Успехи механики и соответствующей техники порождали "безграничные надежды относительно силы науки и возможности обеспечить счастье человечества"; нередко считали, что нужно лишь твердо следовать Разуму, "не впадать в метафизику, мистику и суеверия", и в описании всей природы, жизни, общества можно быстро достигнуть такого же прогресса, какой достигнут после Ньютона в небесной механике; можно описать таким образом все явления "от падения камня до мечты поэта" [49]. "Безганичные надежды относительно силы науки" проявлялись, в частности, в убеждении, что подобным же образом можно понять, а затем успешно и радикально перестроить и модернизировать, например, семейные и общественные отношения, и вообще всю жизнь и окружающую природу; заменить, например, естественную пищу эффективной искусственной, при искусственном питании, и др. (после кризисов вместо искусственного питания идеалом часто считается возможно более натуральная и менее переработанная пища древнего человека). С такими "безграничными надеждами" связаны также смелость и радикальность ряда социальных теорий Х1Х века. Однако к настоящему времени в различных областях науки и соответствующей практики произошел целый ряд "кризисов" и "катастроф" - физических, экологических, социальных, медицинских и др. Теперь возможности научного метода в целом часто оцениваются значительно более сдержанно: "Когда наука была молодой ( Во времена "молодой науки" число физиков во всём мире не превышало нескольких сотен; во время "революции в физике" в начале ХХ века их было около 3000 (оценки [17]). В настоящее время в мире порядка 5 млн научных работников. Создается впечатление, что темпы прогресса в важнейших областях мало зависят от того, исчисляется ли количество ученых сотнями или миллионами.) и одерживала первые успехи, у неё закружилась голова от собственного мнимого всесилия, и она объявила свою монополию на истину. Сейчас, войдя в пору зрелости".., наука отходит от этого взгляда [45]. В частности, социальные теории, построенные в ХХ веке, часто являются уже не столь смелыми. Это напоминает осознание того рассмотренного выше факта, что мы значительно дальше от понимания молекулярного механизма плавления-кристаллизации и фазовых переходов, чем казалось в начале века. В настоящее время уже не имеют успеха механистические объяснения таких явлений, как "мечта поэта" или социальные процессы. Во многих случаях теперь более значительное место отводят другим (кроме научного) методам познания мира - художественному, философскому, религиозному, методам обыденного мышления и "здравого смысла" [40,45,47,48]. В нашей стране после кризиса социальной идеологии 80-х годов резко возросли интерес и доверие к мистическим и религиозным концепциям. Нередко считается, что современный научный метод оказался удивительно плодотворным, но его мощь очевидна лишь в узкой области, около "эпицентра" - механики материальных точек (в настоящее время - квантовой релятивистской механики полей и частиц). Может быть, мы не имеем ничего столь же качественно нового по сравнению с древностью, кроме результатов для систем взаимодействующих частиц. Опасно верить в силу науки вне этой области, основываясь на успехах в "эпицентре". После кризисов развивается представление, что наука не столько познает Природу, сколько создает параллельную, "собственную", или Вторую Природу - технику, построенную на основе науки и поэтому изначально понятную. Не столько совершенствуются существовавшие приемы труда, сколько создаются новые, более продуктивные. Те основные вопросы, из анализа которых вырос современный научный метод (эволюция систем материальных точек и др.), не занимают сколько-нибудь заметного места в мышлении донаучного или вненаучного человека; они приобрели большое значение лишь потому, что наука и техника открыли здесь большие возможности. Наука не столько отвечала на традиционные вопросы мышления, сколько создала параллельную традиционной новую перспективную сферу мышления. При попытках отвечать на "вечные" вопросы (о Жизни и Смерти, о Счастье, о Боге, о Душе, Природе в целом и др.) научный метод оказывается малопродуктивным, а "научные" рассуждения качественно трудно отличить от бытовых. Практически всюду, где не удается прямо применить результаты традиционной модели, не оправдываются порожденные ее успехами "безграничные надежды". Оказывается легче открыть новую (научно-техническую) сферу мышления, Вторую Природу, параллельную Первой, и новую сферу более производительного труда, чем усовершенствовать и продвинуть мышление по существующим направлениям, глубже понять существующую Природу, повысить эффективность известных видов труда. В этом смысле легче создать нового человека, нежели просветить или усовершенствовать донаучного человека. При современном научном образовании и перенесении жизни в техногенную среду уже нелегко "реконструировать" мышление донаучного или вненаучного человека. Отсюда - мотивы ностальгии об убывающем "естественном" человеке, о том, что мы движемся к обществу "киборгов", и др. В ряде концепций наука не включается в сферу Духовного, ее трактуют лишь как одно из средств создания материального комфорта. По мере удаления от механики материальных точек (от "эпицентра") мощь научного метода уменьшается, а его специфика становится менее выраженной; увеличивается количество переходных форм, сочетающих элементы научного и иных методов. Примерами переходных форм считаются, например, исследовательские работы по искусству или религии; исторические романы; научно-популярные книги, в которых присутствуют элементы художественного изложения научного материала. Часто бывает трудно отграничить научное исследование от художественного постижения, от религиозного откровения или от бытового освоения новых форм работы или жизни. К переходным научно-художественным формам можно отнести, видимо, основные произведения А.И.Солженицына, в частности, "Архипелаг Гулаг. Опыт художественного исследования". Гумилев Л.Н. применяет в исторических исследованиях методы естественных наук, так как наука гуманитарная "..описывает не то, что существует в действительности, а то, что человек воспринимает и на что он реагирует"; однако большой успех его книг обеспечен также и ярким художественным изложением материала истории. Даже в данной книге в некоторых разделах потребовалось отойти от обычного "строгого" изложения. Согласно О. Шпенглеру [63], для познания истории необходимо скорее художественное постижение, а не научное исследование; ошибкой является то, что познание истории "...заимствует свои методы почти исключительно из той единственной области области знания, где методы познания подверглись строгой разработке, а именно из физики" [63]. Возможно, предпочтительнее мнение, согласно которому сам творческий акт скорее одинаков в различных областях, а их отличия связаны больше с методами "оформления" и "передачи" полученных результатов, с теми способами, которыми автор убеждает других, передает им познанное. Для нашей темы важен тот факт, что естественно-научная картина мира, построенная на обсуждаемой традиционной модели, входит в Х1Х веке в самые широкие философские и социальные системы. Традиционная модель в значительной мере распространялась через философию, и в ее рамках приобретала более широкое, мировоззренческое, идеологическое толкование. Поэтому неудивителен тот факт, что молекулярную модель плавления можно встретить, например, в "Диалектике природы" Энгельса: "Теплота приводит молекулы твердых тел в колебание и этим ослабляет связь отдельных молекул, пока, наконец, не наступает переход в жидкое состояние" [46]. Сен-Симон считал, что он построил историю как социальную физику, на едином принципе, подобном всемирному тяготению. Совершенное общество будущего управляется, по его проекту, Великим Ньютоновским Советом. Предусмотрены и Храмы Ньютона (или Храмы Разума); религия приближается к культу Науки. Во время Французской революции католические храмы (в частности, Нотр-Дам) преобразовывались в Храмы Высшего Существа. Согласно [49], "Анархия есть мировоззрение, основанное на механическом (лучше было бы сказать, кинетическом) понимании явлений, охватывающее всю природу, включая и жизнь человеческих обществ ... механические явления достаточны нам для объяснения всей жизни органической, умственной и общественной". Большое влияние на общественное мышление в Европе и в России оказала книга Бюхнера "Вещество и сила" ("Stoff und Kraft"), излагающая атомистическо-материалистическую философию. В романе "Отцы и дети" философия этой книги оказывается близкой взглядам героя-нигилиста. Позднее Бюхнера, Фогта и Молешотта относили к числу вульгарных материалистов. По мере развития "кризисов" и "катастроф" к вульгарному (то есть чрезмерно радикальному) материализму относили и другие концепции, потерпевшие неудачу. Когда произошла "революция в физике", ряд идеологов социальных движений сочли необходимым ее философское осмысление; ряд книг и статей об этой "революции" был написан политическими деятелями. Таким образом, обсуждаемая традиционная молекулярная модель вещества прошла длительную эволюцию в составе научной картины мира и естественно-научной философии, тесно соприкасаясь с основными направлениями философского мышления Х1Х и ХХ веков. При этом усиливался её мировоззренческий, идеологический аспект. В физических и социальных ломках идеологии выявляется много общего. Следует отметить, что физики нередко протестовали против философских расширительных истолкований их результатов. Известны такие выступления Ньютона, Планка, Борна и других [44]. По выражению Р.Фейнмана, "эти философы всегда топчутся около нас, они мельтешат на обочинах науки, то и дело пытаясь сообщить нам что-то. Но они никогда не понимали всей тонкости и глубины наших проблем" [12]. Таким образом, наша приверженность традиционной молекулярной модели, с которой приходится сталкиваться в этой книге, имеет глубокие мировоззренческие философские основания; эта приверженность тесно связана со всей научной идеологией.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «КРИЗИСЫ В РАЗНЫХ ОБЛАСТЯХ ИССЛЕДОВАНИЯ» з дисципліни «Про кризу кінетичної теорії рідини і затвердіння»
