Эустрессовые и дистрессовые адаптационно-оргастические ментальные реакции при боевом преодолении ужаса коллективной смерти
Наши исследования показали, что при поездках по Чечне у российских военных формируется своеобразный «минный синдром», состоящий из нескольких психологических комплексов. Их удается обнаружить лишь методами глубинной психологии. Об этих комплексах люди, проносящиеся на броне БТРов, конечно, не думают, как бы не знают. Но психологические комплексы действуют: создают настроение, влияют на поведение, формируют поступки, участвуют в организации боеспособности экипажей бронемашин. Конечно, психологические комплексы — это условное, научное разделение сложнейшего массива человеческой психики. Ее сложность не постижима, но глубинная психология помогает понимать людей и облегчать им трудные ситуации. Скорость — оргазм души. Первый психологический комплекс «минного синдрома» — радостное переживание скорости в пути. Наверно, каждый ощущал это в детстве. Наслаждение — быстро мчаться, проглатывая взглядом все новое и новое, несущееся навстречу и быстро уходящее мимо — в прошлое. Скорость рождает радость, экстаз. Но есть боязнь взрыва мины в пути. Этот страх инвертируется (переворачивается), превращаясь в приятное ощущение; оно поглощается экстазом скорости. Более того, чувства людей на ревущей броне БТРов, танков становятся чем-то похожим на сексуальный оргазм. Быстро мчаться, плавно качаясь, с каждым метром продляя свою жизнь. С каждой новой минутой она будто зачата заново. Кто зачат? Ты сам, проезжая на броне метры, километры дорогой смерти, даришь жизнь самому себе. Но уже себе другому, пронесенному сквозь смерть. Зачатие себя на каждом метре (с дрожью оргазма рокочущей брони). Чем война не мужское занятие? Если бы не смерть бойцов-мальчишек, не оставивших потомства, если бы не гибель офицеров, оставляющих сиротствовать детей. Наверно, то же ощущали древние наездники орды, мчащейся по землям сломленных врагов. Конь — животное, часть всадника. Конь на скаку стремительно горяч, как и его хозяин-наездник. Кони стремительным галопом рвут пространство. Грохот копыт, как грохот гусениц и танковых моторов, разрывает, ломает надежды врагов на победу, на пощаду. Проносящиеся на танке, на БТРе солдаты ощущают себя мчащимися на горячем живом существе, чувствуют себя частью живого, броневого динозавра. Рокот мотора заполняет ощущением мощи солдатские существа. У некоторых опасность минирования дороги привносит привкус сладостной обреченности. Будто будущего нет, а танк несет в небытие. Тут и прошлое становится ненужным и ничтожным. Психологический комплекс с экстазом от скорости, конечно, возникает не только у военных. Автор ехал в Чечне с двумя журналистами. Чтобы лишний раз не стоять в очереди у российского блокпоста, они хотели проехать, минуя его, окольной дорогой. У чеченок журналисты спросили: Не заминирована ли она? Те говорят: Может быть, заминирована. Журналисты, возбужденные скоростью и опасностью поездки, стали кричать: Может быть, и не заминирована! Раз так— поехали! Если наедем на мину, то при нашей скорости она взорвется под задним сиденьем, под Леонидом Александровичем! Все, что случится, — опишем. Будет журналистская удача! Возбужденные и радостные, мы трое помчались в объезд блокпоста Ни малейших неприятных ощущении у нас не было. Мы пели и веселились. А автор-пассажир чувствовал себя молодым. Даешь пространство! Второй психологический комплекс «минного синдрома» — чувство «овладения пространством», остающимся позади. Чувство победы над ним, над Чечней. Лавина всадников в прошедшие века присваивала, конечно, не только пространство земли. Не убитые враги становились подданными пришельцев или рабами. Дома со всем уютом, еще не разграбленным ордой, уже ее собственность. То же ощущение присвоения пространства у солдат на броне, колесящих Чечню. Это архаическое чувство возникает независимо от того, жаждет ли человек такого «присвоения» или нет. В этом виде психологический комплекс «овладения пространством» полезен солдату: бодрит, взрослит его, освобождает от страха (это активные, стенические проявления боевого стресса). Но бывает неблагоприятное проявление этого комплекса. Вознесение. Третий комплекс — ощущение вознесенности над землей Сидя высоко на бронетехнике, солдаты чувствуют себя летящими над дорогой, надломами и жителями Чечни. Надо отдать должное конструкторам: благодаря оченьхорошей «ходовой части» российских танков, БТРов, они проносятся по камням, пням, через воронки от взрывов плавно и мягко. Солдат на броне не трясет, их не подбрасывает, не клонит в стороны. Плавно несутся они и кажутся себе вознесенными не только над Чечней, но и над «минной смертью». Что-то похожее испытывают пассажиры огромных туристических автобусов на автострадах. Но туристы в них «вознесены» лишь над дорогой с многочисленными автомобилями, над проплывающими мимо пейзажами, а солдаты на БТРе «вознесены» еще и над смертью. Пыль дорог. В сухую погоду, в жару пыль брызгами летит из-под гусениц танков, из-под больших колес БТРов. Земля в Чечне из мельчайших частиц. Горячий воздух поднимает их вверх на десятки метров, стеной, облаками пыли. В этих черных облаках призраками чудовищ, отрыгивая солярную гарь, катит бронетехника. У броневых чудищ живые головы, они замерли, нахохлившись. Это головы солдат, сидящих на броне. И бэтээры, и солдатики на них покрыты слоем пыли. Пятен камуфляжа не видно, их покрыла чеченская земля. Головы солдат, едущих на броне, до бровей повязаны косынками. Лица до глаз замотаны тряпками или в масках. Все земляного цвета: танки и БТРы, одежда и лица. Автоматы и гранатометы тщательно обмотаны излохматившимися тряпицами, надо уберечь оружие от пыли. Чеченцы, глядя на российских солдат, проносящихся на броне, ворчали: - Боятся нас — лица скрывают. Нет. Солдаты не боятся. Страх вытеснен скоростью и... пылью. Прапорщик говорил мне: — Пыль на марше — не хуже дымовой завесы, чеченам БТР почти не виден, из гранатомета или автомата им не попасть в нас. У солдат и офицеров после многочасовых, многодневных маршей по равнине сквозь пыль она пропитывает всю одежду. Черные тела под черным нательным бельем я видел в солдатской бане. В 15-м полку Таманской дивизии баню «развернули» из специального фургона в лесу, менее чем в километре от чеченских укрепленных позиций в окруженном тогда Грозном. Нет слов, чтобы описать радостных солдат с вениками, выходивших из парилки окунуться в холодном январском ручье. Рассказывали, что солдатский бушлат б/у (куртка «бывшая в употреблении») так пропитан пылью, что тяжелее нового на 800 граммов. Это значит — солдат носит на себе почти килограмм чеченской земли. У солдат после марша одежда и лица земляного цвета. Волосы на головах торчат земляными клочьями. Пыль обезличивает. В сумерках бойцы, как движущиеся глыбы земли! Одинаково печальными кажутся их глаза, слезящиеся из-за пылевого конъюнктивита. Наши психологические исследования показали, что эта обез-личенность — кажущаяся. Когда солдаты стали вроде бы не отличимыми друг от друга, тогда для каждого из них оказались очень значимыми их глубинные психологические особенности: различия мышления и эмоций, манеры поведения, способность подчиняться и подчинять. Став как бы одинаковыми внешне, солдаты начали лучше понимать и ценить друг друга. Быстрее возникала боевая привязанность, тяжелее была потеря погибших. Под слоем одинаковой пыли психологические и моральные различия стали заметнее. Бойцы стали душевно ближе и дороже друг другу. Конечно, были и «проблемные личности». Военный психолог, майор МВД Г-ов рассказал нам о контрактнике. Пыль, покрывавшая его в рейсах на бронетехнике, представлялась ему могильной землей, под которой его начали хоронить. Мнимая гибель. Надо сказать, что «минный синдром» может у некоторых, у немногих людей проявляться в виде неблагоприятной пассивной формы военного стресса: нарастают замедленность и неуклюжесть (неточность) движений; разлаживаются боевые навыки, которые раньше, в неопасной обстановке тренировками были доведены до совершенства; возникает психическая депрессия; частым становится плохое настроение. Таких людей всегда очень быстро укачивает при езде на броне. Их тошнит и рвет (активизируется вегетативная, физиологическая «защита», довольно неуместная в подобной ситуации). Это «помогает» им оправдывать свой отказ от поездок с бронеколонной (и, может быть, спасает от гибели на мине) Стараясь узнать, изучить переживания таких людей, автор их опрашивал. Один контрактник рассказал: — Внутри БТРа ехать нельзя: при подрыве — стопроцентная гибель. Сверху на броне тоже ездить не люблю: чувствую себя голым, как ощипанная курица на кухонном столе, когда ее разделать хотят. Потому что в любую секунду чечен пулю в тебя всадит. И при подрыве фугасом — мало не покажется. Не один он во время езды на бронетехнике чувствовал себя голым у всех на виду, ежесекундной мишенью для пули из автомата любого чеченского мальчишки. Это — неблагоприятная форма психологического комплекса «овладения пространством». Вместо победного «овладения» пространством — «беззащитность» перед ним. Она заставляет человека съеживаться, бледнеть, вызывает общую слабость, тошноту. Будто бы к этим людям, еще не убитым, подступала смерть, умирание. Но таких людей с пассивной формой военного стресса меньшинство среди едущих на броне. У большинства — радостное воодушевление от скорости и опасности. «Мнимое умирание» может стать более трагичным, когда человек, спасаясь от гнета страха смерти, вдруг начинает представлять себя умершим, уже прошедшим через ужас смерти. При этом ему может представляться, что другие люди, сослуживцы, товарищи тоже мертвые уже: «Они до меня умерли». Вот пример. В Чечне, в армейском батальоне заметили, что один недавно бравый офицер после гибели его друзей на мине психологически «сломался»: стал вялым, нелюдимым. В его еще не отправленном домой письме заметили коллективную фотографию, где над головами офицеров были пририсованы кружочки, как нимбы на иконах. И надписи над ними: «Убит, убит, убит...». Но они ведь были живы! Офицера подлечили и отправили домой. Что же с ним произошло? У него была неблагоприятная форма «минного стресса» с опасно-сильным психологическим комплексом «мнимого умирания». Им овладел ужас смерти, чувство тягостное, да еще и постыдное. Такой человек ищет облегчения в общении с друзьями. Но вскоре не только себя, но и их начинает зачислять в обреченные на гибель. Друзья и соратники видятся ему мертвыми; невольно думается: «Пусть я погибну после них!» Возникает психологическая раздвоенность: облегчает, что не первым убит я, но гнетет постыдность этой надежды. Консультируя этот случай, мы попытались дознаться, почему тот офицер над головами своих мнимо убитых сослуживцев нарисовал нимбы, как над святыми. После ненавязчивых психотерапевтических бесед с офицером выяснилось, что в мыслях у него было, вроде бы в шутку, примерно вот что: «Моих друзей и меня ждет святая смерть, мученическая, за веру в Россию, геройская. Они и сейчас живут святыми, обреченными на гибель. Моя смерть будет запечатана в почтовом конверте вместе с фотографией. Мне осталось жить до того момента, когда письмо вскроют дома. Я запечатаю на время свою смерть». Воттакая самобытная «магия». Это не болезнь, но «болезненное состояние». Письмо того офицера не было отправлено, а он живым и здоровым уехал домой. Такое не часто, но случается. А рисование нимбов над головами на фотографиях одно время стало модным в одной воинской части, воевавшей в Чечне. Эта мода быстро прошла. Недавно в переходе московского метро я слышал, как пел, собирая подаяние, ветеран чеченской войны: Я убит под Бамутом; а ты — в Ведено. Как Иисусу воскреснуть нам, увы, не дано. Ты прости меня мама; что себя не сберег. Пулю ту, что убила; я увидеть не смог. Эти слова говорят о смерти автора. Но она не случилась. Ведь он живой поет о себе умершем. Так пел и Александр Галич о Великой Отечественной войне. Мы похоронены где-то под Нарвой; Под Нарвой, под Нарвой. Мы были и нет. Так и лежим, как шагали — попарно; Попарно, попарно. И общий привет. Такие песни — психотерапия. Они лишь образно приобщают живых героев к мертвым. И освобождают выживших от чувства вины перед павшими.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Эустрессовые и дистрессовые адаптационно-оргастические ментальные реакции при боевом преодолении ужаса коллективной смерти» з дисципліни «Психологія стресу. Психологічна антропологія стресу»
