Территория и базисные способы существования и деятельности как различных типов систем
В массовом сознании, общественных науках сло-жилась традиция, согласно которой политическая жизнь во всех наиболее значимых ее компонентах прямо и непосредственно связывается с государством. Причины формирования этой традиции естественны и понятны. В жизни общества государство играет ог-ромную, иногда всеподавляющую роль, а политическая жизнь прямо и косвенно выстраивается вокруг борь-бы за контроль над государственными институтами, государством в целом или, как минимум, за влияние на них. Государство остается главным субъектом в такой специфической области политики, как международные отношения. Нет оснований полагать, что в обозримом будущем государство и политика окажутся «разведен-ными». Тем не менее, рубеж XX—XXI веков стал време-нем широкого распространения таких форм и процес-сов политической жизни, которые объективно меняют роль и место государства в политике — не уменьшают, не увеличивают, а именно изменяют, причем таким образом, что политика постепенно становится гораздо богаче, многограннее и содержательнее, нежели толь-ко схватки за обладание государственной властью. Более того, власть уже сегодня оказывается недостаточно эффективной, действенной в решении все большего числа вопросов и потому становится менее привлека-тельной или даже вовсе непривлекательной для расту-щего числа социально-политических сил, что не только не снижает, но часто повышает их роль и влияние в обществе. Приведем несколько конкретных примеров. Во многих странах получили широкое распростра-нение общественные движения локального, нацио-нального, а в ряде случаев интернационального ха-рактера, ставящие своей целью и задачей влияние не на государство или не только на государство и его политику. Традиционные место и роль государства в поли-тике размываются, усложняются также другими яв-лениями и процессами. Во внутренней сфере к ним относятся все виды сепаратизма, регионализма, конфедерализма, или, иными словами, проявления от-четливо выраженной социально-исторической потреб-ности в действенных инструментах и механизмах регулирования общественных процессов на «среднем» по отношению к государству и обществу уровне. Эти явления сильнее всего дают себя знать там, где такие механизмы не созданы или пока не отлажены (подоб-ное мы наблюдаем в современной России). Но от такого рода проблем не свободны и страны с разви-тыми федеративными системами, такие, как США и ФРГ, хотя там содержание проблем, естественно, иное. В международной сфере государство тоже давно не является единственным субъектом отношений: на протяжении многих десятилетий здесь действуют региональные группировки и интеграции, междуна-родные правительственные и неправительственные организации, транснациональные и многонациональ-ные корпорации, интернациональные общественные движения. Таким образом, оставаясь центральным звеном внутренней и международной политической жизни, проблема «государство и политика» все менее исчер-пывает собой политическую жизнь и все более оче-видно трансформируется в крайне важный, хотя и частный, случай как самой политики, так и любых ее исследований. Отсюда с неизбежностью следует вы-вод: общая теория политики, когда она будет создана, должна будет охватывать своими объяснительными способностями все сферы и направления политиче-ской жизни, а прикладные дисциплины уже сегодня должны быть в состоянии связывать между собой эти сферы и направления моделями, методами исследова-ний и практическими рекомендациями. Политическая жизнь осуществляется внутри не-которой социальной системы или в отношениях меж-ду такими системами. Социальная же система вырас-тает и эволюционирует на трех базовых параметрах: на определенных жизненных функциях, посредством которых живет соответствующая человеческая общ-ность; территории, на которой эти функции осущест-вляются; организационных структурах, обеспечиваю-щих выполнение необходимых жизненных функций данной территории и при данной совокупности насе-ления. В основе деятельности социума лежит необхо-димость воспроизводства его существования, жизни. Деятельность неизбежно привязана к определенному времени и пространству, а значит, и сама организа-ция социума для такой деятельности, и формы, струк-туры этой организации также связаны с данной тер-риторией и ее особенностями. Вплоть до самого недавнего времени во всем мире сложные отношения между социумами, их жизненными функциями, территориями обитания и формами обще-ственной организации, в том числе организации по-литической, складывались и развивались стихийно. Результатом этих процессов стали политическая, де-мографическая, этноконфессиональная, индустриаль-ная карты современного мира. ППА исследует все без исключения формы и проявления политической жизни, поэтому он не мо-жет ограничиваться только теми из них, которые прямо или косвенно связаны с государством, борь-бой за контроль над его институтами или влияние на них. Но ППА не может абстрагироваться и от таких факторов, как жизненные функции, на которых стро-ится здание политики; территория, на которой она осуществляется; политическая и общественная орга-низация социума, — а все это вместе взятое и состав-ляет содержание категории «социально-территори-альная система» (СТС). Для целей политико-психологического анализа со-циально-территориальную систему можно определить как в целом стабильный по этноконфессиональным и другим (исторического масштаба времени) признакам социум, определенным образом организованный (сти-хийно или преднамеренно) для длительной самостоя-тельной жизнедеятельности, поддержания своего суще-ствования как целостного социального организма и/или развития на данной территории. Выделим важнейшие качественные характери-стики этого определения. Одной из таких характе-ристик является исторический масштаб времени, что в современных условиях означает как минимум не-сколько десятилетий или продолжительность актив-ной жизни и деятельности хотя бы двух поколений людей. Другая характеристика относительно высо-кая — на протяжении данного времени, по его мас-штабам и критериям — стабильность национального, религиозного, культурного основания или стержня данного социума. Какая-либо эволюция националь-ного, конфессионального, социального состава на-селения неизбежна. Но базовые характеристики, позволяющие называть данную страну или регион, например, православным или мусульманским, рос-сийским или каким-то иным и т. д., должны оставаться неизменными или в целом неизменными. Самостоя-тельность существования данного социума предпо-лагает не хозяйственную или иную изолированность его от мира — такая изоляция может быть, но может и отсутствовать, — а его существование как единого целого на протяжении оговоренных выше сроков, пусть даже какую-то часть своей истории данный социум находился на положении чьей-то колонии, протектората, области и т. п. Рассмотрим подробнее, как влияют на социум и, следовательно, на все его культурные, психологиче-ские, политические особенности те взаимосвязи, ко-торые объективно складываются между территорией, способами существования социума на ней и органи-зационными структурами этого социума Наука насчи-тывает несколько типов таких взаимосвязей. Европейская социально-историческая и политиче-ская традиция связывает общество и территорию, на которой это общество живет, в единый комплекс че-рез институт национального государства. Собственно говоря, государство является первым типом взаимо-связи социума и территории. Европейское государст-во, как правило, имело либо мононациональный и/или моноконфессиональный состав населения или такой, где безусловно доминировали определенная нацио-нальность и вероисповедание. Здесь имело место об-щество с оседлым образом жизни, постоянной терри-торией, государство с четко определенными внешними границами и внутренним административным делени-ем. Этот тип государственной организации распростра-нен ныне не только в Европе и стал в общественном сознании многих стран и народов своего рода этало-ном устройства «отношений» между обществом и тер-риторией. Но он — не единственный из потенциально возможных и фактически существующих типов таких взаимосвязей. Наиболее близкая к данному типу государствен-ной организации ее разновидность — государство многонациональное — распространена преимущественно в Азии, где многонациональность населения иногда сочетается с его многоконфессиональностью. Но население в целом оседло, территории обитания постоянны для государства в целом и основных этно-конфессиональных групп, внешние границы и внут-реннее административное деление государства име-ют определенный характер. Другой тип рассматриваемой взаимосвязи являет собой однородный этноконфессиональный социум с переменной территорией — кочевые народы. Вслед-ствие кочевого образа жизни эти народы обычно со-вершают циклические перемещения в каком-то ареа-ле, и потому их организация и внутреннее деление связаны с самим социумом, но не с территорией, или связаны с ней лишь в минимальной степени, почему, видимо, у них и нет государственного устройства ев-ропейского или иного признаваемого ООН типа. Это обстоятельство не означает, конечно, будто у таких народов нет внутренней организации, построенной на других основаниях и принципах, или нет собственной, хотя и своеобразной, политической жизни. Третий интересный тип взаимосвязи общества и территории — оседлый социум, не имеющий, однако, четко определенных внешних границ. Такие случаи нечасты, но они есть и наблюдаются, как правило, в малозаселенных регионах, где народ, проживая на удовлетворяющей его территории, не имеет необхо-димости или возможности расширять сферу своего обитания; а кроме того, он не соприкасается непосред-ственно с другими народами из-за огромности про-странств и малой плотности населения, вследствие чего не испытывает потребности в установлении каких-либо границ. К данному типу взаимосвязи общества и тер-ритории можно отнести, наконец, и случаи всевозмож-ных компактных общин (диаспор), раскиданных по разным странам и континентам, но тесно связанных с изначальной «материнской» страной. В современных условиях четко прослеживаются несколько тенденций, которые ППА должен учитывать. Это, прежде всего, растущий регионализм внутри отдельно взятых государств, особенно наиболее круп-ных и со сложными внутренними проблемами. На почве национализма, сепаратизма, местничества или просто здравого смысла и стремления к самоуправлению в вопросах местной жизни повсюду происходит отно-сительное повышение роли и значения локальных систем управления: штатов, земель, провинций, облас-тей, городов и т. д. В результате местная политиче-ская жизнь в них получает стимул для своего разви-тия, а сама такая территориально-административная единица все более обретает качественные признаки самостоятельной социально-территориальной систе-мы (СТС). Кроме того, постепенно выстраивается некий ком-плекс отношений, выходящих за пределы государства в международную сферу, но он не отрицает роль го-сударства, а основывается на этой роли. Таковы пре-жде всего «чистые» интеграционные объединения, — наиболее продвинутым из них является ЕС. К ним относятся и более размытые формы международного регионализма: таможенные и экономические союзы, зоны свободной торговли и свободной миграции тру-да, региональные системы коммуникаций, связи, энер-гетики и т. д. Они не диктуют свою волю государству и не подменяют его, но ни одно из вовлеченных в такие отношения государств уже не в состоянии нормально жить и функционировать без них. Наконец, как внутри государств, так и в отношени-ях между ними все более зримо переплетаются три очерченных типа взаимосвязей между обществом и территорией. Многие страны стали снимать или ослаб-лять прежние жестко силовые ограничения на пере-мещения кочевых народов, предпочитая регулировать эти перемещения внутренним законодательством и международными соглашениями. Границы внутри фе-деративных государств и интеграционных группиро-вок постепенно приобретают все более административ-ный и все менее политико-символический смысл. В целом правомерно говорить о двуедином про-цессе. С одной стороны, растущая взаимосвязанность мира отражается и выражается, в частности, еще и в том, что выстраивается иерархия социально-террито-риальных систем от местного до глобального уровня. С другой стороны, постепенно размывается сувере-нитет государства, но данный процесс развивается в направлении не уничтожения государства как соци-ально-исторического института, а постепенного и труд-ного отказа от его абсолютизации, обожествления, мифологизации в направлении рационального и праг-матичного включения его в иерархию институтов и механизмов, обеспечивающих регуляцию и саморегу-ляцию жизни и деятельности современного, все более сложного и многочисленного человечества. Указанные факторы существенны для построения организацион-но-политической матрицы той социально-территори-альной системы, которой будет заниматься конкрет-ный ППА. Политика производна от социальной деятельности в целом; деятельность в конечном счете имеет своей целью обеспечение тех функций общества, от которых зависят его существование, жизнь, продолжение рода; а эти функции в свою очередь сводятся к нескольким базовым способам существования всего живого. Эволюция человека и общества есть постепенное, накапливаемое за тысячелетия надстраивание все новых, более сложных уровней над менее сложными, изначальными. Выход в теории и методологии ППА на эти изначальные уровни не тождествен, разумеется, описанию и анализу процессов современной общест-венно-политической жизни. Тем не менее он позволя-ет лучше оттенить именно психологические компо-ненты таких процессов, а также долговременные общественно-психологические и организационно-по-литические последствия изначальных способов суще-ствования. Природа наградила все живое тремя принципиаль-но разными возможностями поддерживать собственную жизнь. Каждую из них в чистом виде можно принять за базовый способ существования. Эти три способа существования — подбирание, производство, отъем. Подобрать — значит сорвать плод, растение; вос-пользоваться падалью; поймать то, что физически легкодоступно; подобрать с земли или выкопать из нее. Каков бы ни был конкретный способ подбирания и характер подбираемого, главный деятельностный при-знак данного способа существования — потребление готового, когда действия субъекта ограничиваются лишь актом подбирания (который сам по себе вполне может требовать достаточно изощренного умения), приведением подобранного в годный к потреблению вид (что тоже не исключает умений, например, кули-нарных) и собственно актом потребления. Истоки производства как способа существования жизни, видимо, надо искать в растительном мире. Растение не просто вбирает соки земли, солнечный свет, воду — оно именно производит из всего этого качественно новые субстанции, которыми живет само и кормит других (впрочем, последнее происходит не по «желанию» самого растения и тем более без его «согласия»). Социальные аналоги растительного фото-синтеза — придумать, создать, сделать, усовершенст-вовать, организовать. Главным деятельностным при-знаком производства является создание в процессе и в результате индивидуальных или согласованных ме-жду собой коллективных действий необходимого для удовлетворения каких-то потребностей продукта из таких первоначальных, исходных материалов, которые не могут быть использованы в натуральном виде для удовлетворения данных потребностей. Иными слова-ми, производство есть изготовление чего-то годного к потреблению из того, что к такому потреблению не пригодно в силу естественных свойств исходного материала. Отъем — это отбирание готового продукта у того, кто его подобрал или произвел, причем всегда вопре-ки воле и желанию того, у кого изымается сам про-дукт или какой-то его эквивалент; в противном случае имеет место акт сделки, дарения или наследования. Отнять у кого-то, чтобы тем самым обеспечить собст-венное существование, возможно только через наси-лие, кем бы и как бы оно ни осуществлялось. Исторически наиболее ранние, а ныне воспри-нимаемые как наиболее вопиющие формы насилия — вырвать, отобрать, ограбить, отвоевать. Однако в ходе социально-исторического процесса в целом насилие развивалось и усложнялось, и современные, более сложные, цивилизованные и опосредованные его формы — изъять, конфисковать, взять податью или налогом, перераспределить, ограничить доход, нор-му прибыли, заработную плату и т. д. Главный дея-тельностный признак отъема — насилие, в результа-те которого подобрал или произвел один, а потребляет или распоряжается продуктом другой вопреки воле, желанию, интересам первого. Естественно, различные живые формы использу-ют эти способы по-разному, при помощи далеко не одинаковых конкретных приемов, механизмов и т. п., но живая природа непременно сочетает в себе все три способа. Ориентация на один или доминированир одного из них в ходе длительной эволюции приводит к образованию все новых живых форм, сочетание которых друг с другом образует конкретную живую экологическую систему. По аналогии с живой приро-дой жизнь общества также сочетает непременно все три способа, от них зависит существование и челове-ка как рода, и социально-экологической системы в целом как среды его обитания (хотя отдельные социу-мы могут опираться на различные способы сущест-вования). Все формы жизнедеятельности любого об-щества могут быть в конечном счете сведены к трем базовым способам существования. «Изнутри» социу-ма и собственной логики они определяют и возмож-ные формы организации жизни социума, и пределы существования таких форм во времени (истории) и в пространстве. Для целей ППА существенно, что каждый из спо-собов существования диктует свои требования к орга-низации взаимодействия людей, открывает перед со-циумом свои возможности, но и налагает на него свои ограничения. Человек и социум при способе существования, основанном на подбирании, полностью отданы на милость природы, на откуп стихийным силам и про-цессам. Совокупная энергетика такого социума резко ограничена доступностью пропитания, Господствую-щие формы деятельности не требуют ни сложных средств общения, ни развития отношений внутри со-циума. Если район или ареал обитания в состоянии длительное время обеспечивать социуму достаточное количество пропитания, то такой социум, живущий исключительно подбиранием, обнаруживает весьма высокую стабильность, устойчивость и способен су-ществовать тысячелетиями. Однако он может практи-чески одномоментно и полностью вымереть, если ка-кой-то природный или иной катаклизм резко, внезапно лишит его пропитания. Примитивные формы общест-венного устройства, просуществовав десятки тысяч лет, дошли до нашего времени, практически не претерпев эволюции (как амеба). Что доказывает предельную узость социально-исторических горизонтов подбира-ния как способа существования? Прежде всего то, что опора на потребление готового неизбежно ограничи-вает потенциальную численность популяции, ставит очень близкий предел ее физическим возможностям, а тем самым возводит непреодолимые преграды на пути ее качественного развития, эволюции и прогрес-са. Даже в конце XX в. народы, со всех сторон окру-женные современностью и искренним, пусть и неуме-лым стремлением им помочь, замкнутые на жизнь подбиранием, обнаруживают тенденцию к прямому физическому вымиранию, но не к интеграции в более сложные формы общественного существования. Производство диктует иные социальные и орга-низационные императивы, предполагая, с одной сто-роны, некую последовательность операций для полу-чения желаемого результата и значит, разделение труда, а с другой — необходимость координации уси-лий всех его участников. Труд коллектива невозможен без достаточно сложных форм общения, развитие же и усложнение процессов труда неизбежно стимули-рует развитие общения, языка, понятийного аппарата, рационалистического мышления и сознания. Процесс труда требует, с одной стороны, постоянного и доста-точно жесткого руководства, чтобы рационально вый-ти на задуманную цель, а с другой — заинтересо-ванного взаимодействия участников и возможности обсуждения между ними и руководителем многих производственных вопросов. Так закладываются осно-вы демократии (согласования по горизонтали) и авто-ритаризма (согласования по вертикали, администра-тивной иерархии), а также система сопряжения этих двух начал, равно необходимых в производственной деятельности. Потенциально в производстве как способе сущест-вования заложены безграничные возможности развития индивида, социума и самого производства. Оно освобо-ждает человека от прямой и жесткой зависимости от кормового потенциала природы, дает в принципе воз-можность накопления в обществе излишков и резервов питания, энергии, свободного времени, интеллекта, соз-давая постепенно тот запас избыточности, на базе кото-рого только и становится возможным развитие. Отъем как способ существования социума обяза-тельно нуждается в тех или других способах сущест-вования и живущих ими частях социума, которые мы уже охарактеризовали ранее и на которых он мог бы паразитировать. Доставляя насильнику порой немалые материальные блага, сам по себе отъем не может служить основой социального созидания, которое тре-бует не только ресурсов, но и производящего начала, каковым насильник никогда не является. И тем не менее, именно отъем и насилие порождают, особенно на ранних этапах истории, своеобразные формы со-циальной организации. С научной точки зрения, социальное насилие — стихийно сложившиеся инструмент и механизм, объективно выполняющие неизбежную в любой системе функцию перераспределения и тем самым позволяю-щие выстраивать собственно социальные структуры, особое место среди которых со временем заняло госу-дарство. Исторически развивались и совершенствова-лись не только орудия труда, производственные и экономические отношения, формы общения, общест-венно-политической организации и т. д., но и арсенал средств и форм насилия, его специфическая органи-зация и связанные с ним отношения. В известный период истории человечества круп-нейшим и принципиально новым аппаратом насилия стало государство. Оно сконцентрировало в своих ру-ках колоссальные практические возможности насилия, создав для этого специальные институты: армию, по-лицию, налоговые службы. Государство ввело монопо-лию на насилие, освятив собственную деятельность как единственно допустимую и возможную, придавая этой деятельности статус права и закона и объявив частно-предпринимательское насилие преступностью. Но то-гда-то и выяснилась определенная конструктивная функция насилия: на принудительно собранные с на-селения средства государство обрело возможность делать то, без чего не может существовать ни одно организованное общество. Кроме того, объективно воз-никли и получили ускоренное развитие нефизические формы насилия, без которых немыслима современная цивилизация: налоговая и фискальная политика, раз-личные регулятивные функции государства. В реальной жизни описанные три способа сущест-вования редко встречаются в чистых формах. Они не только всегда сочетаются друг с другом, но и в практи-ческой деятельности людей дают массу пограничных форм и состояний. Так, никакое производство невоз-можно без предварительного подбирания: добычи не-обходимых сырья, материалов, сбора каких-либо пло-дов, растений. Занятие сельским хозяйством включает элементы подбирания и производства, притом в неоди-наковой пропорции на разных исторических этапах становления этого вида деятельности. Развитое в ис-торическом смысле насилие требует специфических производств, удовлетворяющих потребности насилия, а не непосредственные потребности социума. Соответственно, смешанными оказываются и ор-ганизационные структуры, ни одна из которых также не существует в чистом виде. Поскольку три базовых способа существования как-то сочетаются на данной территории, постольку и организационные структуры перекрещиваются, проникают друг в друга, одни из них начинают доминировать, подчиняя себе другие. Совокупность таких структур определяется условия-ми жизни, общей численностью социума и его «рас-пределением» между тремя описанными способами существования. Обычно (особенно на начальных этапах истории) эта совокупность удерживается значительно дольше, чем средняя продолжительность активной жизни по-коления людей. С течением времени нарастает внут-ренняя органическая взаимосвязь трех способов су-ществования, усложняются их взаимопереплетения, возникают вторичные, третичные и т. д. производст-венные, организационно-политические формы, укре-пляется их взаимозависимость, симбиоз. Складывается социально-экологическая система, конкретная органи-зация которой определяет структуру социальной мо-тивации данного социума, которая обусловливает меру активности и инициативности в индивидуальном по-ведении, направленность поведения и, как следствие, результирующая его — направленность и темпы со-циально-исторической эволюции социума в целом. По совокупному воздействию всех перечисленных признаков структура социальной мотивации данной социально-экологической системы может сдерживать, заглушать или, наоборот, в разной мере стимулиро-вать ее историческую эволюцию и качественное раз-витие социума. Рассмотрим «чистые», идеальные варианты различ-ного воздействия структуры социальной мотивации на исторические судьбы социума. Определяющим факто-ром при этом оказывается соотношение в соответствую-щей социально-экологической системе производствен-ного и насильственного начал. Производящий всегда по-особому беззащитен, что проистекает из рода его занятий, из самого способа существования. Он относительно малоподвижен, не способен при первой опасности сняться с места и скрыться, поскольку любое производство трудно пе-реносится с места на место. Он предельно зависим от притока исходных материалов: если их мало, они не в полном комплекте или не требуемого качества, то производство «заболевает» и даже может погибнуть, прекратиться, закрыться. Производящий подчинен внутренним законам своего рода занятий, его техно-логиям, последовательности, циклам, и потому соци-ально значимый результат его трудов возможен только как функция времени и строго определенной последо-вательности действий. Ему всегда легко может быть нанесен ущерб, нарушен нормальный ход его произ-водства, которое относительно легко и просто можно подрубить под корень, и, чем сложнее производство и его продукт, тем проще это может быть сделано. На-против, создать производство, развить его, добиться необходимой культуры труда и продукта, а тем самым и социальной отдачи можно только ценой большого труда, целеустремленности, немалых ресурсов, про-фессиональной грамотности всех действий, а значит, и времени. Любое из перечисленных звеньев насильник мо-жет нарушить или вовсе разрушить легко, быстро, без особых для себя усилий. Живущий подбиранием тоже страдает от насильника. Но уйдет насильник — и подбирающий, если останется жив, сможет вернуться к своему занятию практически немедленно: средства для существования ему доставляет сама природа. Производящий же вначале должен будет воссоздать свой рукотворный мир, прежде чем сможет снова получить от него отдачу. Сделать это бывает непросто и не всегда возможно. Если же бежать от насилия физически некуда, то возможны, как свидетельствует история, три других сценария, существенно различающихся и по внутрен-ней «механике», и по достигаемым в историческом масштабе времени результатам. Один — когда совокупное насилие, независимо от того, исходит оно извне или изнутри, от власти и мощи государства или от разгула никем и ничем не сдержи-ваемой преступности, или от иных причин, оказыва-ется в обществе подавляющим, когда сопротивляться ему практически невозможно, бессмысленно и беспо-лезно. Производящая часть социума задавлена, демо-рализована, ее мотивация в корне подорвана. Она с трудом добывает минимальные средства к жизни, и из них львиную долю у нее вновь отнимают, в резуль-тате чего она не только не заинтересована расширять свое дело, но и практически не имеет для этого воз-можностей, и потому качество самого производства и продуктов труда продолжает оставаться на достаточ-но низком, если не на примитивном уровне. Каждый способ существования — это еще и спе-цифические мораль, нравственность и этика. Этика насилия несовместима с этикой производства; если в обществе господствует насилие, то морально-нравст-венная атмосфера стимулирует новые поколения всту-пать в сферу насилия, тем самым еще более развора-чивая структуру социальной мотивации в сторону от производства: героизируются сила, удаль, аморализм, а не знания, труд, компетентность. Фактический ста-тус воина, разбойника, чиновника выше, чем статус любого человека труда. Такое общество не имеет ни сил, ни стимулов к развитию. Оно не живет, а существует, прозябая фак-тически на физиологическом уровне удовлетворения потребностей. Однако при этом оно может отличаться завидной социальной стабильностью и устойчивостью: примитивизм общественных отношений и неразвитость внутреннего общения гарантируют от серьезных со-циальных потрясений или делают их достаточно ред-кими. Отдельные вспышки недовольства легко подав-ляются. Смена правителей и режимов под давлением межгруппового соперничества в элите и социуме в целом не влечет за собой кардинальных перемен в социально-экологической системе, структуре ее со-циальной мотивации, во всем общественном укладе. В итоге подобный образ существования, если он не нарушается угрозами и вторжениями извне, может поддерживаться веками и тысячелетиями. Однако будущее у такого социума есть только в физиологиче-ском, но не в социально-историческом смысле. Про-гресс общества тут невозможен. Другой сценарий — когда насилию противопос-тавляется иное, встречное насилие. Неважно, внутрен-нее или внешнее, «справедливое» или нет, в воору-женных или административных формах. Важно иное: резко возрастает «насильственная нагрузка» на при-роду, человека, производящую часть общества, на социум в целом и все его организационные структу-ры. Ресурсов, как природных, так и создаваемых тру-дом, начинает не хватать уже не только для развития, но просто для поддержания жизни, сохранения ранее достигнутых ее стандартов. Это уже решающая пред-посылка к социально-исторической, а часто и демо-графической деградации. Если описанное положение сохраняется достаточно долго, то жизнеспособность социума подрывается, страна, народ, цивилизация начинают катиться под уклон, а иногда и вообще схо-дят с исторической арены. Если же в противоборстве двух насилий достаточно быстро побеждает одна из сторон, то происходит возвращение к предыдущему, первому сценарию. Но возможен и третий вариант, когда в противо-борстве насилий сталкиваются не две, а три и более сторон. Он складывается в том случае, если по тем или иным причинам ни одна из сторон не проигрывает, но и не может одержать абсолютную победу, и борьба приобретает затяжной характер. В ней участвует зна-чительное количество сил, попеременно вступающих друг с другом в различные, с течением времени и по промежуточным итогам борьбы меняющиеся группи-ровки и союзы. Сочетаются противостояния внутрен-ние и внешние. Межгосударственные войны «пере-текают» в гражданские и наоборот. Идеологические, политические, социальные альянсы не только перемен-чивы, но и не совпадают с границами государств и их союзов. Главный насильник, т. е. власть, для поддержания собственной длительной способности к беспроигрыш-ному, без тотального поражения участию в противобор-стве оказывается объективно вынужденным не только грабить, но и поддерживать материальное производст-во в собственном социуме. Весьма длительное много-стороннее противоборство насильников, ведущееся примерно на равных, дает исторический шанс, от-крывает уникальную социально-историческую возмож-ность для развития производящей части общества: на-сильник оказывается вынужденным перейти от «охоты» на производителя к его «окультуренному содержанию», «выращиванию», «разведению». Теоретически насильник мог бы заняться социаль-но-экономическим «производством» и раньше (что в современном мире фактически осознали и делают многие режимы). Но мешала сама логика власти, то, что власть насилия всегда и везде тяготеет к тотали-таризму (иной вопрос, какой реальной меры тоталита-ризма она фактически достигает). Уже только по этой причине она не может терпеть рядом с собой никакой другой власти, даже латентной. Однако труд, пусть даже самый неумелый и лени-вый, всегда приносит результаты двоякого рода: пре-жде всего материальные продукты труда, ради полу-чения которых он и осуществляется; производственный и социальный опыт производителя, из которого впо-следствии выкристаллизовываются его знание и по-нимание. Со временем у производителя все более концентрируются не только доходы от его деятельно-сти, т. е. материальное богатство, но и порождаемое этой деятельностью богатство духовное — производ-ственные навыки, знания, в результате чего в его сознании постепенно нарастает демифологизация тех представлений, при помощи которых насильник оправ-дывает свое господство. Тоталитарная власть может быть в своем ареале только высшей, иначе ею станет кто-то другой. Она не может терпеть рядом с собой какие-либо локальные центры независимости, даже если последние не бро-сают ей прямого вызова. Само их существование для нее — уже вызов, мириться с которым тоталитарная власть насилия органически неспособна. Вот почему все деспотии неизменно периодически разоряли про-изводителей, либо уничтожая их физически, либо ли-шая их накопленного богатства, духовного авторите-та, возможности свободного труда, преследуя людей и сословия — носителей знаний и мысли. Если на протяжении последних шестисот лет со-циально-экологическая система Европы, особенно западной ее части, складывалась под знаком нарас-тавшего доминирования производственного начала, породив в итоге промышленную цивилизацию, то на протяжении того же времени и столь же последова-тельно социально-экологическая система России фор-мировалась под знаком нараставшего доминирования, а потом и безусловного господства отъемно-перераспределительского начала, породив в результате перераспределительскую цивилизацию. Этот факт не отменить простым импортом техно-логий — промышленных, организационных или соци-ально-экономических. Технологии важны, но интере-сы развития социума требуют способности найти и на протяжении длительного времени поддерживать ди-намически оптимальное соотношение между насили-ем и производством при доминирующей, но не гос-подствующей, не всеподавляющей роли производства. То, что однажды в истории смогло сложиться стихий-но и дать могучий импульс всему мировому развитию, несомненно, в принципе может быть воспроизведено сознательно. Но только при условии, что будут воспро-изводиться не внешние формы явления, а те глубинные его факторы, что вызывают к жизни объективный императив развития. Факторы эти — качество соци-ально-экологической системы, объективно обуслов-ленный баланс в ней всех трех базовых способов су-ществования (подбирания, производства и отъема) и вытекающие отсюда доминирующие организационные формы жизни социума и структура его социальной мотивации. За последние шесть веков, оставаясь в принципе в рамках одной соответствующей социально-экологи-ческой системы, как Европа, так и Россия неоднократ-но меняли конкретные общественные формы жизни. Переделывались границы государств, их внутреннее устройство, политические системы, изменения претер-певали практически все социально-экономические и иные параметры. Одна и та же социально-экологиче-ская система, таким образом, допускает множество конкретных состояний в своих общих пределах. Эти состояния прослеживаются на двух разных времен-ных горизонтах и качественных уровнях социальных процессов. На протяжении веков и в масштабе десятков по-колений определенная социально-экологическая сис-тема формирует в принципе национальный характер, культуру и цивилизацию. Национальный характер — это обусловленное данной социально-экологической системой конкретное и в целом достаточно устойчи-вое во времени, хотя и меняющееся, сочетание психо-логических и социально-психологических особенно-стей данного социума, вытекающих из конкретного сочетания и соотношения в его жизни всех трех базо-вых способов существования. Это конкретная этика и мораль социума; психологические характеристики социума в целом, его элиты, наиболее значимых слоев и групп; долговременные компоненты в структуре социальной мотивации; набор наиболее устойчивых социальных функций и ролей и т. д. Культура и цивилизация разнятся между собой главным образом протяженностью во времени и пол-нотой воплощенных в них характеристик социума. На протяжении меньших (но все же значительных) отрез-ков времени, измеряемых продолжительностью жиз-ни нескольких или нескольких десятков поколений, могут меняться территория обитания социума и его общественные структуры. Тем самым социально-тер-риториальная система (СТС) предстает как конкретно-историческии «срез», как одно из потенциально возможных реальных воплощений системы социаль-но-экологической. Внутри конкретной СТС в целях политико-психологического анализа могут быть выде-лены статическая и динамическая модели общества, основанные на вычленении социально-экономической, организационно-политической, психолого-поведенче-ских матриц данного социума.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Территория и базисные способы существования и деятельности как различных типов систем» з дисципліни «Політична психологія»
