Понятие «жизненный порыв» в концепции философии жизни Анри Бергсона
Первое десятилетие ХХ столетия для Европы – это экономический рост, относительная стабилизация отношений в обществе, актуализа-ция проблемы человека, индивидуального. В этот период времени произошли значительные изменения и в научном познании. Выдаю-щиеся открытия в области физики, биологии, химии, связанные с именами Резерфорда, Томпсона, Павлова, Бехтерева, Менделеева и др. показали возможности рационального мышления. Человек, вступая в новое столетие, поверил в свои силы, в возможности разума, уверовал в допустимость индивидуального познания окружающего материального мира. Особенно показательными для всего мира явились опыты великого русского исследователя И. Павлова на собаках. Впервые человек обрел достоверные, научно подтверждаемые факты о многих аспектах деятельности головного мозга. По мнению П. Анохина, то, что долгое время считалось недоступным для научного познания, было исследовано и научно доказано практически одним человеком [44, 45]. Это была не только победа рационального мышления, это было выдающееся достижение индивидуального существования. Жизнь И. Павлова явилась практически адекватной проповедуемому С. Кьеркегором идеалу индивидуального существования. Только все это от внеземного, далекого, надиндивидуального, перешло в практическую плоскость, приобрело реальные очертания, явилось наглядным примером для многих людей. Открытия И. Сеченова, И. Павлова и др., в области работы централь-ной нервной системы создали иллюзорное представление о раскрытии содержания жизни, во всяком случае о доступности такого шага. В концепциях философии жизни, в отличие от предшествующих концепций А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше, В. Дильтея и др. представителей философии жизни, стали все больше использовать результаты научных открытий. Этот вопрос глубоко исследовал современник А. Бергсона Франк Гранжан в небольшой работе «Револю-ция в философии: учение Анри Бергсона», вышедшей в 1913 г. [254]. В своем исследовании Ф. Гранжан подчеркнул разницу атмосфер, которые окружали концепции философии жизни Ф. Ницше, В. Дильтея и др., с одной стороны, и концепции философии жизни А. Бергсона и философов его поколения, с другой стороны. Если первые концепции практически не нашли понимания в своем поколении, не имели широкого влияния на общество, то вторые, как отмечает Ф. Гранжан, став своеобразной «философской модой», вышли за рамки философского дискурса и оказывали всестороннее влияние на формирование мировоззрения поколений, вплоть до середины ХХ столетия. Исследование Ф. Гранжана, как отмечает сам автор, вышло в период актуализации идей представителей «философии жизни», их быстрого и глубокого распро-странения в Европе . Привлечение рациональных методов мышления к обоснованию концепций философии жизни в значительной степени повлияло на качество выносимых на профессиональное обсуждение концепций. Разница между концепциями философии жизни А. Бергсона, Г. Зиммеля, О. Шпенглера и др. представителей «философии жизни», с одной стороны, и их предшественниками: концепциями А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше, В. Дильтея и др., с другой стороны, заключается в качестве иррационального обоснования основной проблемы: феномена жизни. Метод остался одним, но в нем проявились новые характеристики. Среди них мы выделим важные для нашего исследования. Первое – это предметность. Иррациональ-ное мышление стало более предметным, приближенным к конкрет-ным событиям и процессам. Стало меньше общих характеристик, в обобщениях больше появилось конкретики, рационального. Второе: в иррациональном мышлении осталось меньше места для Бога. Ссылка на Бога, как на догмат, как на весомую аргументацию, уже утратила вескость, стала неактуальной. Божественное, присущее Богу, заменилось запредельным, трансцендентальным. Глубина и масштаб-ность осталась, но запредельное, по своему существу, более предмет-ное, доступное, открытое для познания, чем «божественное». Третье: в иррациональном мышлении стало обсуждаться конкретно индиви-дуальное, человеческое. В концепциях философии жизни его стали рассматривать наравне с феноменом жизни: то сравнивая с ней, то рассматривая в ней. Иррациональное мышление начала ХХ столетия приблизилось к человеку, как к конкретному в феномене жизни, данному в ней. В последующих трех главах мы рассмотрим концепции филосо-фии жизни, которые отличаются от предшествующих, нами рассмот-ренных концепций, четырьмя основными характеристиками. Первое – использованием в обосновании постулируемых идей новых, ранее нами выделенных характеристик иррационального метода исследова-ния . Впервые концепции философии жизни были построены на логико-конструктивной основе и по аналогии с концепциями естествознания стали представлять собой ни что иное как моделиро-вание основной проблематики. Т. е. начиная с концепции философии жизни А. Бергсона, мы можем вести речь о модели жизни. Причем в понятие «модель» мы включаем весь тот позитивный опыт естествен-нонаучного знания, который позволяет рассматривать предмет исследования во всех его ракурсах, особенностях и характеристиках. Второе, что отличает представленные в этих главах концепции философии жизни от ранее нами рассмотренных концепций А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора и Ф. Ницше – это отказ от рассмотре-ния в концепциях феномена воли. «Мода на волюнтаризм», о которой писал А. Введенский, прошла, феномен воли, в связи с открытиями в биологии и физиологии, утратил свою актуальность, поэтому в концепциях философии жизни с начала ХХ столетия он практически не рассматривался. Третье, что выделяет представленные ниже концепции философии жизни – это качественно новая основа феномена жизни. Речь идет о том, что в результате рассмотрения модели жизни в концепциях философии жизни начала ХХ столетия была обнаружена, как представлялось, качественно новая первооснова жизни. В отличие от предшествующих, рассмотренных нами волюнтаристских концепций, она ни коим образом не была связана с феноменом воли. Первооснова жизни, обнаруженная в концепциях философии жизни начала ХХ столетия, аккумулировалась в понятии «непрерывный поток» . Она связана, прежде всего, с непрерывным запредельным движением, по-прежнему недоступным для рациональных методов исследования. Четвертое, чем отличаются представленные в следующих трех главах концепции философии жизни – это экстраполяция обнаружен-ной первоосновы на другие гуманитарные дисциплины и построение на ее основе концепций в социологии, культурологии, психологии и т. п. Обнаруженная в концепциях философии жизни начала ХХ столетия первооснова жизни преодолела междисциплинарные рамки и стала универсальной основой, на базе которой строились концепции иных научных дисциплин. Рассмотрение концепций философии жизни начала ХХ столетия мы начнем с концепции А. Бергсона (1859-1941). Предшественника-ми А. Бергсона П. Блонский называет Ж.-М. Гюйо, Ш. Ренувье, Э. Бутру, Равессона и др. [148]. По мнению К. Свасьяна, основным пунктом бергсоновской теории познания является воспринятое им у Плотина учение о слиянии с объектом посредством интуиции [474]. Во «Введении в метафизику» А. Бергсон пишет: «Он (интеллект – Б. О.) может поместиться в подвижную реальность, следовать за ее беспрерывно меняющимся направлением, словом, овладевать ею посредством интеллектуальной симпатии, которую называют интуицией» [113, 1209]. Для Бергсона интуиция «идет в направлении самой жизни» [113, 295]. Она свободна в отличие от подчиненного движению материи интеллекта. Но что стоит за этим слиянием? По мнению Свасьяна, у А. Бергсона за мыслью о слиянии с объектом посредством интуиции стоит «безотчетное стремление забыться, исчезнуть от неумолимых знамений действительности, обрести покой в изначальной индифференции предмета» [474, 26]. Концепция философии жизни А. Бергсона, как замечает П. Блонский, в некоторой степени, уводит человека от реальности в мир иллюзий [147]. Она позволяет человеку скрыться со своим страхом в мире несуществующего, воображаемого. Причем страх, в моем понимании, тождественен страху в понимании О. Шпенглера, как «нечто подавляющее и заставляющее сжаться» [474, 26]. В этом концепция Бергсона во многом созвучна концепциям философии жизни А. Шопенгауэра и С. Кьеркегора. Одновременно, философия А. Бергсона – это философия о жизни, но не о жизни вообще, как мы привыкли воспринимать ее в понимании А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, а о жизни для человека. Бергсоновская концепция философии жизни максимально приблизилась к проблематике «человеческого». От абстрактных рассуждений на тему «жизнь – это воля», или «жизнь – это воля к власти», в которых жизнь мыслилась масштабно, целостно, но в ней не было места обычному человеку с его повседневной жизнью, А. Бергсон в своей философской концепции, с одной стороны, упростил понимание феномена жизни, сузил масштаб его восприятия, с другой стороны, дал возможность увидеть в феномене жизни самого человека. А. Бергсон приблизил понимание жизни к человеку, с комплексом его проблем, с особенностями его повседнев-ной жизни. Впервые в концепциях философии жизни за феноменом жизни стал заметен человек: его индивидуальность, неповторимость, его боль, страдание, его жизнь. И пусть этот человек мыслился из жизни, но он был, он присутствовал в ней, что само по себе явилось знаковым моментом в развитии концепций философии жизни. В философии А. Бергсона, несмотря на ее иррационализм, присутствие человека в жизни стало реальностью, признанным фактом. Человек уже не мыслился как абстракция. О нем уже не говорили, как о призраке, чем-то удивительном и неожиданном для восприятия. Он уже был, он уже присутствовал как факт. Философию А. Бергсона нужно рассматривать через призму соответствующей ей эпохи. Эпоха конца ХIХ – начала ХХ столетия, как замечает А. Чанышев, – это эпоха авантюризма: нового времени, открытого для риска, неисследованного, действительно авантюрного [575]. Поэтому и сам иррационализм этого периода, как считает К. Свасьян, «собственно, и есть авантюра, правда, мучительная и трагичная» [474, 27]. Не зря для этой эпохи стал актуален тезис Ф. Ницше «Толкни слабого!». В иррационализме, как и в эпохе его проповедующей, «мы видим не только кризис сознания, но и осознание кризиса: сильнейшую попытку вырваться из этой причинно-следственной связи (отрицание «закона причинности»), «жажду жизни» от убыли жизни, «оправдание добра» от сомнения в добре, бегство от действительности в «нормы», в «эйдосы», в «царство ценностей», в «абсурд»» [474, 27]. Все попытки постигнуть кризис общества умом, сознанием, А. Бергсон, в предлагаемой концепции философии жизни, считает безрезультатными. Умом жизнь не познать. В «Творческой эволюции» А. Бергсон пишет: «…наша мысль, в своей чисто логической форме, не способна представить себе действительную природу жизни, глубокий смысл эволюционного движения» [113, 8]. У А. Бергсона, как он пишет во «Введении в метафизику», главной функцией разума, «…ищущего твердые точки опоры, является в обыденном течении жизни представление состояний и вещей. Время от времени он производит почти мгновенные снимки с неделимой подвижности реального. Он получает, таким образом, ощущения и идеи. Этим самым он заменяет непрерывное прерывным, подвижность устойчивостью…» [113, 1207]. По Бергсону «мысль только проявление, один из видов жизни» [113, 9]. Говоря о человеке, как о реально присутствующем в жизни, А. Бергсон, одновременно, не доверяет его возможностям. Человек есть. Но в концепции философии жизни А. Бергсона он далек от жизни. Он не есть жизнь. И соответственно своим разумом, присутст-вующим в нем, он не в состоянии ее постичь, охватить. Следуя за Ницше, А. Бергсон считает, что интеллект – это инстру-мент приспособления к жизни, что он не способен проникнуть в тайны подлинного бытия, которое постигается только в акте творческой интуиции. По мнению А. Чанышева, Бергсон присоединя-ется к философии жизни в оценке переживаемой Западом эпохи, как эпохи кризиса [575]. А. Бергсон отмечает, что характерной чертой всех великих времен кризисов в истории является количество диагнозов относительно своего и человеческого будущего. Эта мысль более выпукло просматривается в творчестве А. Вебера [289]. Как отмечает А. Штенберген, современник А. Бергсона, действительно в начале ХХ столетия слишком много прогнозов о будущем человече-ства стало публиковаться в мире [596]. Это могло говорить только об одном: человек неудовлетворен настоящим. В прогнозах он воплоща-ет свои надежды, свое лелеемое, сокровенное, желаемое. Он не может воплотить его здесь и сейчас. Единственная оставшаяся возможность — это экстраполирование. Жизнь будущим, по Бергсону, свидетель-ствует о кризисе настоящего. В благополучном настоящем нет позывов к экстраполяции в будущее. Человек довольствуется «здесь», и ему не нужно перевоплощаться в «там». А. Бергсон, как и остальные представители философии жизни, в кризисе обвиняет разум, цивилизацию. По Бергсону человек сам виноват в кризисе, так ярко проявляющемся на Западе. Человек создает проблемы себе (своему существованию) и жизни, при этом не в силах охватить жизнь, увидеть ее в целом. Но что (или кто) может «увидеть» жизнь? Для А. Бергсона – это сознание: «…широкое как жизнь, и способное на то, чтобы внезапно оглянувшись на стоящий за ним жизненный порыв, увидеть его целиком, хотя бы на одно мгновение» [113, 11]. Сознание у А. Бергсона, это нечто непространственное, свободное от количест-венности, привычек, схем, категорий. Это не человеческое сознание. Это не то, что характерно для человека, или присутствует в нем. Сознание для А. Бергсона несовместимо с масштабами человеческо-го. Оно больше, глубже. Масштабами оно охватывает Мироздание и Земля в нем частное, эпизод, не говоря уже о человеке, человеческом. Рассмотрению сознания А. Бергсон посвятил свою первую фило-софскую работу «Опыт о непосредственных данных сознания», вышедшую в 1889 г. Именно сознание, по Бергсону, является источником жизни, движущим началом эволюции. Если Ф. Ницше наделяет энергетикой, «здоровьем» саму жизнь, то А. Бергсон вычленяет из жизни сознание, как активную ее составляющую. А. Бергсон, как отмечают критики его концепции Н. Лосский, А. Чанышев и др., дифференцирует жизнь, пытается определить её составляющие [355, 575]. Сознание, по Бергсону, это первая составляющая жизни, которая по своей сущности автономна. Сознание есть составная жизни, но одновременно сосуществует с жизнью. Сознание без границ. Оно не знает границ. Оно активно по своей сущности. Сознание в концепции философии жизни А. Бергсона есть энергия, движение. Оно проникает в жизнь и наполняет ее действием. Именно сознание есть сама свобода. Сознание у А. Бергсона обладает разными характеристиками. Этот вопрос рассматривали Ф. Гранжан [254], А. Штенберген [596], частично А. Лой [353], И. Бычко [202, 203], В. Кизима [485], В. Табачковский [497] и др. Но главной отличительно чертой сознания, как пишет сам А. Бергсон в «Творческой эволюции», является «его способность изготовлять искусственные предметы, в частности орудия для приготовления других орудий, бесконечно варьируя производство» [113, 155]. По Бергсону сознание «сосущест-вует со всеобщей жизнью» [113, 206]. Оно тоже не цельное. Оно делится на инстинкт и интеллект. «Инстинкт в законченной форме есть способность пользоваться и даже создавать орудия, принадле-жащие организму; законченный же интеллект представляет способ-ность изготовлять и употреблять неорганические орудия» [113, 156]. По Бергсону, начавшись в сознании, инстинкт и интеллект направи-лись в две противоположные стороны: один к жизни, другой к неодушевленной материи. А. Бергсон пишет: «Интеллект при посредстве созданной им науки все более и более полно открывает нам тайны физических процессов, что же касается жизни, то он дает только перевод ее в термины неодушевленного вещества… <…> Наоборот, интуиция, т. е. инстинкт, который не имел бы практическо-го интереса, был бы сознательным по отношению к себе, способным размышлять о своем объекте и бесконечно расширять его, такой инстинкт ввел бы нас в самые недра жизни» [113, 196]. В концепции философии жизни А. Бергсона сосуществующее с жизнью сознание является источником интеллекта и интуиции. Результатом эволюции интеллекта, как считает А. Бергсон, как раз и является человек. Интеллект, по Бергсону, уходит от жизни к миру физическим объектов. Только интуиция, происходя из сознания приближается к жизни. Но к интуиции человек не имеет никакого отношения. Этот вопрос детально исследовал Н. Лосский в работе «Интуитивная философия Бергсона» [355]. Человек – продукт эволюции интеллекта. Именно поэтому он далек от жизни и не в состоянии понять ее в целостности, в движении. Он может видеть ее только фрагментами, запечатлевая движение жизни, фиксируя их, возможно, делая их вещью, и соответственно, рассматривая, анализируя как вещь. Рассматривая творчество А. Бергсона, П. Блонский заключает, что «интеллект есть специальная функция духа, направ-ленная преимущественно на неодушевленную материю, причем интеллект и материя прогрессивно приспособлялись друг к другу» [147, 28]. Именно поэтому основные функции ума – дедукция и индукция – «так сильны по отношению к материальному миру и так слабы в области духа» [там же]. Более выразительная разница между интуицией и интеллектом проявляется в творчестве А. Бергсона, когда он рассматривает важное для своей концепции понятие «длительность». В концепции философии жизни А. Бергсона «реальная длительность есть то, что всегда называли время, но время, воспринимаемое как неделимое» [113, 949]. Так вот, время, согласно А. Бергсону, можно рассматри-вать только с помощью интуиции. К. Свасьян по этому поводу пишет: «Чтобы достичь подлинных результатов, нужно отказаться от рассмотрения времени извне и созерцать его изнутри, т. е. слиться с ним и «схватить» его во всей его целостной неохваченности с помощью непосредственного видения или интуиции» [474, 34-35]. Интеллект, по Бергсону, отвергает понимание времени. Он разлагает его на части и рассматривает части, но не целое. В концепции философии жизни А. Бергсона целое, разложенное на части в ходе анализа, при синтезе частей, при сборке, не всегда восстанавливается в своем первоначальном виде. Совокупность частей не формирует исходного истинного целого. Анализируя жизнь интеллектом, мы никогда не представим ее в истинном единстве, в ее натуральном виде. Только интуиция, охват жизни в ее движении, – вот что применимо для познания жизни. Интеллект и интуиция в концепции Бергсона – два способа познания жизни. Один дает фрагментарное ее восприятие, выхватывая части и представляя эти части для воспри-ятия. Другой в своем порыве обозревает такой же порыв жизни. Интуиция – это мгновение, озарение. Что же открывается в жизни при помощи интуиции? Что «освещает» озарение? Несмотря на то, что феномен жизни красной нитью проходит через всю философию А. Бергсона, в его творческом наследии мы не встретим сколько-нибудь удовлетворительного определения жизни. По мнению П. Блонского, Н. Лосского, А. Чанышева, К. Свасьяна и др., А. Бергсон сознательно избегал философского определения жизни, потому что считал его попросту невозможным. Любое определение – это продукт интеллекта, анализа. Это выделение из целого, естествен-ного части, фиксированной составной. А любая часть, даже совокуп-ность частей, не даст полного представления о жизни. Понятие «жизнь» в концепции философии жизни А. Бергсона многолико. Это и «поток», и «порыв», и «творчество», и «стремле-ние». Интуиция «видит» жизнь как движение – непрерывное и неделимое. В «Творческой эволюции» А. Бергсон формулирует: «…жизнь представляет стремление подняться в том направлении, в котором, так сказать, падает материя» [113, 270]. Жизнь, безусловно, связана с материей. Но эта связь неопределенная, потому что там, куда падает материя, в точке ее падения, рождается сознание, как начало, как совершающееся: «Для того чтобы наше сознание хоть отчасти совпадало со своим принципом, нужно, чтобы оно отдели-лось от вполне готового и примкнуло к совершающемуся; нужно, чтобы способность видения, обратившись к самой себе, составляла единый акт с волей» [113, 262]. И только как совершающееся сознание может увидеть «…чистую волю, тот поток, который проходит сквозь материю, сообщая ей жизнь…» [там же]. А. Бергсон пытается высветлить феномен жизни, его текучесть не термином, как продуктом разложения целого интеллектом, а метафорой, более открытой, незамкнутой. К. Свасьян сделал подборку метафор, определяющих жизнь у Бергсона в его основной работе «Творческая эволюция». Жизнь – это и «усилие для поднятия низвергающейся тяжести»; и «творческий жест»; и «огромная волна, распространяю-щаяся из одного центра»; и «вспышка фейерверка, среди угасающих и падающих остатков его»; и вдохновение. Жизнь – это «действитель-ность, которая творит себя самое среди окружающего распадения» [113, 273]. Но главное – это сотворение. Причем сотворение, идущее из самого центра. Углубляясь в понимание этого центра, А. Бергсон, возможно интуитивно, открывает важное и практически незамечен-ное до него. Этот центр, «из которого выходят все миры», – это не вещь, это не нечто Единое, а непрерывное течение, поток! Сознание и созвучная ему жизнь у Бергсона – это течение, поток, неуловимый, вечно ускользающий от пытающегося разложить его на части, познать интеллекта. Таким образом, интуиция обнаруживает жизнь неуловимой, мчащейся в порыве из такого же движущегося центра. Интуиция как отблеск молнии, как озарение, оттеняет движущуюся от центра жизнь. Именно это определение центра противопоставило концепцию философии жизни А. Бергсона не только предшествующим концеп-циям философии жизни А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше, В. Дильтея и др., но и догматам католической церкви. Мы должны отметить, что то влияние, которое концепция философии жизни А. Бергсона стала оказывать на науку и общество, вызвало ревност-ное отношение со стороны церкви. А то содержание, которое А. Бергсон предложил в качестве основы для своей модели жизни, послужило причиной наложения запрета церковью на изучение работ Бергсона. Такая же участь ждала и концепцию философии жизни П. Тейяр де Шардена, которую мы рассмотрим чуть позже. Чем был вызван радикальный шаг церкви? Причина, как отмечают Н. Лосский, А. Штенберген и др., заключается в определении А. Бергсоном «центра сотворения». В концепции философии жизни А. Бергсона «центр сотворения» — это «непрерывный поток» [596]. Но если посмотреть на Бога через призму центрального для концеп-ции философии жизни Бергсона понимания «центра сотворения как непрерывного потока», то Бог не будет иметь законченной формы, он перестанет быть Абсолютом. Он сам станет совершенствующимся, ускользающим, и возможно, творящим себя. Концепция философии жизни А. Бергсона, по мнению П. Блонского, стала новой ступенью в иррациональном мышлении [147]. Все, что было до нее, было созвучно с Богом, опиралось на Бога и обращалось к Богу, как к догмату. То, что стало после нее, по прежнему использовало методы иррационального мышления, только апеллировало к менее предметному, к внебожественному: запредель-ному, трансцендентальному. Иррационализм А. Бергсона и многих других философов после него, по мнению А. Чанышева, проник в запретную область Абсолюта и подорвал его устои [575]. Иррациона-лизм стал всеобщим, без исключений и оговорок. Освобождая центр мира от присутствия вещи: закостенелого, устоявшегося, рассматривая его как течение, порыв, А. Бергсон находит ответы на два важных, и до него мало освещенных вопроса: 1) чем вызвано многообразие жизни? и 2) на чем основывается это многообразие? А. Бергсон отвечает, что жизнь как течение – это возможность, это скрытые потенции, реализующиеся в ходе течения из этой возможности. А сама возможность рождается при соприкос-новении порыва с материей. Я приведу большой отрывок, в котором А. Бергсон рассматривает свое понимание этого аспекта мироустрой-ства, понимание внутренней жизни и жизни вообще: «Если при своем соединении с материей жизнь походит на импульс или же на порыв, то рассматриваемая сама по себе она представляет огромное количество скрытых возможностей, взаимное проникновение многих тысяч тенденций, которые, впрочем, становятся многими тысячами только тогда, когда они делаются внешними по отношению друг к другу, т. е. принимают протяженный характер. Это разъединение происходит именно при соприкосновении с материей. Материя производит фактическое разделение того, что было многоразличием только в возможности, и в этом смысле индивидуализация отчасти представляет дело материи, отчасти же следствие того, что сама жизнь заключает в себе» [113, 285]. И далее А. Бергсон развивает свою мысль: «Точно также жизнь еще течет в отдельных индивидах; повсюду тенденция к индивидуализации преодолевается и в то же время завершается противоположной и дополняющей её тенденцией к соединению, как будто бы многоразличное единство жизни, вынужденное идти в направлении к многоразличию, ещё более стремится идти в другом направлении. Едва только отделяется какая-нибудь часть, как она уже стремится к соединению, если не со всем остальным, то, по крайней мере, с тем, что находится возле нее» [113, 285]. Жизнь – это единство процессов дифференциации и интеграции (по Бергсону: индивидуализации и ассоциации). Она делится на части и соединяется вновь в целое, но в потоке, в течении. По Бергсону, такое и возможно только в течении. Понять жизнь как совокупность частей, и жизнь – как целое, вне понимания ее как течения, невоз-можно. А вот жизнь как порыв, как течение, открывает для понима-ния сокровенное в жизни, в ее содержании. Жизнь несется против «падающей материи» и рассекает ее, образуя как части, так и целое. Причем образующиеся части и целое – материальны, реально существующие, предстающие перед нашим восприятием. Одновре-менно жизненный порыв не является «ни чистым единством, ни настоящим многоразличием» [113, 288]. Он есть, он присутствует в мире, но его восприятие возможно только через интуицию, своеоб-разное откровение мира для разума. Разум с трудом может этот порыв «увидеть», но понять его ему никогда не будет по силам. Потому что жизнь – непознаваемая. Да, ее можно осветить фрагментарно. Но совокупность фрагментов никогда не даст полного и истинного представления о жизни. Поэтому, возможно, на это не стоит тратить усилий и времени. Для А. Бергсона жизненный порыв состоит в потребности творче-ства: «Когда мы поместим наше существо в нашу волю, а волю в тот импульс, продолжение которого она составляет, то мы понимаем и чувствуем, что действительность представляет непрерывный рост и бесконечное творчество» [147, 28]. Поэтично этот аспект в филосо-фии Бергсона осветил П. Блонский: «Жизнь, истинная действитель-ность, есть порыв. Этот жизненный порыв состоит в потребности творчества, в непрерывном созидании. Это как бы громадный резервуар энергии, гигантский фейерверк, который подымаясь – дух и жизнь, а падая – материя. Живое существо есть только место прохождения, а сущность жизни состоит в том движении, которое ее передает. Так созидаются без конца души, которые суть не что иное, как ручейки, на которые дробится великая река жизни, протекая через тело человека. Все живые существа держатся друг за друга и все подчинены одному и тому же гигантскому порыву» [147, 28]. Творчество жизненного порыва не абсолютно, так как порыв «…встречает на этом пути материю, т. е. движение, обратное его движению. Но он овладевает этой материей, которая есть сама необходимость, и стремится внести в нее возможно большую сумму неопределенности и свободы» [113, 277]. По мнению А. Бергсона, для жизни, как жизненного порыва, необходимо две вещи: «…во-первых, непрерывное накопление энергии, во-вторых, эластичная канализация этой энергии в различных неподдающихся определению направлени-ях, в конце которых находятся свободные действия» [113, 281]. Но что в состоянии понять жизнь как поток, как непрерывное созидание? По Бергсону, как мы уже отмечали, только интуиция. И вот здесь очень интересен и важен факт объединения в творчестве А. Бергсона интуиции, жизни и философии. Этот вопрос актуализи-рован и исследован А. Штенбергеном в работе «Интуитивная философия Анри Бергсона» [596]. В концепции философии жизни А. Бергсона наука не в состоянии постигнуть жизнь, так как в ее основе лежит прагматичность, разум. Все, что связано с разумом, уже есть само по себе разложение целого на части. А вот философия, в отличие от науки, может охватить или обозреть течение жизни. Интуиция – это своеобразное орудие, которым философия может освещать жизнь как порыв, открывая ее особенности, возможно, корректируя освещенные и проанализированные наукой фрагменты. В работе «Психофизиология и философия А. Бергсона» французский исследователь Ражо, анализируя этот вопрос в философии Бергсона, пишет: «…Но по отношению к самой жизни философия не может передать науке монополию знания, ибо тут она становится искусст-венной и частной, будучи кинематографической природы: свести все реальное к разуму – это значит искажать и сгущать опыт, ибо разум совсем не предназначен для того, чтобы постигать реальное, как это делает инстинкт; зато в жизни, посредством действия, мы соприкаса-емся к абсолютному, к самому бытию, сущность которого не есть вечность и неизменяемость, т. е. небытие и смерть, но, напротив, перемена, прогресс, длительность. Объект философии есть это течение, которое мы воспринимаем интуитивно и которое ускользает от нашего разума…» [113, 920]. Ражо считает, что «философия длительности», как он именует философию А. Бергсона – это неоконченная система. Она есть «становление, текучесть». Он пишет: «Раз она взялась за разрушение всех рамок чистого интеллектуализ-ма, она и у себя отняла способность выставлять себя, как уже вполне готовую рамку, напоминающую твердую арматуру категорий» [113, 922]. По Ражо, философия А. Бергсона не есть система. Она метод, своеобразная «открытая дорога, вид на горизонт». Об этом пишет и сам Бергсон. Он считает, что только интуитивной философии жизнь в своей совокупности, «начиная с первоначального импульса, толкнувшего ее в мир», может представиться «в виде стремящегося вперед потока, которому противодействует противоположное движение материи. Этот поток на большей части своей поверхности и на различных высотах превращается под влиянием материи в круговорот» [113, 297]. В работе «Вопросы философии и психологии» А. Бергсон задает интересный, и во многом определяющий для его творчества вопрос: «Роль философии не заключается ли в том, что бы привести нас к более полному восприятию реальности путем известного перемеще-ния внимания?» [113, 936]. И далее он разъясняет содержание данного вопроса: «Дело шло бы о том, чтобы отвратить наше внимание от той стороны вселенной, в которой мы заинтересованы практически, и повернуть его к тому, что практически ничему не служит» [там же]. Так вот, этот поворот внимания, по мнению А. Бергсона, «была бы сама философия». Таким образом, концепция философии жизни А. Бергсона стала новым этапом в понимании феномена жизни. Создав практически научную модель жизни , А. Бергсон, как на тот момент показалось, установил ее первооснову, в его терминологии – «центр сотворения». В концепции А. Бергсона первоосновой жизни является «непрерыв-ный поток». Понятие «непрерывный поток» собирательное по своему значению. Это ни в коем случае не термин, которым А. Бергсон пытается обозначить «центр сотворения». Такого определения, исходя из концепции философии жизни А. Бергсона, просто не может быть, так как любое определение, как знаковое обозначение, как продукт интеллекта, не в состоянии охватить «непрерывное течение, поток» жизни, как пишет сам Бергсон. Понятийное определение – это фиксация мысли, конкретизация явления, это присутствие границ. Но все это невозможно в применении к «непрерывному течению, потоку» жизни. Поэтому «непрерывный поток как центр сотворения» в концепции философии жизни А. Бергсона, это скорее собиратель-ный образ, это то, что как отблеск открывается в результате интуи-тивного освещения жизни.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Понятие «жизненный порыв» в концепции философии жизни Анри Бергсона» з дисципліни «Філософія життя: від волюнтаризму до екзистенціалізму»
