Апология смерти в философии и культуре воспитыва- ет некоторых людей с преступными наклонностями в ду- хе философии убийства. Первый пример.В феврале-марте 2003 г. по ТВС был показан двухсерийный документальный фильм о пе- тербургской банде убийц, в основном студентов, которые убивали по двум мотивам: ницшеанским и чтобы иметь деньги. Руководителем этой банды был студент Сергей Репников. Этот студент начитался Ницше и был пропи- тан духом ницшеанства (он чувствовал себя сверхчелове- ком, что он может, сильный, а другие, большинство — недочеловеки, мусор). Всё началось с просмотра им, Алексеем Дядькиным и Ксенией Ковалевой по видеомаг- нитофону фильма кинорежиссера Альфреда Хичкока «Веревка», в котором рассказывалось о том, как два друга задушили веревкой третьего, спрятали его в сундуке, но были разоблачены из-за того, что не догадались спрятать шляпу убитого. Во время просмотра развернулась дис- куссия. Репников и Дядькин не обсуждали моральную сторону убийства, а обвинили этих двух друзей в глупо- сти, в том, что они попались на ерунде. Репников вспом- нил при этом Раскольникова из «Преступления и наказа- ния» Достоевского, которого он тоже обвинил в слабости. У Репникова и Дядькина возникла мысль переплюнуть этих героев, сделать поступок, т. е. убить кого-нибудь и так, чтобы не попасться. Случай представился. Эта ком- пания пришла на квартиру к знакомому Репникова сту- денту Плоткину. Репников обрушился с кулаками на Плоткина, когда тот напомнил ему о долге в 200 долла-
351 ров. Дядькин ударил жертву специально изготовленной металлической дубинкой. Друзья заставили и Ковалеву поучаствовать в убийстве: она воткнула спицу в ухо не- счастного. Чтобы замести свои следы, «компаньоны» ог- рабили квартиру Плоткина. Репников забрал большую сумму денег. На следующее убийство эти «друзья» по- шли уже вполне осознанно, опьяненные своей безнака- занностью и желая еще поживиться. Присоединившийся к ним четвертый участник банды Семенов сказал, что у студента Пацкевича есть деньги и что этот студент — никчемный человек. В убийстве участвовали те же и Се- менов. У Репникова и К˚ разгорелся «аппетит». Понадо- бились еще деньги. Примкнувший к ним пятый член бан- ды Некривда сказал, что его приятель, курсант военного училища Степан Пасько копит деньги на машину и хра- нит в квартире 1000-у долларов. Курсант был убит анало- гичным образом. Таким же образом по наводке Некривды был убит его одноклассник, бизнесмен Искандеров. У не- го бандиты нашли 10 тысяч долларов. И, наконец, они убили бизнесмена Алексея Скороделова, бывшего воз- любленного Ковалевой, по тем же мотивам. Ковалева не хотела этого убийства и вынуждена была скрываться от своих «компаньонов». Узнав об убийстве Скороделова, она явилась с повинной в милицию, так как опасалась за свою жизнь. Репников после второго убийства расхвали- вал Ковалеву за то, что она своя, знает Заратустру, «Волю к власти» и вообще всё знает. После ареста Репникова на его письменном столе обнаружили книгу Ницше с под- черкнутыми словами «Нет ничего истинного; всё позво- лено». Знаменательно, что во всех случаях убийства бан- диты оставляли на месте преступления знак фашистской свастики. Ницше был кровью скрещен с Гитлером. Второй пример.Недавно в Рязани судили двух се- рийных убийц — Чурасова и Шурманова. Эти убийцы жестоко расправлялись со своими жертвами, убивали их топором, молотком, удавкой, затем расчленяли трупы и сжигали в печи. Головы некоторых жертв путем обработ- ки становились предметами домашнего обихода. Из че- репа девушки Ани Половинкиной Чурасов сделал вазу и постоянно любовался ею, испытывал наслаждение от ее созерцания. Он же развил целую философию убийства.
352 Для него "жизнь и смерть стояли на одной грани" (со слов следователя по его делу), т. е. были равнозначными категориями. Ему было интересно "познать" эту грань, лишая жизни кого-либо, созерцая и переживая этот пере- ход от жизни к смерти. Благодаря убийствам Игорь Вик- торович Чурасов ощущал себя сверхчеловеком, который вершит суд над людьми, в частности, очищает общество от мусора, от ненужных людей. Иными словами, убийст- ва давали ему ощущение власти над людьми. В этой чу- расовской "философии убийства" легко увидетьницше- анские мотивы1. И кончил Чурасов также, как Ф. Ницше — в психиатрической больнице. Можно привести много подобных примеров. Когда в смерти видят смысл, когда признают ее равнозначной жизни или даже оценивают выше жизни2, то переход к философии убийства (или самоубийства) совершается легко и просто, а от философии убийства (самоубийства) один шаг к реальным убийству-самоубийству. —————— В случаесамоубийства поучительны два примера. 1. В древней Греции жил философ Гегесий (ок. 320- 280). Он получил прозвище Пейситанатос, что означает «проповедник самоубийства» или «учитель смерти». Ге- гель писал: «Гегезий последовательно держался принципа киренской школы. Это всеобщее выражено в афоризме, который он до- вольно часто повторял: “Нет полного счастья. Тело мучимо многообразными страданиями, и душа страдает вместе с ним; поэтому безразлично, выберем ли мы жизнь или смерть. Само по себе ничто ни приятно, ни неприятно”, т. е. всеобщность удалена из критерия приятного и неприятного; поэтому сам этот критерий сделался совершенно неопределенным; а раз он в самом себе не имеет никакой объективной определенности, то он превратился в пустое слово. Пред лицом всеобщего, фиксируемого таким образом, исчезает, как несущественное, сумма всех неопределенностей, единичность сознания, как та- ковая, и следовательно, исчезает вообще даже сама жизнь. “Редкость, новизна или пресыщение удовольствием вызывает у одних удовольствие, а у других неудовольствие. Бедность и богатство не имеют никакого значения в отношении приятно- го, ибо мы видим, что богачи имеют не больше радостей, чем 1 См. о философии Ф. Ницше ниже,стр. 361. 2 Тот же Ницше утверждал, что смерть является более значи- тельным моментом, чем жизнь.
353 бедные. Точно так же рабство и свобода, аристократическое и неаристократическое происхождение, известность и отсутст- вие известности безразличны в отношении приятного. Лишь для глупцов может поэтому иметь значение жизнь; мудрецу же безразлично жить или не жить”, и он, следовательно, незави- сим. (…) [Diog. Laërt.,II, 93 — 95.]. Всеобщность, вытекавшую для Гегезия из принципа свободы индивидуального сознания, он формулировал как отличающее мудреца состояниеполного безразличия;это безразличие ко всему, представляющее собою отказ от всякой действительности, полнейший уход жизни в себя, является конечным выводом всех философских систем подобного рода. Легенда рассказывает, что царствовавший то- гда Птолемей запретил Гегезию, жившему в Александрии, чтение лекций, потому что он вызывал во многих своих слу- шателях такое равнодушие к жизни, такое пресыщение ею, что они кончали самоубийством [Сiс., Tusc. Quaest., I, 34;Val. Max.,VIII, 9.].»1 «По мнению Гегеция, — резюмирует Ю.В.Согомонов, — жить стоит лишь тогда, когда заранее известно, что сумма ожидаемых от жизни наслаждений будет превы- шать сумму приносимых ею страданий. Но стоит только заняться моральной арифметикой, как непредубежден- ный, по Гегецию, человек, немедленно придет к неуте- шительному выводу: фактически жизнь дает больше страданий, чем наслаждений. Простой расчет убеждает, как только баланс составлен, что жить не имеет смысла и необходимо, пока еще не поздно, уйти из жизни. Соглас- но преданию, рассказанному Цицероном, лекции Гегеция в Александрии были запрещены, так как способствовали частым самоубийствам.»2. Диоген Лаэртский отмечал, что гегесианцы фактиче- ски стирали грань между жизнью и смертью. Для них, писал он, «предпочтительны как жизнь, так и смерть», «сама жизнь для человека неразумного угодна, а для ра- зумного безразлична»3. 2. Пример с сыном К. Э. Циолковского Игнатием. Он был очень способным юношей, но начитался Шопенгау- эра, Ницше, наслушался разговоров на модную тему о тепловой смерти Вселенной и не выдержал давления этой умственной некрофилии — покончил с собой. Вот как 1 Гегель. Лекции по истории философии. Книга первая. 2 Согомонов Ю.В. Добро и зло. М., 1965. С. 7 3 Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знамени- тых философов. М., 1986. С. 121 (Кн. II, 94, 95).
354 передает эту трагедию жизни К. Э. Циолковского К. Ал- тайский: «Старшая сестра Люба записывает в дневнике: «Игнатий все мрачнее и задумчивей. Спросишь — не слы- шит». Игнатий с отцом в калужском загородном парке. (…) Он уже не только понимающий собеседник отца, но и его оппо- нент. «Родной мой! Какое это счастье спорить с тобой!» — ду- мает Циолковский, но тут же пугается. Сознание сына леденит стужа пессимизма. Он все чаще и чаще с непонятным упорст- вом цитирует Ницше и Шопенгауэра. Отец напоминает ему, что есть такие светлые умы, как Белинский, Чернышевский. — Я согласен с Белинским, который говорил, что действи- тельность открыла нам глаза, — подхватывает Игнатий. — Но для чего? Лучше бы она их закрыла… Есть тема, которая не оставляет равнодушными ни отца, ни сына. Тема эта — тепловая смерть. В научных кругах тех лет на все лады говорили о тепловой смерти Вселенной. Шло бо- ренье Света и Тьмы, Науки и Религии, Материализма и Идеа- лизма. Это был беспощадный идейный бой. Сын говорил отцу. — В природе идет невидимый глазу процесс рассеяния энергии. Солнце безвозвратно отдает свою энергию окружаю- щей среде, энергия рассеивается, пропадает бесследно, в миро- здании неслышными шагами шествует тепловая смерть. Солн- це гаснет, а вместе с Солнцем и даже ранее его погаснет жизнь на всех планетах Солнечной системы. Тепловая смерть удел не только нашей,, но и других Галактик. Ты, отец, предлагаешь человечеству управляемый дирижабль, аэроплан, наконец, ле- тательный прибор, способный прорваться в межпланетное пространство. Но ведь это не выход, не спасение. Даже реак- тивный прибор — назовем его ракетопланом, — о котором я читал в твоей пока еще не опубликованной работе, — это сна- ряд, способный летать от могилы к могиле. Лететь от обречен- ной на смерть Земли к приговоренной Венере, к осужденному на гибель Марсу. Это же бессмысленность! Мужественнее признать смерть единственной закономерностью Вселенной. Циолковский слушает сына и не узнает его: неужели это его сын, жизнерадостный, умный, одаренный и отважный? От- куда в нем эта мрачная философия неизбежности всеобщего распада? Всего страшнее, что в цепи его рассуждений есть бесспорно верные звенья. Да, Солнце обречено на угасание, как до него угасли уже миллиарды солнц. Да, со смертью Солнца обречены на гибель и Земля, и Марс, и Венера. Да, ко- гда-нибудь перестанет существовать Млечный Путь, эта ги- гантская чечевица из миллиардов солнц. Человеческое созна- ние подавлено картиной смерти: принципиально неважно, что мотылек живет один день, однолетнее растение — несколько месяцев, животное — годы, человек — десятилетие, а Солнце
355 — миллиарды лет. Важно, что все имеет конец и концом явля- ется смерть. Впрочем, и самое время сторонники тепловой смерти берут под сомнение. Игнатий повторяет чужие слова, что время и пространство не имеют реального объективного существования. Являются не сутью вещей, а лишь нашим представлением. Значит, одна секунда и миллиард лет разнятся только в том, как мы их воспринимаем. И только смерть абсо- лютно реальна и безусловна. Говоря это, Игнатий смотрит на отца выжидающе, словно надеется, что отец найдет серьезные, убедительные возраже- ния. Ведь мудр и проницателен его отец. Вот тут бы и заговорить полным голосом Циолковскому старшему, убедить сына, что он на ложном пути. Ведь если признать, что тепловая смерть абсолютный закон, тогда трил- лионы лет существующая Вселенная давным-давно погибла бы. Не вернее ли предположить, что во Вселенной идет нико- гда не прекращающийся грандиозный процесс: одни солнца остывают, гаснут, а другие в это же время возгораются. Во Вселенной идет вечная игра сил, одна энергия переходит в другую, и потому Вселенная вечно юна и цветуща.(…) Циолковский не сомневается, что Игнатий незаурядный математик и естественник, гордость Московского университе- та, настоящий его наследник и преемник. Только как вернуть ему жизнерадостность, как вдохнуть в него оптимизм? Зашли недавно калужские друзья в Москве к Игнатию и услышали его сегодняшнее кредо: «Самое лучшее для человека — смерть!» И еще услышали запах водки. Водка и пессимизм — это плохая примета (…) Бессвязно, отрывочно передают молодые люди в студенче- ских тужурках зловещие подробности: — Ходил из угла в угол мрачный, взъерошенный и вдруг сказал: «Ничто не может изменить опостылевшую жизнь». — Ни танцы, ни театр, ни концерты не посещал. Отмахи- вался с невеселой улыбкой. Твердил: «Все это игра в прятки со смертью». — Сидел на лавочке на бульваре. Падали мягкие хлопья снега. Побелела голова, плечи, а он не замечал. Говорил в раз- думье: «Снег — забвение всего. Уход в Ничто. Все бело. Вся Вселенная в белом саване. Некоторые народы белый цвет счи- тают траурным.». — Оставил ли предсмертную записку? Нет. Впрочем, может быть, записка и была, но ее изъяло университетское начальство. Все-таки самоубийство — тень на университет. Отравился цианистым калием.»1 ——————— 1 Алтайский К. Циолковский рассказывает… М., 1974. С. 236- 240.
356 Близка к философии самоубийства и философиятер- роризма. И самоубийца, и террорист в равной степени не дорожат жизнью. Разница лишь в том, что в сознании террориста совмещена психология убийцы и самоубий- цы. На это указывал А. Камю. Восхищаясь эсерами пе- риода первой русской революции за их готовность ценой собственной жизни воссоздать общество справедливости, он писал в «Бунтующем человеке»: «Эта сплоченная гор- стка людей, затерявшихся среди русской толпы, избрала себе ремесло палачей, к которому их ничто не предрас- полагало. Они были воплощением парадокса, объеди- нявшего в себе уважение к человеческой жизни и презре- ние к собственной жизни, доходившее до страсти к само- пожертвованию. Дору Бриллиант вовсе не интересовали тонкости программы. В ее глазах террористическое дви- жение оправдывалось прежде всего жертвой, которую приносят ему его участники... Каляев тоже готов был в любой миг пожертвовать жизнью. «Более того, он стра- стно желал этой жертвы». Во время подготовки к поку- шению на Плеве он предлагал броситься под копыта ло- шадей и погибнуть вместе с министром. А Войнаровско- го стремление к самопожертвованию сочеталось с тягой к смерти. После ареста он писал родителям: «Сколько раз в юношестве мне приходило в голову лишить себя жиз- ни...»»1
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ФИЛОСОФИЯ УБИЙСТВА» з дисципліни «Практична філософія або софологія»
