Выше говорилось об отдельных фактах некрофилии антикультуры. Теперь хотелось бы поговорить о ней как социальном явлении. Ведь и некоторые философы актив- но поддерживают эту некрофилию. Говорят о смысле смерти, о ее положительном значении для жизни, о бытии перед лицом смерти и т. д. и т. п. Абсолютизация смерти как феномен культуры. Апология смерти и “метафизика ужаса” (Ю.Н. Давыдов) занимали видное место в культуре ХХ века. Это связано прежде всего с такими трагическими событиями как пер- вая и вторая мировые войны. Возведение смерти в Абсо-
342 лют выросло до масштабов гигантского социального яв- ления, стало феноменом массовой культуры. Взять хотя бы эти фильмы ужасов. Да и не только они. Вспоминает- ся французский фильм “Дива”. Обыкновенный фильм, не относящийся к разряду фильмов ужаса. И что же? На протяжении полутора часов в нем совершается множест- во убийств и притом с легкостью необыкновенной. Такое впечатление, будто не людей убивают, а семечки щелка- ют или консервные банки вскрывают. Жутко становится на душе. Неужели жизнь человека и в самом деле — ко- пейка? Демонстрируемые в фильмах многочисленные сцены насилия и убийства вольно или невольно воспиты- вают зрителя в духе философии “бытие перед лицом смерти”, т. е.постоянной обращенности сознания к смер- ти. Дело не только в фильмах. Современная культура за- ражена трупным ядом абсолютизации смерти, смертной природы человека. В ней весьма значительны апокалип- сические, человекоубийственные настроения. Если в XIX веке философы провозглашали “бог умер”, то в XX сто- летии некоторые кликушествуют: “человек умер”. Ю.Н. Давыдов в книге “Этика любви и метафизика свое- волия” подверг тщательному анализу этот феномен со- временной культуры, показал его истоки и всю его опас- ность. В главе с характерным названием “Метафизика ужаса” он пишет: “Феномен страха нельзя считать ни локальным или периферийным, ни поверхностным или мимолетным яв- лением культуры... Об этом говорит уже простой факт глубокой укорененности в ней целой отрасли “духовного производства”, специализирующейся на извлечении “эс- тетического” и всякого иного эффекта из демонстрации ужасного и чудовищного”1. Ю.Н. Давыдов убедительно показывает, что в нагне- тании атмосферы страха повинны и философы, те, кто стремится “представить Смерть единственным абсолю- том”, а “беспредельный Страх перед нею — истинно че- ловеческим отношением к бытию”. Возник заколдован- 1 Давыдов Ю.Н. Этика любви и метафизика своеволия: Про- блемы нравственной философии. М., 1982. С. 10.
343 ный круг: “”метафизика ужаса” ссылается на “ужасную жизнь”, последняя же снова отправляет нас к “метафизи- ке ужаса””1. Далее Ю.Н. Давыдов справедливо отмечает, что нор- мальные люди, не зараженные бациллами философии “бытия перед лицом смерти”, всегда относились к смерти как подчиненному моменту жизни, отодвигали ее с “авансцены жизни” в “сумрачный угол жизни, подальше от яркого солнечного света”2. Ю.Н. Давыдов очень хорошо показывает также, что возведение смерти в абсолют стало возможным благодаря абсолютизации в человеке “вот этого”, принадлежащего только ему как индивиду, изолированному, противопос- тавленному другим людям, обществу в целом. Другим результатом абсолютизации “вот этого” в че- ловеке является разрыв связей с другими людьми, с об- ществом, т. е. уничтожение того, что продуцирует и обеспечивает реальное бессмертие человека. “Человек этот, — пишет Ю.Н. Давыдов, — должен созна- вать и чувствовать себя абсолютно одиноким в мире, он уже не может ощущать свои природно-социальные связи, свои ду- шевные привязанности, свои духовно-культурные определения как нечто неотъемлемое от него, непосредственно достовер- ное, имеющее внутреннее отношение к подлинности и аутен- тичности его существования. Его кровно-родственные узы — отношение к родителям и дальним родственникам, его семей- ные привязанности — отношение к жене, детям, внукам, его душевно-духовные связи — отношение к друзьям, к своему поколению, к современникам вообще, наконец, его традици- онно-культурные зависимости — отношение к более отдален- ным предкам и потомкам, — все это утрачивает для него свое живое содержание, свое поистине одухотворяющее значение: формализуется, принимает форму чего-то совершенно необя- зательного, внешним образом навязанного, если не чуждого и враждебного... Стоит ли повторять, что перед лицом смерти такой человек не может предположить, что его переживет нечто существен- ное, устойчивое, заслуживающее серьезного отношения. Все свое он унесет с собою в пустоту небытия, а то, что не было им самим, тождественным его “самости”, не представляется ему ни ценным, ни истинным, ни субстанциальным. Но тем более ужасающим будет сознание, с которым он встретит свою кон- чину: сознание того, что воистину “все кончено” — эти слова 1 Там же. С. 16, 15. 2 Там же. С. 19-20.
344 приобретают здесь совершенно буквальный смысл абсолютной катастрофы, метафизической аннигиляции бытия... Все те жи- тейские страхи, волнения и тревоги, что сберег этот “метафи- зический” эгоист, боясь растратить свою индивидуальность на окружающих его солюдей, он слагает теперь к костлявым ступням последнего своего божества — своей смерти, при- нявшей в его глазах вид Абсолюта: конечной инстанции, через отношение к которой обретает смысл (вернее — бессмыслен- ность, ибо это ведь негативный абсолют, все превращающий в буквальную противоположность) и человеческое существова- ние, и сама жизнь”1. Здесь нелишним будет упомянуть два имени, сослу- живших своимдуховнымтруположеством дурную службу философии. ЭтоМ. Хайдеггер иК. Ясперс. Ироничный К. Поппер пишет о них: ”Хайдеггер изобрета- тельно применяет гегелевскую теорию ничто к практической философии жизни, или “существования”. Жизнь, существова- ние могут быть поняты только благодаря пониманию ничто. В своей книге “Что такое метафизика?” Хайдеггер говорит: “Ис- следованию подлежит только сущее и больше — ничто,... единственно сущее и сверх того —ничто”. Возможность ис- следования ничто (“Где нам искать Ничто?”) Как нам найти Ничто?”) обеспечивается тем фактом, что “мы знаем Ничто”; мы знаем его через страх: “Ужас приоткрывает Ничто”. “Страх”, “страх ничто”, “ужас смерти” — таковы основные категории хайдеггеровской философии существования, т. е. такой жизни, истинным значением которой является “забро- шенность в существование, направленное к смерти”. Челове- ческое существование следует интерпретировать как “желез- ный штурм”: “определенное существование” человека являет- ся “самостью, страстно желающей свободно умереть... в пол- ном самосознании и страхе”... К. Ясперс декларирует свои нигилистические тенденции даже яснее (если это вообще возможно), чем М. Хайдеггер. Только когда вы сталкиваетесь с ничто, с аннигиляцией, учит Ясперс, вы оказываетесь способным испытать и оценить суще- ствование. Чтобы жить по существу, вы должны жить в со- стоянии кризиса. Чтобы распробовать жизнь, следует не толь- ко рисковать, но и терять! — опрометчиво доводит Ясперс ис- торицистскую идею изменения и судьбы до ее наиболее мрач- ной крайности. Все вещи должны исчезнуть, все заканчивается поражением. Именно таким образом его лишенный иллюзий интеллект понимает настоящий историцистский закон разви- тия. Столкнитесь с разрушением — и вы постигнете захваты- вающий пик вашей жизни! Мы в действительности живем только в “пограничных ситуациях”, на грани между существо- ванием и ничто. Блаженство жизни всегда совпадает с оконча- 1 Там же. С. 23-26.
345 нием ее разумности, особенно с крайними ситуациями жизни тела, прежде всего с телесной опасностью. Вы не можете рас- пробовать жизнь, если не вкусите поражения. Наслаждайтесь собственным уничтожением!. Можно назвать это философией игрока или гангстера. Не- трудно догадаться, что эта демоническая “религия страстей и страха, триумфатора и загнанного зверя” (О. Колнаи), этот действительно абсолютный нигилизм имеют немного почита- телей. Это — вероисповедание группы утонченных интеллек- туалов, отказавшихся от своего разума и вместе с ним и от своего человеческого достоинства”1. Всё справедливо в оценках К. Поппера, кроме одного: что этот нигилизм имеет “немного почитателей”. Прошло несколько десятилетий с того времени, как Хайдеггер и Ясперс выступили со своими ядовитыми учениями, а их вольные или невольные “почитатели” множатся и мно- жатся, и конца им пока не видно. Об этом я говорил вы- ше. После известных событий 1985-1991 г.г., когда идео- логические барьеры пали, и в России стало модным гово- рить-писать на тему смерти. В искусстве это стало каким- то наваждением. Российские кинематографисты в по- следние 10-12 лет ставили фильмы почти исключительно в жанре триллеров, боевиков, детективов... И в филосо- фии появились «специалисты»-танатологи. Недавно в возрасте 42-х лет умер философ А.В.Демичев. Практиче- ски всю свою короткую жизнь он разрабатывал тему смерти. Его докторская диссертация называлась «Фило- софские и культурологические основания современной танатологии» (1997). Он был поэтом, теоретиком художе- ственного направления «некрореализма», организовал Ассоциацию танатологов Санкт-Петербурга, был одним из инициаторов двух международных конференций под названием «Тема смерти в духовном опыте человечества» (1993, 1995), а также круглых столов «Смерть в новой ар- хаике» (1990), «Смерть как проблема междисциплинар- ных исследований» (1992), «Смерть Ивана Ильича: стра- тегия чтения» (1992), «Смерть накануне XXI века» (1994), «Кладбище в жизни города» (1995). Был ответст- венным редактором пяти выпусков философского альма- 1 Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2, М., 1992. С. 92-94.
346 наха «Фигуры Танатоса»: «Символы смерти в культуре». СПб, 1991; «Философские размышления на тему смерти». СПб., 1992; «»Тема смерти в духовном опыте человечест- ва». СПб., 1993; СПб., 1995; «Искусство умирания». СПб., 1998.1 Как видим, свою жизнь он буквально поло- жил на алтарь смерти. На недавно состоявшемся 3-м Российском философ- ском конгрессе в Ростове на Дону (сентябрь 2002 г.) можно было видеть это присутствие моды на смерть. Так, на секции «Философская антропология» тон дискуссии был задан выступлением профессора В.Д.Губина на тему «Смерть человека и предмет философской антропологии» (см. тезисы в 3-м томе материалов конгресса). Вот неко- торые утверждения профессора: «Человек — постоянное умирание, исчезновение», «Человеческая жизнь — это всегда цепь неудач. По большому счету у нас ничего не получается», «Мы становимся живыми, когда умираем», «Большинство людей живет так, что в их существовании нет никакой необходимости». Комментарии, как говорит- ся, излишни. К сожалению, апология смерти в философии и культуре не так невинна; смыкаясь с антигуманиз- мом она подготавливает почву для развязывания авантюр, грозящих гибелью всему человечеству. В со- временном мире всё взаимосвязано и действия от- дельных людей могут привести к неисчислимым бед- ствиям (например, биологический, ядерный терро- ризм). “Болтовня” философов по поводу бытия перед лицом смерти льет воду на мельницу опасных аван- тюристов, готовых пойти на риск уничтожения всего человечества, приучает людей к мысли о возможной гибели человечества.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «НЕКРОФИЛИЯ АНТИКУЛЬТУРЫ» з дисципліни «Практична філософія або софологія»
