Мой радикальный вариант ошибочности — не просто абстрактная теория, но и личное убеждение. Как руководитель фонда я сильно зависел от своих эмоций. Так было потому, что я осознавал недостаточность своего знания. В основном мною руководили та-кие чувства, как сомнение, неопределенность и страх. У меня были моменты, когда я ис-пытывал надежду или даже эйфорию, но они не давали мне чувства безопасности. Наобо-рот, чувство безопасности исходило от постоянного волнения. Поэтому самую большую и настоящую радость я испытывал тогда, когда находил что-нибудь, из-за чего можно было волноваться. В целом, я считаю, что руководить страховым фондом очень мучительно. Я никогда не мог признать своего успеха, потому что это могло прекратить мои волнения, но мне всегда было легко признавать свои ошибки. Только когда другие указали мне на это, я понял, что в моем отношении к ошиб-кам было что-то необычное. Мне было важно, что обнаружение ошибки в моем мышлении или в моей позиции становилось источником радости, поэтому я подумал, что это должно быть важно и для других. Но это оказалось не так. Когда я осмотрелся, я понял, что мно-гие люди делают все возможное и невозможное, чтобы отрицать или скрывать свои ошиб-ки. Их неверные идеи, представления и поступки на самом деле становятся неотъемлемой частью их личности. Я никогда не забуду случай, произошедший во время моей поездки в Аргентину в 1982 г. с целью изучения состояния огромного долга, который накопила эта страна. Я нашел ряд политиков, работавших в предыдущих правительствах, и спросил их, как бы они повели себя в этой ситуации. Все без исключения сказали, что продолжили бы ту же самую политику, которую они проводили в жизнь, когда были членами правитель-ства. Очень редко я встречал столько людей, которые так мало почерпнули из собственно-го опыта. Я перенес свой критический подход на филантропическую деятельность. Я об-наружил, что в филантропии полно парадоксов и незапланированных последствий. На-пример, благотворительность может превратить получателей помощи в объекты благотво-рительности. Помощь другим, как предполагается, должна помогать этим другим людям, но на самом деле очень часто она служит для удовлетворения собственных амбиций лица, оказывающего помощь. Еще хуже, что люди обычно занимаются филантропией, потому что хотят себя чувствовать хорошо, а не потому что они хотят делать что-то хорошее. Уяснив это, я был вынужден разработать другой подход. Я обнаружил, что веду себя почти так же, как и в бизнесе. Например, я поставил в зависимость интересы персо-нала Фонда и интересы отдельных лиц, обращающихся за помощью в фонд. Я даже шу-тил, что наш Фонд является единственным филантропическим фондом в мире. Я помню, как излагал свои взгляды на Фонд на совещании персонала в Карповых Варах (Чехослова-кия) примерно в 1991 г., и я уверен, что присутствовавшие на совещании никогда не забу-дут это. Я сказал, что фонды порождают коррупцию и неэффективность, и я буду считать гораздо большим достижением прекратить деятельность фонда, не оправдывающего сво-его предназначения, чем открыть еще один фонд. Я также помню, как сказал сотрудникам европейских фондов в Праге, что объединение фондов в сеть означает отсутствие настоя-щей деятельности. Я должен признать, что со временем смягчил свою позицию. Существует разни-ца между руководством страховым фондом и благотворительным фондом. Давление извне в первом случае отсутствует, и только внутренняя дисциплина может поддерживать кри-тическое настроение. Кроме того, руководство благотворительным фондом требует навы-ков работы с людьми и лидерских качеств, люди не любят критических замечаний, они хотят слышать похвалы и одобрения. Не многие люди разделяют мою склонность к поис-ку ошибок, и еще меньшее число людей разделяют мою радость от нахождения ошибки. Для того чтобы быть сильным лидером, необходимо радовать людей. Я с трудом постигаю то, что, кажется, с легкостью дается политикам и главам корпораций. Существует также и другое соображение. Я должен был появляться на публике, и когда я появлялся, от меня ждали проявления самоуверенности. На самом же деле меня терзает неуверенность в себе, и я лелею это чувство. Мне бы не хотелось потерять его. Существует огромная разница между тем, каким я бываю на публике, и моим подлинным «я», но я понимаю рефлексивную связь между этими двумя образами. Я с удивлением на-блюдал за развитием в себе некой общественной личности и влиянием этого развития на остального меня. Я стал «обаятельной» личностью. К счастью, я не верю в себя так, как верят в меня другие. Я пытаюсь не забывать о своих слабых местах, даже если сейчас я ощущаю их не так остро, как раньше. Другие обаятельные личности шли по другому пути к руководящим позициям. У них — свои воспоминания. Они, возможно, помнят, что пы-тались заставить других поверить в себя, и в конечном итоге — им это удалось. Их не мучает неуверенность в себе, и им не надо подавлять желания выразить это чувство. Неуди-вительно, что их отношение к собственной ошибочности сильно отличается от моего. Интересно посмотреть, как моя настоящая «обаятельная» личность связана с фи-нансовыми рынками и моим прежним «я» в качестве руководителя фонда. Это дает мне возможность заключать сделки и манипулировать рынками, но лишает возможности руко-водить деньгами. Мои высказывания могут изменить рынки, хотя я стараюсь не злоупот-реблять этой властью. В то же время я потерял способность оперировать в границах рын-ка, как я это делал ранее. Я разрушил механизм боли и волнения, который ранее руково-дил моими действиями. Это — длинная история, я уже рассказывал ее. Изменения про-изошли задолго до того, как я приобрел свое «обаяние». Когда я был действующим руко-водителем фонда, я избегал публичности. Я считал фотографию на обложке финансового журнала поцелуем смерти. Это было почти предубеждением, но хорошо подкреплялось фактами. Легко понять, почему. Известность породила бы чувство эйфории, и даже если бы я боролся с ним, эта борьба выбила бы меня из седла. И если я высказывал мнение о рынке публично, мне было тяжело изменить свою точку зрения. Очевидно, что деятельность на финансовых рынках требует другого склада ума, чем деятельность в социальной, политической или организационной областях, или чем деятельность рядового человека. Это положение также подкрепляется доказательствами. В большинстве финансовых институтов существует напряженность между теми, кто при-носит прибыль, и менеджерами, ответственными за организацию, или, по крайней мере, такая напряженность существовала, когда я был знаком с деятельностью этих институтов, и самые талантливые их тех, кто зарабатывал прибыль, предпочитали действовать само-стоятельно. Это был генезис истории страховых фондов. Радикальный вариант ошибочности, принятый мною в качестве рабочей гипоте-зы, конечно, доказал свою действенность в отношении финансовых рынков. Он оказался значительно более эффективным, чем гипотеза случайного блуждания . Применима ли эта гипотеза к другим сферам человеческой деятельности? Все зависит от цели. Если мы хо-тим постичь реальность, я полагаю, что эту гипотезу вполне можно применить; но если наша цель заключается в манипулировании реальностью, то данная гипотеза оказывается не столь эффективной. Более эффективным оказывается обаяние. Я научился приспосабливаться к новой реальности. Раньше я считал обществен-ное выражение похвалы и благодарности однозначно болезненным, но я понял, что это рефлекс, оставшийся с того времени, когда я активно управлял деньгами и должен был руководствоваться результатами своей деятельности, а не тем, что другие люди о них ду-мали. Меня по-прежнему смущает выражение благодарности, и я по-прежнему верю, что филантропия, если она заслуживает похвалы, должна ставить интересы общества выше удовлетворения своих амбиций, но я готов принять похвалу, поскольку моя филантропическая деятельность на самом деле удовлетворяет этому критерию. Меня волнует вопрос, будет ли моя филантропическая деятельность по-прежнему удовлетворять этому критерию в свете изменившегося отношения к похвале? Но пока меня волнует этот во-прос, ответ, возможно, будет положительным.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Личный постскриптум» з дисципліни «Криза світового капіталізму»
