Напомним, что амплификации как разновидность фигур мысли могут быть построены не только на избыточности (плеоназме), но и на контрасте. Родство двух групп амплификации – плеонастических фигур и фигур контраста – проявляется в том, что в последних контрастирующий элемент, как правило, можно опустить. Можно, например, сказать и «Надо спешить!», а можно, использовав контраст, – «Не медлить надо, а спешить!» или же «Спешить надо, а не медлить!» Можно сказать «Собрались все», а можно – «Собрался и стар и мал». Контрастирующий элемент здесь избыточен. Основная фигура контраста – антитеза. Антитеза – это высказывание, содержащее явное противопоставление. Чаще всего это противопоставление выражается в использовании антонимов, т.е. слов, имеющих противоположное значение. «Прежде им говорили: «Не надо плевать в души репрессированных» Теперь им говорят: «Не надо плевать в души тех, от имени которых их репрессировали». Антитеза, взятая из развернутого лида газетной передовицы, создается антонимами (словами, имеющими противоположное значение): «прежде» – «теперь», «репрессированные» – «те, от имени которых репрессировали». Кроме лексической, используется и грамматическая антитеза: «говорили» – «говорят» (противопоставление грамматического времени). Антитеза подчеркнута синтаксическим параллелизмом и повтором слов и целых конструкций: «им», «не надо плевать в души». «Добродетели бывают простые, скромные, бедные, часто невежественные, иногда грубые; они являются уделом несчастных и естественным наследием народа. Пороки окружены всякого рода сокровищами, украшены чарами сладострастия и всеми приманками коварства, их сопровождают все опасные таланты, их сопровождает преступление» Эта антитеза из речи Робеспьера противопоставляет пороки и добродетели по ряду контрастирующих свойств. «В деяниях человека все убого, как убог он сам; намерения ограничены, способы грубы, действия негибки, движения тяжелы и следствия однообразны. В деяниях божественных, богатство бесконечного проявляются открыто, вплоть до самых малых его частей» (Жозеф де Местр). В подобных антитезах антонимы не играют большой роли, противопоставляются не столько слова, сколько понятия. Антитеза не просто фигура, но и хороший композиционный прием, способный организовать вокруг себя либо какую-то часть текста, либо даже весь текст. Антитезы бывают разного вида. Иногда их полюса противопоставлены друг другу, по схеме «не А, а Б», иногда, напротив, соположены по схеме «и А, и Б». Вот пример первого случая: «Высокоразвитый, полный честных нравственных принципов государственный преступник и безнравственный презренный разбойник или вор могут одинаково, стена об стену, тянуть долгие годы заключения, могут одинаково нести тяжкий труд рудниковых работ, но никакой закон не в состоянии уничтожить их во всем том, что составляет умственную и нравственную сферу человека. Что, потому, для одного составляет ничтожное лишение, легкое взыскание, то для другого может составить тяжкую нравственную пытку, невыносимое, бесчеловечное истязание». Весь пассаж построен на противопоставлении политического и уголовного преступника и в речи П.А. Александрова служит для создания представления о том, что наказанный розгами политический арестант Боголюбов испытал нечто несоизмеримое с переживаниями обычного заключенного. Антитеза построена на чистых и контекстуальных антонимах: «нравственный – безнравственный», «честный – презренный», «ничтожное лишение – нравственная пытка». А вот другой случай: «Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, – век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы; это была весна надежд, это была стужа отчаяния. У нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то обрушивались в преисподнюю...» Так Чарльз Диккенс пишет о времени великой французской революции. Антитеза построена на чистых антонимах: «прекрасный – злосчастный», «мудрый – безумный», «вера – безверие», «свет – тьма», «надежды – отчаянье» и т.п. Смысл этой выразительной антитезы в том, чтобы показать, сколь многое вмещало в себя это парадоксальное время. Такая антитеза близка по функции к оксюморону, парадоксу. Сравним с нею антитезу времен самой революции из речей неоднократного цитированного нами Робеспьера: «Демулен – это странное соединение правды и лжи, политики и вздора, здоровых взглядов и химерических проектов частного порядка». Здесь вновь налицо соединение несоединимого. Однако антитеза, объединяющая противоположности (и А, и Б), вовсе не обязательно подчеркивает парадоксальность. Так, В.И. Ленин писавший, что «диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества», подчеркивал не парадоксальность, а скорее универсальность диктатуры пролетариата. Вспомним знаменитое некрасовское «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь». В этой антитезе также акцентируется не столько противоречивость, сколько величие Руси. Антитеза вида «и А, и Б» подчеркивает масштабы, широту явления, часто его монументальность. Такую антитезу любило древнерусское красноречие. Ею и сегодня охотно пользуются в торжественном красноречии, в политической песне, гимне, оде: От тайги до самых до окраин С южных гор до северных морей... Чаще же всего антитеза, обнимающая оба полюса противопоставления, сближается по функции с плеоназмом. Это характерно не для глобальной антитезы, организующей весь текст, а для отдельных сочетаний слов: «и днем, и ночью», «ни зимой, ни летом», «и на Западе, и на Востоке». Такие сочетания утяжеляют значение, усиливают впечатление. Их эквивалентами выступают выражения «целые сутки», «весь год», «всюду». Объединяя оба полюса противопоставления, антитеза может не только утверждать, но и отрицать их: «Перед судом нет ни богатых, ни бедных, ни сильных, ни слабых людей. Суд видит перед собою только людей, обвиняемых в преступлении, ожидающих от него справедливого приговора, – и в этом величайший залог правосудия». Такими словами известный русский юрист Н.В. Муравьев призывает суд к объективности. Крайние точки антитезы выполняют здесь роль судебных соблазнов, которые надо отвести. Особым видом антитезы является противопоставление внутри синонимической пары, называемое в риторике парадиастолой. «Либеральная реформа завязла, но не остановилась» (историк Яков Гордин) При парадиастоле контраст подчеркивает то общее, что есть в значении синонимов. Подобные фигуры производят сильное впечатление. В приведенном примере активизируется различие в значении двух синонимов – «завязнуть» и «остановиться». А поскольку каждый из них, особенно первый, формирует свой образно-ассоциативный ряд, парадиастола провоцирует образное развитие сюжета. Неслучайно интервьюирующий историка журналист далее спрашивает: «И кому же вытаскивать ее [реформу] из колеи?» Свою знаменитую речь в защиту Веры Засулич П.А. Александров закончил следующей парадиастолой: «Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и останется только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников». Парадиастола строится на антитезе «осужденная – опозоренная». По эффекту к парадиастоле приближаются обычные антитезы, у которых противопоставляемые слова имеют некоторую звуковую общность. Такими антитезами особенно богаты пословицы. Например, в пословице «Жалует царь, да не жалует псарь», антитезу образуют имеющие звуковое сходство слова: «царь» и «псарь». На этом же эффекте строится пословица «Или пан, или пропал», «Один с сошкой, семеро с ложкой», фразеологические обороты «то густо, то пусто», «и швец, и жнец» и т.п. Противопоставляться могут и одинаковые слова, образуя антитезу в пределах одной лексемы, – так называемую дистинкцию, или диафору, хорошо известную в русском политическом дискурсе по выражению Ленина «Есть компромиссы и компромиссы». Эта фигура, в самом деле, характерна для риторики Ленина: «Я думаю, что не будет преувеличением, если я повторю, что наши глупости еще ничто по сравнению с теми глупостями, которые совершают вкупе капиталистические государства, капиталистический мир и II Интернационал». Одни «глупости» противопоставляются другим «глупостям». «Законодательные органы создают законы и декреты; законы принимают характер законов только тогда, когда они формально приняты народом. До этого момента они являются лишь проектами, а затем они уже становятся выражением воли народа». В этом отрывке из речи Робеспьера одни законы противопоставляются другим законам. Есть, стало быть, законы и законы. Особый случай представляет собой грамматическая антитеза, когда противопоставляются две грамматические формы одного слова. Чаще всего противополагаются падежные формы слова. Такая фигура называется полиптотом, или многопадежьем. Полиптот характерен для кратких форм политического красноречия, носящих афористический характер: «Человек человеку брат», «Человек человеку волк», «Война – войне». По аналогии построен и девиз «Миру – мир»; где слово «мир» употребляется в разных значениях. Вспомним идиоматические выражения: «Ворон ворону глаз не выклюет». «Рыбак рыбака видит из далека». В падежное противопоставление может быть вовлечено и словосочетание: «Каждая капля крови Людовика XVI обойдется Франции потоками крови» (Жозеф де Местр). Капля крови противопоставлена потокам крови. Иногда игра падежными формами выходит за пределы антитезы, и тогда в полиптоте участвуют более двух форм. «Не тот товарищи, товарищам товарищ, кто всем, товарищи, товарищам товарищ. Но тот, товарищи, товарищам товарищ, кто одному товарищу, товарищи, товарищ». Есть особая разновидность повтора слова в одних и тех же или разных падежах, для которой характерно навязчивое повторение отдельного слова или сочетания слов. Это и плеоназм, и антитеза одновременно. Такая фигура называется эпимоной: «И склоняю, как школьник плохой: колея, колею, колеей» (В. Высоцкий). «Кандидатура Кириенко потому и могла появиться на горизонте, что во времена правления Ельцина политика у нас опережает экономику, диктует экономике, давит экономику» («Советская Россия»). Эпимона со словом «экономика» в косвенных падежах («страдательной» позиции) подчеркивает насилие над экономикой. «Для Засулич Боголюбов был политический арестант, и в этом слове было для нее все: политический арестант не был для Засулич отвлеченное представление, вычитываемое из книг, знакомое по слухам, по судебным процессам, – представление, возбуждающее в честной душе чувство сожаления, сострадания, сердечной симпатии. Политический арестант был для Засулич – она сама, ее горькое прошедшее, ее собственная история – история безвозвратно погубленных лет, лучших и дорогих в жизни каждого человека, которого не постигает тяжкая доля, перенесенная Засулич. Политический арестант был для Засулич – горькое воспоминание ее собственных страданий, ее тяжкого нервного возбуждения, постоянной тревоги, томительной неизведанности, вечной думой над вопросами: что я сделала? что будет со мной? когда же наступит конец? Политический арестант был ее собственное сердце, и всякое грубое прикосновение к этому сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре» (П.А. Александров). Настойчивым повторением словосочетания «политический арестант» защитник хочет показать, как много смысла заключали в себе эти слова для его подзащитной, стрелявшей в губернатора Трепова после того, как за дерзкое поведение был высечен в тюрьме студент Боголюбов. Когда в пьесе М. Булгакова «Бег» Голубков обращается к Корзухину с просьбой помочь голодной и бездомной Серафиме, бывшей жене того же Корзухина, и одолжить для нее тысячу долларов, тот разражается длинной тирадой, в которой всячески склоняет слово «доллар». Этой эпимоной он показывает, насколько значимы для него деньги и как нелепа просьба Голубкова. Яркий пример эпимоны – монолог Сатина из пьесы Горького «На дне»: «Человек – свободен... он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум, – человек за все платит сам, и поэтому он – свободен! Человек – вот правда! Что такое человек?.. Это не ты, не я, не они – нет! – это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет... в одном... Это – огромно! В этом – все начала и концы... Все – в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и мозга! Человек! Это – великолепно! Это звучит... гордо! Че-ловек! Надо уважать человека! Не жалеть... не унижать его жалостью... уважать надо! Выпьем за человека... хорошо это... чувствовать себя человеком!..» Грамматическая антитеза строится не только на противопоставлении падежей, но и на противопоставлении других грамматических категорий, например, залогов: «Вы должны пережить 15, 20, 30 лет гражданской воины и международных битв не только для того, чтобы изменить соответствующие отношения, но чтобы и самим измениться и стать способными к политическому господству» (Карл Маркс). В этой грамматической антитезе противопоставляются глагольные формы «изменить» – «измениться». В грамматической антитезе нередко используется и противопоставление видовых форм глагола: «Собирался, да не собрался», «Делать-то делал, да так ничего и не сделал» и т.д. Вот пример антитезы форм вида из «Советской России»: «Россия – СССР разорвана на суверенные образования, этого добивался Гитлер и добился Ельцин». В грамматической антитезе могут противопоставляться и формы времени: «В правительстве и администрации президента как играли, так и играют в разводки и разруливания. Гигантская административная машина как работала вхолостую, так и работает, ничуть не меняя функционального режима» (М. Соколов). Родственной антитезе фигурой является оксюморон – противоречивое сочетание слов, связанных подчинительными отношениями: «Живой труп», «Горячий снег» (оба примера – названия художественных произведений), современный газетный заголовок «Секонд-хенд из первых рук». В оксюмороне одно из слов употреблено в переносном значении, и этим оксюморон сходен с метафорой. Оксюмороны достаточно эффектны и быстро запоминаются. Кроме антитезы, к фигурам контраста относятся также коррекция и градация. В коррекции автор перебивает сам себя, сначала отрицая то, что он сказал прежде, а затем утверждая сказанное, но с гораздо большей силой. «Знавшие бывшего и.о. генпрокурора утверждают, что тот моргнуть не смел, без высочайшего одобрения... Конечно же, был ему звонок, да чего там! – мы знаем, из чьего кабинета звонок, и знаем достоверно» (В. Шендерович). Сначала автор сообщает только то, что был звонок, но потом перебивает себя («да чего там»!) и говорит, что знает даже, откуда был звонок, и притом знает точно. Вот широко известный пример коррекции из первой речи Цицерона против Каталины. «Сенат это понимает, консул видит. Но Катилина здравствует. Здравствует? Именно! И даже является в сенат, принимает участие в публичных заседаниях, пожирает глазами и обрекает на смерть каждого из нас». Великий оратор мог бы не задаваться вопросом, здравствует ли Катилина, если тот действует и даже обрекает присутствующих на смерть, но тогда речь лишилась бы драматизма. Более мягкий вариант коррекции носит характер простого уточнения без усиления смысла: «Но, мне думается, или вернее сказать, я чувствую, что наша интеллигенция, т.е. мозг родины, в погребальный час великой России не имеет право на радость и веселье» (И.П. Павлов). Гораздо чаще встречается другой тип коррекции: «Я поддерживаю отозвание комиссаров, обвиненных, вернее уличенных в благоприятствовании мятежникам» (М. Робеспьер). Если бы оратор сразу сказал «уличенных», он не подчеркнул бы этого слова и эффект оказался бы слабей. В этой коррекции переход от обвинения к разоблачению происходит как бы на глазах у слушателей. К коррекции близка другая фигура – градация, состоящая в том, что части высказывания располагаются в порядке нарастания или убывания какого-либо признака. До сих пор мы говорили о градации как о композиционном приеме, организующем текст или часть текста и обеспечивающим выдвижение. Но градация как фигура мысли может реализоваться и в одном предложении. «Мне кажется, что мы не склонны к сосредоточенности, не любим ее, мы далее к ней отрицательно относимся» (И.П. Павлов). Данную градацию образуют три сказуемых: не склонны, не любим, отрицательно относимся. Частица «даже» усиливает градацию. Эта градация близка по функции к коррекции. Ученый не сразу, а постепенно раскрывает нашу неприязнь к сосредоточенности. «Когда проекты злых людей или агрессивные помыслы могущественных государств разбивают на части структуру цивилизованного общества, скромные простые люди поставлены перед трудностями, с которыми они не могут справляться. Для них все искажено, все нарушено, стерто в порошок» (У. Черчилль). Последнее предложение построено на градации. Черчилль использует также и бессоюзие, что очень уместно в градациях такого рода и типично для них (ср.: «Для этих людей все искажено, нарушено и стерто в порошок»). Оставив на совести переводчика не совсем уместное слово «структура», можно констатировать, что процитированный пассаж удачен в риторическом отношении. В зависимости от нарастания или убывания выделенного признака различают восходящую градацию (или климакс, что в переводе означает «лестница») и нисходящую градацию (антиклимакс). Иногда в градации климакс сочетается с антиклимаксом, что делает ее похожей на прием обманутого ожидания. Таков, например, подзаголовок в «Новой газете»: «...история о любви, мужестве, доброте и страшной случайности». Любовь, мужество и доброта образуют восходящую градацию, случайность же не вписывается в этот ряд. Чаще всего комбинация восходящей и нисходящей градаций используется иронически: «Он орел, тигр, лев – словом, животное». Такая градация называется еще разрядкой. Следует отметить, что отсутствие градации в перечислениях иногда сбивает пафос, создает впечатление канцелярского стиля. «Пенсионеры, инвалиды, бюджетники, малообеспеченные граждане становятся объектом Вашего внимания только в период выборов». Это предложение взято из открытого письма, которое кандидат на пост губернатора адресует действующему губернатору (мы еще вернемся к анализу этого письма в разделе «Возможности политической риторики»). Перечень категорий лиц, о которых не заботится губернатор, сух до смешного. Налицо смешение публицистического и канцелярского стилей. В открытом письме как в пафосном документе такому перечню, конечно, не место. В какой-то степени эту фразу мог бы спасти другой порядок слов: «Бедняки, пенсионеры, инвалиды». Во-первых, трехчленная градация убедительней четырехчленной. Во-вторых, оборот «малообеспеченные граждане» – очень невыразителен. В-третьих, «бюджетники» вообще выпадают из смыслового ряда, так что вся градация напоминает тест «Вычеркни лишнее слово». Если же такая категория избирателей, как бюджетники, почему либо важна для автора письма, то надо строить другой ряд или писать о них отдельно. Фигуры контраста – мощное подспорье риторики. Контраст заостряет мысль, помогает организовать текст или его часть, благодаря чему фигуры контраста, особенно антитезы, используются как текстообразующие средства. Антитеза весьма многогранна. Интересными ее видами являются парадиастола и диафора, они заставляют вдуматься в противопоставление. Внимания изучающего риторику заслуживают и всевозможные виды грамматической антитезы – от полиптота до противопоставления видовых и временных форм. Несколько в стороне в этой группе стоит коррекция, используемая точечно. Градация подобна антитезе тем, что обладает ярко выраженной текстообразующей функцией.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Фигуры мысли. Контраст» з дисципліни «Політична риторика»
