В начале XXI века проблема меньшинств на Ближнем и Среднем Востоке стоит острее, чем в конце XIX. Практика халифов, Чингисидов и оттоманских султанов, позволявшая им управлять огромными территориями, опираясь на кочевые племена, державшие в узде брожение городов, и иноверцев, составлявших торговые меньшинства, ушла в прошлое. Для большинства сегодняшних стран БСВ еретик хуже иноверца, хотя участь иноверцев и инородцев оставляет желать лучшего. Век с небольшим назад в Британской и Французской колониальных империях, султанской Турции и шахской Персии место было для всех. Национальные и религиозные меньшинства, горожане и жители деревень, оседлое население и кочевые племена составляли сравнительную мозаику, элементы которой находились в сложных отношениях друг с другом. Они враждовали и конкурировали между собой, некоторые выпадали из одной имперской системы и переходили в другую, но за исключением коротких периодов всеобщего разрушения и распада основ сами системы оставались многомерными, позволяя существовать всем составляющим их группам. Лояльность к правителю и его наместникам в большинстве случаев была достаточным основанием для права на жизнь. Система налогов, узаконившая повышенные сборы с немусульман, шариат и традиционное право закрепляли стабильность. Немногочисленная правящая элита, колониальная и местная, нуждалась в меньшинствах, умело противопоставляя их основному населению. Они организовывали торговлю и сбор налогов. Служили в администрации и выступали посредниками в отношениях с метрополиями. Из них набирались элитные части, охранявшие правителя и столицу. Они контролировали границы – особенно замиренные кочевые племена. Вероисповедание, национальные обычаи и внутренняя система управления меньшинств для империй значения не имели. ХХ век обрушил все это – вместе с самими империями. Возникновение на их руинах национальных государств изменило статус этнических меньшинств. Теократизация этих государств стала началом конца меньшинств религиозных. Демократизация политической жизни – сначала светская, затем исламская, означала переход институтов управления под контроль большинства и распространение образования в широких кругах населения – за счет вытеснения и уничтожения прежних элит, в первую очередь представителей все тех же меньшинств. Историческое ядро Оттоманской Порты прошло через этот процесс одновременно с АвстроВенгрией, в первой половине ХХ века. Остальной регион – во второй половине того же столетия. Представители национальных и религиозных меньшинств играли серьезную роль во всех революционных и реформистских движениях БСВ. Однако победа этих движений, как и в Европе, обозначила для подавляющего большинства этих людей не новые горизонты, а крах мира, в котором их безопасное существование было возможным. Переход власти на территории БСВ под контроль военных хунт и авторитарных режимов на протяжении всего ХХ столетия сопровождался конфискациями и национализацией, этническими и религиозными погромами и чистками, следствием которых был исход меньшинств. Механизм этого исхода был разным, зависел от особенностей жизни той или иной группы населения в конкретной стране, ее отношений с внешним миром и готовности этого мира вмешаться в происходящее, но общие закономерности везде были одними и теми же. Итальянцы, французы, англичане, немцы и другие представители европейских держав вернулись в Европу или эмигрировали за пределы региона. Турецкие армяне были уничтожены или бежали, частью в Иран и арабские провинции Порты, ставшие независимыми государствами. Греки были выселены за пределы Турции. Евреи почти полностью эмигрировали из всех стран региона в Европу, Северную и Южную Америку и Израиль. Эмиграция стала лучшим, а иногда единственно возможным выходом для парсов, бахаистов, ахмадийя, сабиев и других малых групп. Не стали исключением и христиане, число которых с 25–30 % населения БСВ в начале ХХ века к концу его сократилось до 10 % в Египте и значительно меньших долей в таких странах и регионах, бывших колыбелью восточного христианства, как Ирак, Ливан и Палестина. По завершении описываемого процесса регион потерял миллионы человек, включая значительную часть интеллектуальной и предпринимательской элиты. В конечном счете, помимо Израиля и Кипра, сравнительно безопасными для упомянутых выше меньшинств в регионе остались авторитарные Сирия и Ирак (до свержения режима Саддама Хусейна), традиционно открытые для иностранцев малые монархии Персидского залива, а также Иран, по завершении в этой стране активной фазы исламской революции. Причем процессы эти были характерны не только для Ближнего Востока. В описываемый период европейцы, китайцы, индусы и арабы вынуждены были бежать из колоний, на протяжении столетий бывших их домом. Европейцы и китайцы покидали французские колонии в Индокитае. Европейцы – британские колонии в Индии. Европейцы, арабы, индусы и китайцы – британские в ЮгоВосточной Азии и Тропической Африке, а также голландские в Индонезии. Сама проблема ближневосточных меньшинств никуда не делась после того, как часть их исчезла или сократилась до минимальных размеров. В новых условиях меньшинствами оказались насчитывающие десятки миллионов человек берберы и курды, борьба которых за национальную автономию привела к взрыву сепаратизма, поставив под угрозу существование таких государств, как Алжир, Турция и Ирак. Одним из ключевых факторов, формирующих политическую повестку региона, к концу ХХ века стало противостояние шиитов и суннитов. Притеснение шиитов в суннитских регионах и суннитов в шиитских, в первую очередь Иране – характерная особенность БСВ. Проблема шиитосуннитского противостояния отличается от страны к стране и от общины к общине. Позиции исмаилитов и представителей суфийских орденов не слишком устойчивы на большей части БСВ. Положение друзов Ливана и Сирии, ибадитов Омана и зейдитов Йемена стабильно. Сирийские алавиты пока еще правят страной с большинством суннитского населения, а суннитская династия Бахрейна – шиитским большинством. Ослабление с конца 70х годов прошлого века традиционных монархий и авторитарных военизированных ближневосточных режимов, опиравшихся на национализм в сочетании с апелляцией к местным традициям (включая религиозные ордена, племенные и клановые связи), исламу и социализму (или этатизму), открыло дорогу к власти радикаламисламистам, обострив противостояние государства с меньшинствами. Исламская революция и политический ислам, сменившие в начале ХХI века социалистическую революцию и социалистическую систему в борьбе за насильственное переустройство мира, реализовались в рамках двух проектов: шиитского и суннитского. Олицетворением первого стала исламская революция в Иране и ее противостояние с Израилем, Западом, суннитскими радикалами, монархиями и светскими автократиями арабского мира: Ираком, Египтом, Саудовской Аравией и ОАЭ. Инструментами этого противостояния стали палестинский ХАМАС (до обострения ситуации в Сирии), ливанская «Хизболла» и йеменские хоуситы. Символом второго проекта стала «АльКаида», ее союзники и клоны: афганские и пенджабские талибы, центральноазиатские «ХизбутТахрир» и «Джамаат Ислами», сомалийские «АшШабаб» и «Ахль Сунна вальДжамаа», «АльКаида в странах исламского Магриба» и «АльКаида на Аравийском полуострове», египетские «Братьямусульмане», пакистанская «Лашкар иТойба» и другие. В теории этот «зеленый интернационал» организован для борьбы с тем же Израилем и построения всемирного Халифата. На практике воюет с Западом, правительствами исламских стран, шиитами, немусульманскими общинами стран исламского мира и государствами, «угнетающими мусульман», включая Китай, Индию и Россию. Шиитский проект исламской революции был реализован в рамках централизованной государственной политики. Суннитский до самого последнего времени осуществляло сообщество не имеющих единого центра, автономных, находящихся на самофинансировании организаций и групп, хотя эволюция турецкой Партии справедливости и развития дает основания говорить о поддержке со стороны ПСР смягченного варианта именно суннитского исламского проекта. В случае расставания Турции с кемализмом и ее окончательного присоединения к миру исламской политики эта страна, конкурируя с Саудовской Аравией и Египтом, имеет все шансы занять положение идеологического и геополитического противовеса Ирана – традиционное для нее на протяжении последних пяти веков. Даже поверхностное описание конфликтного потенциала БСВ, связанного с проблемой меньшинств, оставляет мало сомнений в том, что она имеет для региона такое же значение, как межгосударственные конфликты, отношения с бывшими метрополиями, демографический, социальный и экологический кризисы, являясь их неотъемлемой частью, а иногда – первопричиной и основой. Границы империй разделяли курдов и берберов, загава и беджа, пуштунов и белуджей, азербайджанцев и армян, но это было объяснимо и ощущалось не столь болезненно: существование в имперской модели имело свои преимущества для всех. Национальные государства, которые одни народы получили, другим они были обещаны, а третьи не только не имели никаких шансов на реализацию своих амбиций, но и подверглись дискриминации, поставили новые вопросы. Курды, армяне и греки не получили государств, гарантированных им в 1920 г. согласно Севрскому договору, но Армения и Греция существовали – пусть в урезанных границах, а Курдистан, разделенный между Ираном, Ираком, Сирией и Турцией, так и не возник: Мехабадская республика 1945–1947 годов была разгромлена, соглашение об автономии в составе Ирака 1970 г. не выполнено. Вошедшие в состав Пакистана белуджи оказались на вторых ролях в стране, правящую элиту которой составляли выходцы из Пенджаба, Синда и беженцы из Индии – мухаджиры. Афганских белуджей оттеснили от власти пуштуны и таджики, а в Иране они не могли конкурировать с персами и азербайджанцами. Берберы Марокко сохранили привилегированное положение, которое занимали при французах, но алжирские, несмотря на активное участие в борьбе за независимость, были оттеснены от власти. Некоторые из представителей этих народов смогли эмигрировать: курды – в Германию, белуджи – в Великобританию и Оман, берберы – во Францию, но огромному большинству, в отличие от европейцев и представителей торговых меньшинств, уезжать было просто некуда. Как следствие проблема Западной Сахары и войны с партизанами«сахрави» Фронта ПОЛИСАРИО, действующими с территории Алжира, – главная проблема современного Марокко. Борьба алжирских берберов, поддерживаемых Францией и в скрытой форме Марокко против арабизации, осложняющая противостояние армии с исламистами в длящейся второе десятилетие гражданской войне, – одна из главных проблем Алжира. Восстание туарегов – «Вторая туарегская война», которая, как и столкновения племен в Судане и Чаде, во многом была срежиссирована Ливией, и «талибанизация» Сахеля ставят под вопрос стабильность внутренних районов всей бывшей Французской Северной Африки. Конфликт «белых» и «черных мавров», проявлением которых является рабство, формально запрещенное еще в 1980 г., и борьба мавров и «африканцев» за правобережье реки Сенегал дестабилизируют Мавританию. Успех террористических атак исламских радикалов на еврейские общины Марокко, Туниса и Турции демонстрирует бессилие властей этих стран в борьбе с местными «каидистами». Официальный Египет не может защитить от местных исламистов последнюю крупную христианскую общину БСВ – коптов, с трудом справляется с недовольством нубийцев и беджа, осложняемым пограничным спором с Суданом вокруг «треугольника Халаиб», и практически не контролирует Синай, бедуины которого противостоят египетской армии при открытой поддержке Ирана и «АльКаиды». В Судане наступление Сахары, спровоцировавшее войну племен в Дарфуре, увеличило угрозу продолжения распада страны, вслед за референдумом 2011 г., увековечившим противостояние исламского севера с христианским и анимистским югом, урегулировать которое пытались США, Франция, Россия, Китай, Катар, Египет, Ливия, Африканский Союз и ООН. Этноконфессиональное соперничество в Эритрее меркнет на фоне войны «всех против всех» в переставшем существовать в качестве единого государства Сомали. Непосредственными участниками конфликтов на Африканском Роге являются Эфиопия и суннитский «зеленый интернационал» при активной закулисной деятельности Ирана. Помимо проблемы сомалийских беженцев, живущих в Йемене, соперничество Ирана и Саудовской Аравии за влияние в этой стране спровоцировало конфликт с КСА зейдитских племен Северного Йемена, справиться с которыми правительство Саны оказалось так же неспособно, как и с сепаратистами Йемена Южного. В Саудовской Аравии, атакуемой изнутри «членами заблудшей секты», под вопросом лояльность шиитов Восточной провинции и зейдитского Ассира. Поддерживаемое Ираном соперничество шиитов и суннитов в малых монархиях Персидского залива осложняется демографическим дисбалансом между их гражданами и выходцами из стран арабского мира, Южной и ЮгоВосточной Азии, составляющими абсолютное большинство населения. Единственной страной Аравийского полуострова, в которой проблема меньшинств неактуальна, является Султанат Оман, в 80е годы погасивший конфликт в Дофаре, поддерживавшийся Южным Йеменом, СССР и КНР. Проблема Израиля – отношения с палестинцами территорий и нелояльной к государству частью арабовмусульман, имеющих израильское гражданство. Вражда этноконфессиональных групп в Ливане, на ситуацию в котором влияют США, Франция, Саудовская Аравия, Сирия и Иран, остро проявляется в конфликте с живущими на территории страны палестинцами и противостоянии суннитов, друзов, христиан и шиитов – в том числе внутри этих общин. Сирия, подавив в 80е годы выступления исламистов, смогла взять под контроль курдов, палестинских и иракских беженцев, но загнанные в подполье на несколько десятилетий внутренние противоречия сегодня взрывают эту страну. Основные проблемы Ирака – противостояние арабов и курдов, создавших на севере страны квазигосударство, а также суннитов и шиитов. Туркоманы, палестинцы, христиане всех толков, йезиды и другие национальные и конфессиональные меньшинства в постсаддамовском Ираке дискриминируются, являются объектом преследований и эмигрируют из страны. Значительное число беженцев и перемещенных лиц, конфликты между местными суннитскими племенами и «АльКаидой», шиитскими шейхами и группами шиитов, ориентирующихся на Иран, осложняют отношения меньшинств Ирака. Проблема осложнится после ухода из страны воинского контингента США и неизбежного последующего раздела Ирака на зоны влияния Ирана и Турции. Для правящего режима Хашимитской Иордании, опирающегося на бедуинские кланы, черкесов и чеченцев, проблемной частью населения являются палестинцы, составляющие большинство населения страны. Турция на протяжении десятилетий подавляет курдский национализм, грозящий самому существованию страны. Отказ в признании ираноязычных курдов народом, язык, алфавит, обычаи и национальные праздники которого отличаются от принятых у тюркоязычных турок, сочетается с попытками руководства ПСР продемонстрировать готовность смягчения политики в отношении курдов и других национальных меньшинств Турции. При этом война с РПК, террористическая деятельность которой вкупе с контртеррористическими акциями турецкой армии унесли более 45 тысяч жизней, ведется не только на территории Турции, но в и Иракском Курдистане. Обострение в 70х годах на Кипре проблемы турецкого меньшинства привело к оккупации Северного Кипра турецкой армией, которая до сих пор контролирует его территорию. Решение проблем конфессиональных меньшинств Ирана включало законодательную регуляцию жизни и общественнополитической деятельности евреев, парсов и христиан, игнорирование суннитов и подавление бахаистов и йезидов. Поразному решались в ИРИ проблемы сосуществования персов с арабами Хузестана, тюркоязычными азербайджанцами и туркменами, курдами, лурами, белуджами и представителями других ираноязычных групп. Выступления жителей национальных окраин Ирана, спровоцированные исламской революцией 1979 г., войной с Ираком и памятью о просоветских Гилянской республике 20х и Мехабадской 40х годов, были подавлены. Азербайджанцы – наиболее крупное и влиятельное меньшинство, были инкорпорированы во властные структуры, включая высший уровень. Прочие этнические группы получили представительство в местных органах власти. Антиправительственные выступления племен на восточной, афганопакистанской границе, контроль над которой Тегеран установил только в конце 60х – начале 70х годов, подавляются Корпусом стражей исламской революции. В первую очередь это касается племен и кланов, контролирующих каналы доставки наркотиков из Афганистана, и террористовбелуджей из радикальной суннитской организации «Джандалла». Проблема религиозных и национальных меньшинств Афганистана – проблема войны «всех против всех». Баланс, существовавший в Афганистане до конца 70х годов прошлого века, в рамках которого государственнообразующую роль играли пуштуны, в первую очередь племена дуррани и гильзаи, необратимо разрушился за 30 лет войны. Талибы, «афганские арабы» и представители других иностранных исламистских групп, входящих в «АльКаиду» или действующих самостоятельно; шейхи и муллы, ориентированные на Пакистан или Иран; племена, поддерживающие отношения с США и их партнерами по НАТО или борющиеся с ними, составляют сложнейшую мозаику, объединяемую единственным фактором: производством и экспортом наркотиков. Афганистан целиком состоит из меньшинств, и все его проблемы – проблемы этих меньшинств, их отношений между собой и с соседними странами. Афганистан оказывает разрушительное воздействие на Пакистан, граница с которым не существует ни дефакто, ни деюре: срок действия соглашения, согласно которому «линия Дюранда» в 1893 г. отделила Британскую Индию от Афганистана, истек. Традиционные для Исламабада проблемы сепаратизма в Синде и Белуджистане, противостояния с Индией изза Кашмира, миллионов беженцев и перемещенных лиц из Афганистана, терактов, организуемых радикальными исламистами против шиитов, христиан и других религиозных общин, противостояния армейского руководства с юридическим истеблишментом и оппозиционными партиями, в последние годы обострились. Военные действия против исламистов в СевероЗападной Пограничной Провинции, на «территории племен», не только стали причиной появления 2,5 миллиона новых беженцев, но и перенесли террористическую активность во внутренние районы Пакистана, включая крупнейшие города, военные и ядерные объекты. Каждая из перечисленных выше стран имеет присущие только ей особенности, но общие закономерности, присущие всему региону, хорошо заметны. Одна из них – зависимость энергетических проектов от решения проблем меньшинств. Сепаратизм белуджей представляет опасность для проекта иранопакистанского газопровода. Террористическая деятельность курдов угрожает сорвать поставки в Турцию газа и нефти из Ирана и Ирака. Стратегический характер этих проектов для Турции, ИРИ и Пакистана хорошо объясняет, почему Анкара, Тегеран и Исламабад проявляют такое упорство в замирении этих территорий. Другая закономерность – проблема племен, значимая не только для Африки, но и для стран БСВ. Традиционно игнорируемый политкорректным Западом трайбализм имеет важнейшее значение для понимания идущих в регионе процессов, включая происходящее в арабском мире, зоне АфПака и граничащем с ней Восточном Иране. Глобализация, обеспечив доступ к новейшему вооружению и средствам связи традиционных социумов, превратила проблему меньшинств в проблему негосударственных вооруженных формирований повышенной боеспособности. Предоставив в 80е годы афганским моджахедам спецсредства для борьбы с СССР и обучив их современным методам ведения боя, Запад открыл ящик Пандоры, заложив фундамент не только международного терроризма, но и проблем «войны с террором». В ходе этой войны племя на равных противостоит подразделению коммандос, деревня превращается в укрепрайон с эшелонированной обороной, а пиратский «москитный флот» парализует океанские коммуникации. Столкновения с противником такого рода американской армии и ее партнеров по коалиции в Ираке и Афганистане, израильского ЦАХАЛа в Южном Ливане и секторе Газа, международной военноморской группировки в западной части акватории Индийского океана выявили необходимость серьезной корректировки стратегии и тактики ведения военных действий. Главным условием победы государства в войне такого рода является изоляция противника и лишение его поддержки извне. Партизанские группировки не могут противостоять регулярной армии на протяжении длительного времени, не получая оружия и боеприпасов. Главным условием их выживания является поддержка со стороны страны, способной организовать снабжение и обучение их личного состава на уровне, сопоставимом с армией, против которой они воюют. В противостоянии с Израилем такой страной, организующей против него «войны по доверенности», которые ведут ХАМАС и «Хизболла», является Иран. Другим примером успешной операции такого рода можно считать упомянутый выше захват саудовской территории йеменскими хоуситами. В 80е годы советский контингент в Афганистане воевал с противником, которого поддерживал весь исламский мир, Запад и Китай. Сегодняшних талибов не поддерживает ни одна «великая держава», и главные проблемы, с которым сталкивается западная коалиция в Афганистане, – определение целей и методов ведения войны. Последняя не может вестись как «гуманитарная операция», не выигрывается без жертв, в том числе среди гражданского населения, и не имеет шансов на успех, когда ресурсы, сроки действий и полномочия командования действующей армии изначально ограничены. При этом, как показывает опыт Израиля, альянс антиглобалистов, активистов пацифистских движений, политиков левого толка и исламистов успешно противостоит попыткам подавления террористических движений в международных организациях и на дипломатической арене и способен проводить эффективные операции, примером которой является «Флотилия свободы». Успешно вести военные действия с иррегулярным противником можно, только действуя с достаточной степенью жесткости на протяжении всего периода времени, который нужен для его полного разгрома, игнорируя попытки прервать операцию «во имя соблюдения прав человека». Это сделало руководство ШриЛанки, разгромив «Тигров ТамилИлана» в кровопролитной, непрерывной и сравнительно короткой кампании, подчиненной единственно принципу военной целесообразности, после десятилетий безуспешного противостояния по правилам «мирового сообщества». Так действовал и Китай в борьбе с сепаратизмом в СиньцзянУйгурском автономном районе и Тибете. Еще одна составляющая успеха в решении проблемы меньшинств – физическое присутствие на спорной территории, длительный контроль над действующей там системой образования и СМИ и формирование лояльной «центру» национальной и конфессиональной элиты. Именно это сделала Москва в Чечне, Тегеран в иранском Азербайджане и не сделал Иерусалим в Палестине. Попытка дистанцироваться от непосредственного участия в решении проблемы, передоверив упомянутые функции «мировому сообществу», «коспонсорам» или «международным организациям», лишь выводит конфликт на новый уровень и увековечивает его, тем более что задачей «миротворцев», как правило, является не разрешение конфликта, а сам процесс. Последним фактором, который следует упомянуть в контексте решения проблем меньшинств, учитывая то, что способные самостоятельно решать эту задачу торговые меньшинства регион большей частью покинули, является экономика. Вопрос не в том, чтобы проблема была «завалена деньгами», как это принято в современной западной или российской практике: эти средства, в конечном счете, не будут инвестированы в реальный сектор, но неизбежно приватизированы верхушкой приближенных к «центру» местных правящих кланов. В лучшем случае они будут украдены или пойдут на организацию наркоторговли, в худшем будут израсходованы сепаратистами на террористическую и военнодиверсионную деятельность. Пример Афганистана, Ирака, Палестины, ряда других стран и территорий в данном случае однозначен. Организация эффективной системы управления и прозрачной экономики, способной вывести депрессивные регионы проживания меньшинств современного БСВ на самофинансирование, – реальная задача в случае проведения в жизнь долгосрочной стратегии. К сожалению, стратегию эту в регионе в настоящее время демонстрирует на собственных окраинах один лишь Китай.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Конфликты внутренние: религии и народы» з дисципліни «Росія і Близький Схід»
