В этой главе мы постараемся взглянуть на предвыборные кампании с риторической точки зрения. Анализ материала убеждает нас, что начать разговор надо с самой концепции убеждения, так как, на наш взгляд, многие ошибки проистекают из неправильного понимания самого феномена убеждающей речи. Правильным пониманием мы, естественно, считаем понимание риторическое. Как уже не раз отмечалось в этой книге, риторическая концепция убеждающей речи – это информация в обмен на воздействие. Столкнувшись с какой-то проблемой, слушатель испытывает дефицит информации. Чтобы его восполнить, он готов вас выслушать и тем самым испытать на себе воздействие ваших взглядов на проблему. Если он находит эти взгляды убедительными, он их принимает. Поэтому ведущим для риторики качеством речи становится ясность. Оратор – это тот, кто берет на себя смелость прояснить ситуацию. Именно так устроено судебное красноречие, адресованное присяжным, именно так действует психотерапевт, предлагающий больному рефрейминг (свое толкование проблем больного), именно так устроена и коммерческая реклама, наиболее близкая в функциональном отношении к рекламе политической. Существуют ли другие концепции убеждения и сколько их? Ответа на этот вопрос риторика не дает. Рассматриваемая нами концепция сложилась во времена Аристотеля и просуществовала в риторике до сегодняшнего дня, хотя никогда не формулировалась так однозначно и определенно, как это сделано в настоящей книге. Тем не менее эта определенность не наша выдумка. Она легко вычитывается из взглядов Аристотеля и из всей последующей традиции, но сформулировать концепцию в предлагаемом виде удается лишь сегодня, когда мы получили возможность опираться на категорию «информация». На ранних стадиях древняя риторика исходила, по-видимому, из другой концепции убеждения, просматривающейся в софистической риторике, в частности во взглядах на фигуры речи софиста и грамматика Горгия. Это концепция завораживания слушателя. Оратор представляется чем-то вроде Крысолова, который ведет за собой слушателей не потому, что он ясно обрисовал им картину происходящего, а потому что он очаровал их музыкой своих речей. При таком взгляде на убеждение задачи оратора подменяются задачами поэта. Слова «повести за собой» для политического оратора и поэта имеют разное содержание. Реальные «соблазнители толпы», будь то основатели бесчеловечных режимов или жестоких сект, нередко сравниваемые с Крысоловом, действуют совсем по-другому. Все они прибегают к манипулированию, но к манипулированию в рамках риторики, обещая дать ясное понимание жизни, а отнюдь не заворожить или доставить художественное наслаждение. Их «завораживание» состоит лишь в подмене реальной картины мира картиной вымышленной. В основе же подмены лежит утаивание независимых источников информации. Отсюда ненависть к интеллигенции, запреты на старые книги и контакты с «чужаками». Сходство с Крысоловом возникает из-за использования художественного мышления в целях блокирования мышления критического, что особенно заметно во всевозможных массовых ритуалах. «Инстинкты толпы» – это как раз те рубежи, которые воздвигают манипуляторы между жертвами и внешним миром. Но при этом они всегда имеют свое видение мира, отличающееся простотой и определенностью. Это видение и навязывается окружающим, а эстетические барьеры отгораживают его от чужих мнений. Можно назвать еще одну концепцию убеждающей речи, не основанную на ясности. Она, судя по всему, сложилась недавно и легко узнается во многих материалах, связанных с предвыборными кампаниями. Именно поэтому мы и остановимся на ней подробней. Эта концепция проста: у слушателя есть определенные ожидания, предлагается узнать их и подтверждать всеми своими речами, говоря именно то, чего от тебя ждут. Скажем, если убеждаемый боится холода, его обещают избавить от холода, если же его мучит жара, – от жары. Средство избавиться от того или от другого одно и то же: «Голосуй за нашего кандидата!» Если одних мучит жара, а других холод, надо обещать, что сделанный выбор спасет одних от жары, а других от холода. Если же одни желают жары, а другие холода, следует обещать, что сделанный выбор обеспечит сразу и жару, и холод. Кроме недобросовестного пиара, по этому пути последовательно никто и никогда не шел. Показательно, что торговая реклама – наследница все той же Аристотелевой риторики. Она делает ошибки, но она же и совершенствуется именно потому, что концепция риторики оставляет и даже предполагает возможность для совершенства. Концепция же «поддакивания» – тупик. Она не диалогична и поэтому никакого совершенствования не предполагает. Для ее развития нет ни стимула, ни ресурса. Массовая безграмотность пиаровских кампаний и растущее общественное недовольство ими – наглядное тому подтверждение. Можно сделать такой прогноз: либо пиар у нас в стране пойдет путем риторики, взяв за образец хотя бы коммерческую рекламу, а лучше – полноценное совещательное красноречие, либо его ждет вырождение. Говоря о концепции убеждения, мы рассмотрели отношения говорящего и слушающего, но в связи с ясностью можно поставить вопрос и об отношении говорящего к предмету речи. Это позволит провести грань между риторическим убеждением и так называемом популизмом. Дело в том, что, убеждая в чем-то, сам говорящий может и не иметь никакой ясной картины происходящего. Он может, например, не видеть, каким способом можно выполнить даваемые им же обещания. С риторической точки зрения, популизм – это подмена логосности и этосности пафосностью. Это не пафосность сама по себе, но именно пафосность не на своем месте, пафосность, выдающая себя за этосность или логосность. Мы помним, что доводы к пафосу делятся на обещания и угрозы. Когда человек обещает что-то, чего от него ждут, или пугает чем-то, чего и без него боятся, это еще не популизм, хотя общественная ценность такого выступления ниже, чем в том случае, когда говорящий открывает новые перспективы или указывает на незамеченный источник опасности. И все же это обычные доводы к пафосу. Если же говорящий только обещает или пугает, будучи не в состоянии логически объяснить, как именно он сможет выполнить свои обещания и почему альтернативный вариант приведет к тем или иным нежелательным последствиям, это уже очень похоже на популизм. Но если говорящий не просто ограничивается доводами к пафосу, а строит свою речь так, будто иных доводов и быть не должно, или – что еще хуже – имитирует логические или этические доводы, то это уже популизм. Применительно к политической сфере аргументы к логосу и аргументы к этосу суммируются в понятии «политическая философия». Если у политика есть определенная философия – значит у него, во-первых, есть определенная ценностная система (она и отражается в этических аргументах) и, во-вторых, определенная понятийная картина мира, включающая программу действий самого политика (она выражается в логических аргументах). Если политической философии нет, остается лишь пафос, что по-гречески буквально означает «страсть». Но поскольку прямо свой пафос обнаружить, как правило, нельзя («Хочу попробовать себя на таком-то месте», «Хочу получить такие-то выгоды»), пафос этот закономерно трансформируется в популизм. Спасти положение можно там, где политическая философия имеется хотя бы в зачатке, присутствует имплицитно. Здесь организаторы выборной кампании должны всеми способами эксплицировать, выявить эту философию, что не только поможет выиграть кампанию, но и, возможно, поможет кандидату тверже определить свою позицию. Историческая миссия риторики в том и состояла, что она заставила говорящих принимать к сведению реальные интересы слушающих и всматриваться в реальный мир, постигать его. Риторика облагородила античный мир, превратив варвара в цивилизованного человека. «Цивилизованного» буквально и означает «городского», т.е. человека публичного, говорящего открыто, на городской площади. Такой человек волей-неволей прислушивается к интересам других, у такого человека есть реальный стимул для развития своего кругозора. Очень многое проясняет аналогия с торговлей. Популизм в торговле – это пустые обещания. Но торговец не может продавать под видом добротной обуви туфли, у которых на другой день отвалится подошва, ибо он тоже публичный человек, человек, находящийся на виду. Рекламируя товар, он не может, как попугай, копировать запросы покупателей, но вынужден говорить о реальных качествах товара. Этим обстоятельством и обеспечивается механизм приближения этих качеств к самим запросам покупателей. Общественная функция политической риторики – осуществление обратной связи власти и общества. Более того, через риторику осуществляется связь наших представлений об общественной реальности с самой общественной реальностью. Риторика стимулирует движение к истине, способствует выработке целостного взгляда на мир. Известно, что мысли углубляются тогда, когда облекаются в слова. Если же эти слова снабжаются логической и этической доказательностью, мы присутствуем при рождении философии. Конечно, от рядовых риторических усилий до рождения политической философии далеко. Конечно, хорошо, когда такая философия уже есть у политика и речь идет лишь о поисках риторических доводов.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Риторическая и нериторические стратегии убеждения» з дисципліни «Політична риторика»
