Предполагается, что демократия обеспечивает механизм для выработки коллек-тивных решений, которые наиболее полно отвечают интересам общества. Считается, что при принятии коллективных решений она позволяет добиться той же цели, которая дости-гается с помощью рыночного механизма при принятии индивидуальных решений. Граж-дане избирают представителей, которые сообща принимают коллективные решения путем голосования. Таков принцип представительной демократии. Она предполагает определен-ный вид отношений между гражданами и их представителями. Кандидаты встают и рас-сказывают гражданам, на каких идеях будет строиться их политика, а граждане затем вы-бирают человека, чьи идеи ближе всего к их собственным. Таким представителем в доброе старое время был Джефферсон с той разницей, что во время кампании он оставался дома. Демократический процесс предполагает честность точно так же, как понятие совершенной конкуренции предполагает совершенное знание. Такое допущение, конечно же, нереали-стично. Кандидаты уже давно поняли, что у них больше шансов быть избранными, если они будут говорить избирателям то, что их избиратели хотели бы услышать, а не то, что кандидаты думают на самом деле. Это — не фатальный изъян, поскольку система предусмотрела и его. Если кандидаты не выполняют своих обещаний, то их можно снять с долж-ности. В этом случае сохраняются близкие к равновесным условия. Избиратели не всегда получают именно тех представителей, которые им нужны, но они в состоянии исправить свои ошибки в ходе следующего раунда выборов. Однако в результате рефлексивного процесса условия могут существенно откло-ниться от равновесного состояния. Кандидаты находят способы заполнить разрыв между обещаниями и действиями. Они проводят опросы общественного мнения и групповые со-брания с целью выяснить, что хотели бы услышать избиратели, и строят свои заявления таким образом, чтобы они соответствовали желаниям электората. В итоге обеспечивается соответствие между заявлениями кандидатов и пожеланиями избирателей, однако проис-ходит это неверным путем: обещания кандидата соответствуют ожиданиям электората, вместо того чтобы выбор пал на кандидата, чьи идеи отвечали бы идеям избирателей. Из-биратели так и не получают представителей, которых они хотели бы иметь; их постигает разочарование, и они теряют веру в процесс. Избиратели, конечно, тоже не безупречны. Предполагается, что они избирают представителей, которые будут руководствоваться подлинными интересами общины, но они ставят свои узко эгоистические интересы выше интересов общины. Кандидаты в свою очередь апеллируют к тем же узко эгоистическим интересам индивидов. А так как канди-даты неспособны учесть всех интересов, особенно если последние конфликтуют друг с другом, они практически вынуждены отдать предпочтение некоторым. Процесс дегради-рует еще больше, когда избиратели перестают реагировать на обман и ложь кандидатов, пока они представляют личные интересы избирателей. Деградацию можно считать завер-шенной, когда в дело вступают деньги. Конечно же, в США рассчитывать на избрание мо-гут только те кандидаты, которые отдали предпочтение определенным интересам. Когда же электорат уже не ждет от кандидатов честности, а судит о них лишь по их способности быть избранными, наступают условия, весьма далекие от равновесных. Динамическое не-равновесие усиливается в результате той роли, которую играет в ходе выборов телевизионная реклама. Коммерческие объявления заменяют честные заявления об убежде-ниях и придают еще больший вес деньгам, поскольку рекламу надо оплачивать. Таковы преобладающие ныне социальные условия. Сопоставьте эти условия с бумом конгломератов, который я охарактеризовал выше. Руководство конгломератов воспользовалось ошибками в оценках доходов инве-сторами. Оно обнаружило, что способно повысить доход в расчете на акцию, пообещав увеличить доходы с помощью приобретения других предприятий. Этот процесс аналоги-чен тому, когда избирателям говорят именно то, что они хотят услышать. То и другое — примеры динамического неравновесия. Но между этими процессами имеется существен-ная разница! Бум конгломератов был скорректирован последующим спадом. Это был также более или менее случайный эпизод, хотя аналогичные эпизоды по-прежнему случаются. Рынки, конечно, способны корректировать свои эксцессы: за рынком «быков» следует ры-нок «медведей». Представительной демократии это, похоже, удается менее успешно. Вер-но, что правительства и законодательные органы регулярно меняются по воле электората; так задумана система. Но демократия, как представляется, неспособна исправить собст-венные эксцессы; напротив, похоже, что она все более отходит от равновесного состояния. Подтверждением правильности приведенного анализа служит растущая неудовлетворен-ность избирателей. Такая неудовлетворенность наблюдалась и раньше. В период между двумя ми-ровыми войнами она привела к краху демократии и возникновению фашизма в нескольких европейских странах. В настоящее время неудовлетворенность проявляется иным обра-зом. Демократии ничто серьезно не угрожает ни в одной из стран центра мировой капита-листической системы, и она — фактически на подъеме в странах периферии. Однако политический процесс продолжает подвергаться дискредитации. Вместо этого люди связы-вают все больше надежд с рыночным механизмом, что способствует распространению рыночного фундаментализма. Неудачи политики становятся самым веским аргументом в пользу предоставления рынку большей свободы. Рыночный фундаментализм, в свою оче-редь, способствовал становлению мировой капиталистической системы, а последняя сузи-ла возможности государства гарантировать социальное обеспечение своим гражданам, что послужило еще одним подтверждением неудач политики, по меньшей мере применительно к гражданам, которые нуждаются в социальном обеспечении. В рефлексивном процессе трудно отделить причину от следствия. Сравнение с бумом конгломератов помо-гает показать, насколько политика уклонилась от равновесия. В этом контексте равнове-сие означало бы, что политический процесс соответствует ожиданиям электората. Приведенная аргументация нуждается в одной оговорке. Я подчеркиваю способ-ность рынков корректировать свои эксцессы как раз в тот момент, когда финансовые рын-ки, возможно, утратили эту способность. Инвесторы потеряли веру в основополагающие рыночные принципы. Они понимают, что речь идет о том, чтобы делать деньги, а не забо-титься о каких-то ценностях. Многие былые принципы утрачены, а те, кто их по-прежнему придерживается, понесли убытки — в отличие от тех, кто считает, что наступа-ет новая эра. Вывод о том, что мы далеко отклонились от равновесного состояния, только становится более убедительным, если согласиться, что рынки также лишились былого якоря. То, что справедливо в отношении политики, в равной мере относится к социаль-ным ценностям. Социальные ценности во многих отношениях уступают рыночным ценно-стям. Их нельзя выразить количественно, их даже нельзя четко определить словесно. Их невозможно свести к общему знаменателю — деньгам. Тем не менее сложившаяся община имеет четко сформировавшиеся ценности; ее члены могут придерживаться или нарушать их, ценности могут поддерживать членов общины или подавлять их, но эти ценности по меньшей мере известны членам. Но мы не живем в такого рода общине. Нам уже стало трудно решить, что есть добро и зло. Отсутствие морали у рынков подорвало мораль даже в тех сферах, где общество не может без нее обойтись. Согласие в отношении моральных ценностей отсутствует. Мо-нетарные ценности куда менее двусмысленны. Их не только можно измерить, но и можно быть уверенным, что люди вокруг нас дорожат ими. Они убеждают в том, что социальные ценности отсутствуют. Социальные ценности, возможно, менее определенны, чем рыночные, но без них общество существовать не может. Рыночным ценностям придали статус социальных цен-ностей, но они неспособны выполнять эту функцию. Они предназначены для принятия индивидуальных решений в условиях конкурентной среды, но они плохо подходят для принятия коллективных решений в ситуации, предполагающей сотрудничество наряду с конкуренцией. Было допущено смешение функций, что подорвало процесс коллективного при-нятия решений. Рыночные ценности не могут заменить общественное сознание или, ис-пользуя старомодное выражение, гражданские добродетели. Во всех случаях, когда пере-секаются политика и деловые интересы, существует опасность, что политическое влияние будет использовано в деловых целях. Согласно прочно утвердившейся традиции, выбор-ные лица должны заботиться об интересах своих избирателей. Но где провести водораздел между законным и незаконным? Предпочтение, отдаваемое интересам бизнеса, а также эгоистический интерес политиков отодвинули разделительную линию за грань, которую многие избиратели считают допустимой; отсюда — разочарование и неудовлетворенность. Они заметны как во внутренней, так и в международной политике. В сфере между-народных отношений ситуация усугубляется тем, что в условиях демократии внешняя по-литика во многом диктуется внутренними политическими соображениями. Эта тенденция особенно заметна в США, где четко видны различия между этническими избирательными блоками; у французского правительства еще более заметна традиция проталкивать инте-ресы бизнеса с помощью политических средств. Знакомый мне президент одной восточ-ноевропейской страны был шокирован тем, что во время встречи с Жаком Шираком французский президент потратил большую часть времени на то, чтобы убедить собесед-ника в пользу французского покупателя в рамках одного приватизационного проекта. Я уже не говорю о продаже оружия. Коррупция существовала всегда, но в прошлом люди ее стыдились и как-то пы-тались ее скрыть. Но теперь, когда мотив прибыли возведен в ранг морального принципа, политики в ряде стран стыдятся, если не воспользуются преимуществами своего положе-ния. Я мог лично наблюдать это в странах, где у меня имеются фонды. Особенно широким размахом коррупции отличается Украина. Я изучал положение в африканских странах и пришел к выводу, что народы в странах с богатыми ресурсами и в странах, лишенных ре-сурсов, одинаково бедны; единственное различие состоит в том, что правительства в бога-тых ресурсами странах значительно более коррумпированны. Тем не менее отвергать коллективное принятие решений только потому, что оно неэффективно и сопряжено с коррупцией, это все равно, что отказываться от рыночного механизма только потому, что он нестабилен и несправедлив. В том и другом случае по-буждение продиктовано неспособностью мириться с тем, что все созданные людьми кон-струкции несовершенны и требуют улучшения. Господствующие ныне теории рыночного механизма и представительной демо-кратии сформировались под влиянием эпохи Просвещения, и, даже не сознавая этого, они трактуют реальность так, как будто она не зависит от мышления участников. Предполага-ется, что финансовые рынки исключают будущее, которое было бы независимым от сего-дняшних оценок. Предполагается, что выборные лица придерживаются определенных ценностей, независимых от их желания быть избранными. Так уж устроен мир. Ни рыноч-ный механизм, ни представительная демократия не оправдывают связываемых с ними ожиданий. Но это не причина отказываться от них. Надо лишь признать, что совершенство недостижимо и надо работать над исправлением недостатков существующих структур. Рыночные фундаменталисты не приемлют коллективного принятия решений ни в какой форме, так как оно лишено автоматического механизма исправления ошибок, при-сущего рынку и предположительно ведущего к равновесию. Они утверждают, что общест-венный интерес лучше всего обеспечивается косвенным путем, когда людям позволяют добиваться собственных интересов. Они возлагают надежду на «невидимую руку» рыноч-ного механизма. Но такая надежда неосновательна по двум причинам. Во-первых, коллек-тивный интерес не находит проявления в поведении на рынке. Корпорации не ставят цели создавать рабочие места; они нанимают людей (как можно меньше и по более низкой це-не), чтобы получать прибыль. Компании в сфере здравоохранения созданы не для спасе-ния жизней; они оказывают медицинские услуги, чтобы получать прибыль. Нефтяные компании не стремятся защитить окружающую среду, а лишь соблюсти соответствующие правила и защитить свой имидж в глазах общественности. Полная занятость, доступная медицина и здоровая жизненная среда могут, при определенных обстоятельствах, оказать-ся побочными продуктами рыночных процессов, но такие желательные социальные по-следствия нельзя считать гарантированными исключительно на основе одного принципа прибыльности. «Невидимая рука» не способна судить об интересах, которые не входят в ее компетенцию. Во-вторых, финансовые рынки нестабильны. Я вполне сознаю достоинства фи-нансовых рынков в качестве механизма обратной связи, который не только позволяет, но и вынуждает участников корректировать ошибки; однако я добавил бы, что финансовые рынки иногда сами терпят крах. Рыночный механизм также требует улучшения на основе метода проб и ошибок. Особенно подходят для этой работы центральные банки, посколь-ку они взаимодействуют с финансовыми рынками и получают информацию в рамках об-ратной связи, позволяющую им исправлять собственные ошибки. Я разделяю преобладающую антипатию к политике. Я — дитя рынков, и мне нравятся связанные с ними свобода и возможности. Как участник рынка я могу самостоя-тельно принимать решения и учиться на своих ошибках. Мне незачем убеждать других что-то делать, и результаты моих действий не искажаются процессом коллективного при-нятия решений. Пусть это прозвучит странно, но участие в финансовых рынках удовле-творяет мое стремление к истине. Я питаю личную неприязнь к политике и к коллектив-ному принятию решений. Тем не менее я сознаю, что без них нам не обойтись.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Представительная демократия» з дисципліни «Криза світового капіталізму»
