г. Принципы работы головного мозга: Синергетический подход к активности мозга, поведению. 78 Указ. соч. С. 87. 79 Указ. соч. С347 Так рождается идея избирательного обмена человека со средой, идея самоотбора. Человек не просто живет в среде, обмениваясь с ней информацией, веществом и энергией, как это подобает любой открытой системе. Не просто меняет среду, возвращая в нее переработанное им, т. е. измененные им продукты обмена. Он на базе бесконечной по своим возможностям, и потому аморфной, безразличной «среды», создает свой многомерный мир. Назначение психики, ее миссию Л. С. Выготский видел в том, что она призвана не отражать объективную реальность, а «субъективно искажать» ее в пользу человека. Что это как не реальный выход к процессу порождение многомерной реальности, не создав которую «невозможно действовать»? Еще через два года в «Конкретной психологии человека» (1929) он скажет: «Есть переходные формы, а между духом и материей их нет...». И предложит свой вариант со-бытия Материи и Духа, но психология опять не оценит сделанного. Антропологизация психологического познания уже видна как тенденция, но сама эта тенденция еще не понята как выражение тех закономерностей, которые определяют самодвижение психологического познания. Поэтому, чтобы двинуться вперед, необходимо вернуться к Выготскому, утверждавшему, что «без человека. как целого нельзя объяснить деятельность его аппарата (мозга), что человек управляет мозгом, а не мозг человеком. что без человека нельзя понять его поведение, что психологию нельзя излагать в понятии процессов, но драмы»80. Можно ли проследить конкретные механизмы и условия выхода теории О. К. Тихомирова к постнеклассической парадигме, приведшие к новому пониманию роли (миссии) психического? Действительно, как и откуда приходили идеи самоорганизации в научную школу, которая начинала «как все»: психика понималась как отражение, ее функция усматривалась в регуляции деятельности и поведения, мышление рассматривалось как «высшая форма отражения» и т.д. Не было еще современных концептуальных моделей, ориентированных на изучение единых механизмов самоорганизации, таких как синергетика (Г. Хакен), неравновесная термодинамика и теория диссипативных структур (И. Пригожин), теория аутопоэза (У.Р. Матурана), теория динамического хаоса (М. Фей-генбаум), нелинейная динамика (С.П. Курдюмов), которые могли бы непосредственно повлиять на создателя научной школы и его учеников. Тем более, что все эти модели были разработаны в ориентации на физические и простейшие биологические системы. Их крайне трудно, если это вообще возможно, переносить на человека, не впадая в синергетический редукционизм, неизбежный в этом случае. Тем не менее, изучая мышление, научная школа вышла к постнеклассическому мышлению, которое как раз и базируется на представлениях об открытых самоорганизующихся системах. Чем был фундирован этот выход? 80 Выготский Л.С. Конкретная психология человека // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1986. № 1. С. 60. Можно сказать, что теория просто подчинилась тенденции, двигаясь в унисон с общечеловеческой культурой мышления, наращивающей уровень своей системности. Это, наверное, так. Но это и не совсем так, поскольку в конце 1960-х - начале 1970-х гг. опыт постнеклассического мышления был еще не столь значительным, тем более, что он не был и отрефлексирован, поскольку сама градация уровней мышления была объективирована ближе к 1990-м гг. Вопрос, следовательно, заключается в том, каким образом генеральные тенденции развития культуры оказываются способными влиять на прогрессивное развитие научной теории, складывающейся в конкретной науке. Если посмотреть на достаточно трудный процесс вхождения (точнее, восхождения) смысловой теории мышления в постнеклассицизм транс-спективно, то можно выделить некоторые закономерности, которые можно оценить как достаточно устойчивые или инвариантные. Прежде всего, процесс указанного восхождения практически невозможно представить как вполне линейный процесс, на который намекает триада классицизм - неклассицизм - постнеклассицизм. Реально же «перерождение научной ткани» происходит в борьбе различных форм и уровней мышления как внутри конкретного исследователя, так и во взаимодействии различно мыслящих представителей научной школы. Это перерождение идет с забеганиями вперед и регрессиями, через сложнейшее сочетание предустановленного и вновь образуемого. Поэтому так трудно указать точку, с которой начинается каждый новый этап в жизни школы - пост-неклассическая по своему масштабу мысль оказывается погруженной в систему мышления неклассического (и даже классического) уровня и пытается пробиться к субъекту мышления, а он иногда делает все, чтобы удержаться в рамках исходной парадигмы. Клочко В.Е. Саморегуляция мышления и ее формирование. Караганда, 1987. Возьмем в качестве примера книгу «Саморегуляция мышления и ее формирование», анализируя которую сегодня, можно легко заметить, как бьются в ней две установки81. Одна направлена на сохранение неклассической парадигмы (саморегуляция), и вторая, которая выводит к самоорганизации - верному показателю постнеклассической парадигмы. Происходит это потому, что накопилось уже достаточно много фактов, которые уже нельзя было объяснить в контексте саморегуляции. Здесь возникает вопрос, который продолжает оставаться открытым в эпистемологии: как может эмпирический факт фальсифицировать научную теорию, которая сама же и структурирует его? Достаточно много копий сломали, пытаясь ответить на него, представители «исторической школы» в методологии науки, включая Т. Куна, И. Лакатоса, А. Масгрейв и др. Но вот как это выглядит в реальной научной практике. В указанном сочинении двадцатилетней давности написано: «Выход из противоречия представляется следующим образом. Привести в движение все психологические категории внутри одного предмета исследования. Иными словами, выделить более широкую систему, по отношению к которой все выделенные системы (имеются в виду деятельность, личность, психика и ситуация в которой человек действует) оказались бы взаимосвязанными и взаимопереходящими внутренними подсистемами. Такую систему мы далее будем назвать психологической. Именно эта система и может быть понята как саморегулирующаяся, способная к тому же не только к саморегуляции, но и самоорганизации, и не только к самоорганизации, но и к саморазвитию»»2. В этой вынужденно приведенной автоцитате можно усмотреть модель выхода исследователя за пределы используемого им метода, конструирующего не только предметное пространство, внутри которого движется исследование, но и задающее пространство движения мысли. По сути дела, это моделирование и тех сил, которые выносят не только конкретного исследователя, но и всю науку «поверх барьеров», обеспечивая прогрессивное развитие науки. Следовательно, это и есть вопрос о том, каким образом осуществляется переход возможностей в действительность в процессе научного поиска. Кратко можно сказать: теория вынужденно фальсифицирует себя, производя факты, объяснение которых требует выхода в теоретическую систему более высокого уровня. Однако почему от саморегуляции мышления надо было переходить к именно самоорганизации и саморазвитию человека, понимаемого в качестве открытой психологической системы? В эпистемологии связь между неклассицизмом и постнеклассицизмом как разных схем познания, предметом исследования в которых являются сложные саморегулирующиеся и сложные саморазвивающиеся системы будет объективирована несколько лет спустя. Следовательно, не это знание подсказывало направление выхода исследовательской мысли. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо опуститься с 1987 г., когда была написана эта работа, к году 1980-му, когда в «Вопросах психологии» была опубликована статья, в которой обсуждалась гипотеза о координирующей функции эмоций, которая во многом изменила отношение авторов к тому, что изначально
Клочко В.Е. Саморегуляция мышления и ее формирование. Караганда, 1987. С. 11-12. составляло предмет исследования83. В этой работе тоже проглядывает желание авторов сохранить старые позиции (отражение, регуляция, саморегуляция и т. д.) и уже наметившееся, но пока неосознанное движение к пониманию психического как необходимого условия, обеспечивающего самоорганизацию человека. Координация и есть согласование деятельности, личности, сознания и ситуации деятельности в единый целенаправленно функционирующий ансамбль. Начиная экспериментальную программу в 1971 г., никто не предполагал, что исследование регулирующей роли эмоций в мыслительной деятельности выведет к проблемам координации. И тем самым исследование попадает в самую сердцевину всех современных концептуальных моделей самоорганизации. «Центральной темой в синергетике следует считать координацию действий отдельных частей с помощью параметров порядка и принципа подчинения, - пишет основатель синергетики Г. Хакен84. Однако каким образом зарождавшаяся теория вообще смогла выйти к смыслам, эмоциям и уяснению их координирующей роли? Ответ надо искать в работе О.К. Тихомирова «Принцип избирательности в мышлении», опубликованной в 1965 г.85 В ней будет высказана идея, о том, что сущность селективных процессов в мышлении связана со смысловой организацией ситуации. Если не смотреть трансспективно на эволюцию мышления создателя смысловой теории мышления, которое трансформировалось и под влиянием того, что открывалось в самой теории по мере ее становления, то останется полной загадкой то, каким образом он пришел к своей максиме. «Перед современным отечественным психологом, изучающим природу психического, - напишет О. К. Тихомиров в 1992 г., - лежат, по крайней мере, два пути. Один состоит в конкретизации представлений о психике как «отражении» реальности, второй - в разработке представлений о психике как порождении новой реальности. Я выбираю второй путь»86. 83 Тихомиров О.К., Клочко В.Е. Эмоциональная регуляция мыслительной деятельности // Вопро- сы психологии. 1980. № 5. С. 23-31. 84 Хаккен Г. Принципы работы головного мозга: Синергетический подход к активности мозга, поведению С. 9. 85 Тихомиров О. К. Принцип избирательности в мышлении // Вопросы психологии. 1965. № 6. С. 16-32. 86 Климов ЕА. Об амбифлекторной природе психического // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психо- логия. М., 1992. № 1. С. 59. Следует заметить, что у О. К. Тихомирова «порождение новой реальности» не тождественно процессу «конструирования реальности», который у современных радикальных конструктивистов как раз тождественен процессу «конструирования знания». Ж. Пиаже, П. Вацлавик и Э. фон Гла-зерсфельд говорят о конструировании реальности (действительности) в сознании субъекта, наблюдателя. О.К. Тихомиров указывает на то, что многомерно само пространство поисковой деятельности человека и содержит в себе как объективно заданную структуру, которую можно описать формально-логическими средствами, так и динамическую неформальную (ценностно-смысловую) структуру. К такому «незапланированному продукту» привела попытка на экспериментальном уровне проверить гипотезу Л. С. Выготского о единстве аффекта и интеллекта, инструментально нащупать это единство. И оно, это единство, открылось весьма специфично. Аффект (эмоция) опережает гностику (отражение), отношение идет впереди отражения, прокладывая дорогу произвольной деятельности и направляя тем самым логические процедуры, сокращая и структурно оформляя зоны поиска решения задачи. Эмоции указывали на смыслы, а те оказывались одной из характеристик элементов, составляющих формально-логическую структуру ситуации. «Изменение смысла вещи есть всегда изменение субъекта», - писал А.Н. Леонтьев.87. Эксперименты показывали, что изменение субъекта тут же оборачивается изменением смысла вещей - они обретают субъективные измерения и благодаря этому начинают движение «в план сознания». «Если бы мы видели все. перед нами был бы хаос», - писал Л. С. Выготский. Становилось понятным, что смыслы (и эмоции, которые их считывают) и есть проводники в сознание тех предметов, которые соответствуют текущему состоянию человека. 87 Леонтьев А.Н. Философия психологии: Из научного наследия. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994. С. 170. Так постепенно открывалась многомерная психологическая реальность, «субъективно искаженная» объективная реальность (Л.С. Выготский), но позволяющая действовать избирательно. На любое изменение состояния человека (возникновение поисковой познавательной потребности, мотивов деятельности, целей и т.д.) ситуация отвечала динамикой ценностно-смысловой структуры, вместе с которой перестраивалась и предметная (формально-логическая) структура ситуации. Постепенно выяснялось, что ситуация тем и отличается от остальной объективной реальности, что она имеет ценностно-смысловое измерение, при этом она является только частью, актуальным, динамическим и напряженным сектором жизненного мира человека. И здесь мы видим все то же неуклон 88 Ваулина Т. А. Типы профессионально-психологического мышления: исторический и общепсихологический анализ: Автореф. дис. ... канд. психол. наук. Барнаул, 2005; Скорлупина О.А. Он-тологизация психологического познания и ее проявление в этапах становления научной теории (на предмете смысловой теории мышления О.К. Тихомирова): Автореф. дис. ... канд. психол. наук. Барнаул, 2006. ное движение научной мысли на новые этажи системного видения психологической реальности. В рамках нескольких специальных исследовательских проектов, осуществленных в опоре на трансспективный анализ, попытались мы выявить какое влияние на это движение оказывала борьба с кибернетическим редукционизмом, как преодоление «гносеологической метафоры» выводило к многомерным жизненным пространствам, как менялся категориальный аппарат смысловой теории мышления, фиксируя этот подъем «по этажам» системности88. И все равно феномен смысловой теории мышления продолжает оставаться благодатным полем исследования для эпистемологии, истории и методологии психологии. Чем заметней приближается наука к исследованию человеческих миров, констатации многомерности жизненных пространств, ценностно-смысловой развертки реального бытия людей, тем ясней проступает методологическая значимость идей, которые выдвигал и разрабатывал О. К. Тихомиров. Собственно уже это не позволяет говорить о смысловой теории мышления в прошедшем времени: несмотря на то, что идеи, разработанные в научной школе О.К. Тихомирова, обрели новую жизнь, и вышли за рамки психологии мышления, они продолжают работать, хотя все менее опознаются в своем первородном по отношению к новым рамкам качестве.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Выход смысловой теории мышления в идеологию многомерности: эпистемологический анализ» з дисципліни «Психологія інноваційної поведінки»
