Ко второй половине 70-х годов, когда кризис глобалистики — всего лишь на третьем-четвертом году со дня рождения! — стал проявляться достаточно отчетливо, на нее пошли в атаку оппоненты из двух диаметрально противоположных лагерей. Первый лагерь составляли носители мажорных футурологических традиций 50 — 60-х годов, когда вера в научно-технический прогресс была еще непоколебима, будущее рисовалось в розовом свете, а все возникающие проблемы казались легко разрешимыми с помощью все той же науки и техники. Наиболее ярким представителем этого течения общественной мысли стал уже упоминавшийся нами Герман Кан, который отнюдь не смирился с тем, что его футурологический бестселлер “Год 2000” поблек в ослепительном взрыве “Футурошока” и первых докладов Римскому клубу, и до самой своей смерти в 1983 г. (он умер за год до Аурелио Печчеи) продолжал год за годом выпускать книги, где доказывал, что, несмотря на временные трудности, все идет к лучшему в этом лучшем из миров, что в XXI в. наука и техника поднимут человечество на недосягаемые ныне высоты. Своих идейных противников в Римском клубе и идеологически примыкавших к нему течениях Герман Кан и его единомышленники заклеймили ярлыком “экологических пессимистов” (“экопессимистов”), чересчур выпячивающих экологическую сторону дела и не верящих во всемогущество научно-технического прогресса. В свою очередь, они тут же получили от оппонентов ярлык “технологических оптимистов” (“технооптимистов”) — идолопоклонников НТР. Борьба между “экопессимистами” и “технооптимистами” составила основное содержание истории футурологии во второй половине 70-х годов. Она продолжается и поныне. “Технооптимисты” обрели союзников там, где меньше всего ожидали. Воинствующий антикоммунист, злейший враг Советского Союза Герман Кан вдруг сделался самым любимым автором “Правды”. Конечно, о переводе его трудов на русский язык и речи быть не могло, поскольку там СССР и “социалистический лагерь” представали в довольно неприглядном свете. Но утверждение “технооптимистов”, что все хорошо, а будет еще лучше, как нельзя лучше соответствовало идейным установкам Кремля того времени. Как раз во второй половине 70-х годов несколько сановных московских авторов из верхушки партийной номенклатуры пробили строжайший запрет касаться каких бы то ни было проблем будущего, кроме как в порядке комментариев к политической программе Коммунистической партии (хотя ее полная несостоятельность стала очевидной для всех еще за десятилетие до этого), либо в порядке “критики буржуазной футурологии”. С 1976 г. в советской прессе стали появляться статьи по проблемам глобалистики — запоздалая
реакция на первые доклады Римскому клубу, а с конца 70-х годов плотину запрета словно прорвало: за какие-нибудь 5—7 лет по данной проблематике появилось свыше двух десятков монографий и сотни научных статей, тысячи публицистических — все до единой в единственно разрешенном “технооптимистическом” ключе, хотя ряд авторов более или менее эзоповым языком пытался показать серьезность глобальной проблемной ситуации. Фонтан советской глобалистической футурологии пустил в 1985 г. последнюю струю уже упоминавшимся коллективным трудом “Марксистско-ленинская концепция глобальных проблем современности”, после чего вскорости иссяк: во времена горбачевской перестройки стало не до глобалистики. По иронии судьбы мы вновь — в который уже раз! — опоздали на целую эпоху. До этого (и отнюдь не впервые) мы точно так же опоздали с признанием научно-технической революции. Мы открещивались от нее, как от дьявола, почти все 50-е и 60-е годы, когда мир восторгался ею. И только в 1968 г., когда весь мир, в свою очередь, в ужасе отшатнулся от НТР с ее атомными грибами и разрушением окружающей среды, провозгласили необходимость “соединения НТР с преимуществами социализма” (после чего, как водится, хлынул поток из сотен книг и диссертаций, тысяч статей “об НТР”). А в 1985 г., когда мы только-только ввязались в драку “технооптимистов” и “экопессимистов” (на стороне первых, разумеется) — эта драка в глазах мирового общественного мнения давно уже отошла на задний план перед появлением другого лагеря оппонентов “экопессимистов” — провозвестников “альтернативной цивилизации”. Разум человеческий никогда и ни при каких обстоятельствах не может смириться с неизбежностью какой бы то ни было катастрофы — тем более глобальной. Так уж устроен разум человеческий. Правда, разные обладатели упомянутого достоинства по-разному реагируют на надвигающуюся опасность. Одни из трех общеизвестных сестер предпочитают Надежду — например, на знаменитое русское “авось пронесет!” Другие обращаются к Вере — в Бога или в Научно-Технический Прогресс, в данном случае безразлично. Подавляющее большинство целиком отдается Любви, скажем, к своим ближним, во всяком случае замыкаясь в личных делах и знать ничего не желая о судьбах человечества. Ну, а некоторым общества трех сестер недостаточно, они взывают к их матери — Софии-Мудрости. И та вразумляет, наставляет на путь истинный. Например, указывает на возможность спасения от надвигающейся катастрофы переходом от зашедшей в гибельный тупик существующей мировой цивилизации к цивилизации качественно иной, альтернативной, способной успешно преодолеть трудности, связанные с глобальными проблемами современности. Первые, сравнительно робкие голоса “софийской” тональности зазвучали еще в первой половине 70-х годов — в самом апогее триумфа глобалистики. С каждым годом они слышались громче и громче, а примерно с 1978— 1979 гг., в свою очередь, выплеснулись десятками книг, сотнями статей. Уже в 1978 г. библиография по альтернативистике, приложенная к книге Марка Сатина “Политика новой эры: спасая себя и общество”, насчитывала 250 названий, плюс 20 произведений, так сказать, предтеч альтернативистики в одних только США 1847—1967 гг. С тех пор счет пошел на сотни одних только первоклассных научных трудов на английском языке, не говоря уже о литературе на других языках и о тысячах, десятках тысяч брошюр, статей, докладов. Мы и в данном случае верны себе — отстаем позорнейшим образом. Лишь с 1990 г. стали появляться первые работы по альтернативистике. Одним из первых появился препринт В.Г. Буданова “Альтернатива общественного прогресса: гомо агенс” (тиражом 50 000 экз.). Правда, автор сосредоточил внимание лишь на одном вопросе — перестройке сознания. Более широко интересующая нас проблематика освещена в работе И.М.Савельевой “Альтернативный мир: модели и идеалы” (М., 1990; работа носит преимущественно обзорный характер, давая некоторое представление о западной литературе). Заявлена в проспекте книга А.Н.Чумакова “Философия глобалистики: поиск путей выживания цивилизаций” (как видим, предполагается работа также обзорного характера) Тот же обзорный характер носит докторская диссертация Л.Н.Вдовиченко “Формирование социально-политических воззрений альтернативистов” (1990). И только статья Г.Г.Дилигенского “Конец истории или смена цивилизаций?”, подготовленная к международному семинару в Новосибирске в мае 1991 г. содержит попытку выработки собственной концепции альтернативистики. Но и то лишь в качестве реакции на нашумевшую в 1990 г. статью американского футуролога Ф.Фукуямы “Конец истории?”. Возможно, здесь перечислены далеко не все наиболее значительные советские работы по альтернативистике. Но в количестве ли дело? Важно, что это— последние советские работы. И по альтернативистике тоже. Каким будет старт российской альтернативистики, пока еще ничем не успевшей заявить о своем существовании? Это зависит от того, какое внимание будет уделено данной проблематике в условиях, когда, мягко говоря, не до нее: выжить бы России в ближайшие годы, а уж потом думать о выживании человечества в ближайшие десятилетия. Но “первые ласточки” уже пытаются сделать альтернативную весну. Что касается их многочисленных западных коллег, то из них трудно выделить сколько-нибудь общепризнанных лидеров типа Германа Кана для “технооптимистов”, Аурелио Печчеи для “экопессимистов” или Элвина Тоффлера, которого, в известной мере, правда, можно отнести к предтечам альтернативистики. На память приходят разом несколько десятков имен одинаково первоклассных авторов, перечислять которые здесь — значит намного выйти за рамки настоящей работы, а упомянуть лишь некоторых — значит обидеть остальных. Скажу лишь, что по сравнению с глобалистикой здесь намного выше процент сравнительно молодых (от 25 до 40 лет) авторов и еще выше — процент авторов-женщин, сильнее предрасположенных к проблематике именно альтернативистики, в чем нетрудно убедиться даже по вышеприведенному перечню советских авторов. Что ж? Молодежь, да еще женского пола — это не так уж плохо для старта нового направления междисциплинарных исследований. Чтобы альтернативистика — в противоположность глобалистике — не выглядела совсем уж безликой, сошлемся в качестве иллюстрации на две-три выдающиеся работы, которые произвели наибольшее впечатление в ряду двадцати-тридцати столь же выдающихся из двухсот-трехсот первоклассных трудов. Это, конечно же, Гейзел Гендерсон — “Создание альтернативных будущностей” (1978). С характерным подзаголовком: “Конец экономики” и с предисловием одного из наиболее авторитетных предтеч альтернативистики — Э.Шумахера. Основная идея труда, нашумевшего в свое время — необходимость перехода от привычных категорий политэкономии к оптимальному сочетанию критериев экономики и экологии, к качественно иному образу жизни общества, включая полное переосмысление сущности научно-технического прогресса на благо людей. Эти идеи она развивала позднее еще в двух столь же нашумевших книгах: “Политика солнечной эпохи: альтернатива экономике” (1981) и “Парадигмы в Прогрессе (Смена парадигм): жизнь за пределами экономики” (1991). Следует назвать и Мэрилин Фергюсон — “Заговор Водолея: личные и общественные трансформации в 80-х годах” (1980). Основная идея книги: на смену эпохе Рыб, в которой мы мыкались последние две тысячи лет, грядет такой же продолжительности эпоха Водолея, с совершенно иной системой ценностных ориентации людей, с качественно иным менталитетом и образом жизни. Первые признаки наступления новой эпохи (“заговор Водолея”) уже дают себя знать: на смену “вертикальной” иерархии бюрократических структур приходят “горизонтальные” сети взаимодействия; на смену здравоохранению — изначальное “здравоСохранение”, с минимизацией медицинского вмешательства; на смену образованию как средству повысить свой статус в обществе — непрерывное образование как процесс, как радость познания нового; на смену труду для выживания — труд как радость самореализации личности. И так далее. Прямо-таки мечты утопистов XIX в., до марксистов включительно, только шаг за шагом находящие свое воплощение в реальной жизни развитых стран мира сегодня! И следует сделать все возможное, чтобы приблизить эпоху Водолея целенаправленными усилиями. Чтобы не создалось обманчивого впечатления, будто современная альтернативистика представлена только симпатичными американскими дамами с фамилиями, оканчивающимися на “сон”, упомянем еще две книги вполне равноценные, на наш взгляд, предыдущим: Л.Броун (США) “Созидание устойчивого общества” (1981) — широчайшая панорама альтернативистики, и Ж.Робен (Франция) “Смена эпох” (1989) — с упором на радикальную переориентацию экономики и политики, а также на необходимость реморализации общества. Как уже говорилось, этот список нетрудно дополнить еще несколькими десятками названий работ того же качества. Вместо того, чтобы перечислять названия, которым все равно не хватит места даже для наикратчайших аннотаций, гораздо разумнее, по нашему убеждению, задаться вопросом: почему десятки блестящих книг по альтернативистике — ничуть не менее, а в некоторых отношениях даже более интересные, чем книги Кана и Тоффлера, первые доклады Римскому клубу — не получили в мировой аудитории того же отзвука, не дали того же эффекта разорвавшейся бомбы? Виной ли тому изменение обстановки, когда на первый план в глазах читателей выходят проблемы не столько будущего, сколько настоящего — распад Советской империи, предродовые судороги рождения нового Багдадского халифата от Марокко до Индонезии, от Казани до Южной Африки, смена противостояния СССР—США противостоянием США—Зап. Европа—Япония и т.п.? Или психологическая усталость читательской аудитории от любой “литературы о будущем”, ничего, кроме неприятностей, не несущей? Или неспособность самих авторов преодолеть психологический барьер неприятия всего качественно нового, “пробиться” к читателю, “достучаться” до его ума и сердца? Или что-то еще? Собственно, попытки найти ответы на эти вопросы и составляют суть настоящей книги. Начать эти поиски, как представляется, необходимо, в свою очередь, с вопроса: что имеется общего во всех работах по альтернативистике при всех различиях между отдельными авторами? Внимательный анализ литературы обнаруживает, что таких “пунктов схождения” насчитывается ровно пять. Они же и составляют основные условия спасения от катастрофы на путях перехода к альтернативной цивилизации. Во-первых, если не все, то подавляющее большинство авторов считают, что коль скоро то или иное состояние общества в конечном счете определяется состоянием энергетики, значит, переход к альтернативной цивилизации невозможен без восстановления на качественно новой основе серьезно нарушенного к настоящему времени глобального топливно-энергетического и зависимого от него материально-сырьевого баланса. Во-вторых, признается столь же необходимым восстановление на качественно новой основе столь же серьезно нарушенного глобального демографического баланса, нормализация воспроизводства поколений. В-третьих, в точности то же самое относится к катастрофически “идущему вразнос” глобальному экологическому балансу, который также подлежит восстановлению на качественно новой основе. В-четвертых, ясно, что всего этого невозможно достичь не то, что при гонке вооружений, но даже при сохранении сегодняшнего уровня производства оружия — тем более, что оно ежечасно грозит человечеству уничтожением. Следовательно, подразумевается необходимость всеобщего и полного разоружения. Наконец, в-пятых, человечеству не выжить — даже при исполнении всех четырех вышеперечисленных условий, если не поставить во главу угла системы ценностей гуманность, т.е. самого человека, его благополучие и полноценное развитие. Так родилась наиболее распространенная формула альтернативной цивилизации: низкоэнергетическая (в смысле экономичности потребления энергии), высокоустойчивая (в смысле восстановления глобальных балансов, на которых зиждется человечество), экологически чистая, полностью демилитаризованная и подлинно человечная. В последующих главах мы рассмотрим эту формулу подробнее, пункт за пунктом.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Пять условий спасения от катастрофы» з дисципліни «Альтернативна цивілізація»
