Несмотря на растущую конкуренцию, Индия становится ближе к Китаю в том, что касается их роли на мировой сцене. Индия отбросила самоуверенность эпохи Неру, равно как и отказалась от воинственной позиции, свойственной правительству Индиры Ганди. Вместо этого Индия проводит политику национального приоритета, предоставляя информацию о ее внешней и внутренней политике. Премьер-министр Манмохан Сингх неоднократно формулировал цель внешней политики Индии - мир и стабильность, способствующие развитию, - которая похожа на ту, что озвучил Пекин. Индийские политики значительно лучше, чем раньше, осознают серьезность тех вызовов, которые стоят перед ог- 169 ромным развивающимся обществом - причем демократическим обществом, в котором внутреннее давление ощущается быстрее и глубже, - и потому фокусируются главным образом на внутренних проблемах. Внешняя политика рассматривается как способ разобраться с этими первостепенными вопросами. Это напряжение -речь идет о мировой державе, которая при этом очень бедна- будет ограничивать международную активность Индии. В частности, это будет означать, что Индия не станет активно заниматься стратегическим уравновешиванием Китая, который становится ее главным торговым партнером. Есть еще и индийская культура, с ее собственными фундаментальными взглядами и видением мира. Приверженцы индуизма, как и конфуцианцы, не верят в Бога. Они верят в сотни тысяч богов. Каждая индуистская каста и подкаста верит в своего бога, богиню или священное существо. Каждая семья придумывает свое толкование индуизма. Вы можете выказывать уважение к одним верованиям и отвергать другие. Можно вообще ни в кого не верить. Можно быть вегетарианцем или же есть мясо. Можно молиться, можно не молиться. Ни один из этих вариантов не свидетельствует о том, являетесь ли вы приверженцем индуизма, или нет. Здесь нет ереси или отступничества, потому что отсутствует базовый набор верований, нет догмата, нет заповедей. Ничто не обязательно, ничто не запрещено. Сэр Моньер Моньер-Уильямс, профессор санскрита Оксфордского университета с 1860 по 1899 год, был, по-видимому, первым представителем Запада, всесторонне изучившим индуизм. Родившийся в Бомбее, он основал в Оксфорде индийский факультет, ставший полигоном для будущих лидеров Британской Индии. Его книга «Индуизм», впервые опубликованная в 1877 году, основана на древних санскритских текстах и понимании современного индуизма. Он писал: «Индуизм толерантен... В нем есть духовный и материальный аспекты, он эзотеричен и экзотеричен, субъективен и объективен, рационален и иррационален, непорочен и непристоен. Его можно сравнить с гигантским многоугольником... Одна его сторона для прагматиков, другая - для суровых моралистов, еще одна - для людей набож- 170 ных и творческих, другая - для чувственных и похотливых, следующая - для философов и мыслителей. Те, кому важны ритуалы и церемонии, найдут его самодостаточным; тем, кто отрицает силу труда и находит все необходимое в вере, нет надобности покидать его пределы; приверженцы чувственных удовольствий могут удовлетворить в нем свои аппетиты; те же, кто находят сладость в мыслях о природе бога и человека, о связи материи и духа, о тайне индивидуального существования и происхождении зла, могут утолить здесь свою жажду размышлений. И эта способность расширяться почти беспредельно приводит к бесконечному делению его на множество сект даже среди последователей какого-то одного учения». Самый выдающийся пример поглощающей силы индуизма - то, как он включил в себя буддизм. Будда был индийцем, и буддизм возник в Индии, но сегодня в стране, по сути, буддизма нет. Это произошло не вследствие гонений на него, скорее наоборот: индуизм целиком включил в себя послание буддизма, поглотив таким образом это вероисповедание. Сегодня в поисках буддистов надо отправляться за тысячу миль от места, где он возник, и оказаться в Корее, Индонезии и Японии. Бенгальский писатель Нирад Чаудхури пришел в ярость от сложности индуизма: «Чем больше углубляешься в тонкости этой религии, тем больше она сбивает с толку, - писал он. - Дело даже не в том, что невозможно сформулировать ясное рациональное представление обо всем комплексе - невозможно даже вынести из него вразумительную эмоциональную реакцию»8. Индуизм и не религия в авраамическом смысле, а вольная философия, - та, у которой нет ответов, но одни лишь вопросы. Ее единственный ясный руководящий принцип - неоднозначность. В самом важном тексте индуизма «Ригведе» есть свой центральный стих, это Гимн Творению. В частности, в нем говорится: «Кто вправду знает - и может в этом поклясться, ~ Как появилось творение, когда и где! Даже боги явились после дня творения, 171 Кто вправду знает, кто может честно сказать, Когда и как началось творение? Это начал Он ? Или не Он ? Только Тот, кто наверху, может быть, знает; Или, может быть, не знает даже Он». Сравните это с уверенным тоном Книги Бытия. Что все это означает для окружающего нас мира? Индийцы в высшей степени практичные люди. Они легко приспосабливаются к любой реальности. Индийские бизнесмены - они по большей части индусы - будут благоденствовать практически в любой атмосфере, которая создает возможности для торговли и коммерции. Неважно, в Америке ли, Африке или Восточной Азии - индийские купцы преуспевали в любой стране, куда их забрасывала судьба. Пока они могут в своем доме ставить фигурку идола, чтобы молиться или медитировать, их чувство индуизма полностью удовлетворено. Как в случае с буддизмом, индуизм учит терпимости к другим, но он же этих других и поглощает. Ислам в Индии за счет контакта с индуизмом изменился, он стал менее авраамическим и более возвышенным. Индийские мусульмане поклоняются святым и мощам, они славят музыку и искусство, у них более практичный взгляд на жизнь, чем у большинства их единоверцев за границей. В то время как всплеск исламского фундаментализма за последние несколько десятилетий отбросил ислам в Индии, как и в других странах, далеко назад, более широкие общественные силы все же стараются направить его по главному руслу индийской религиозной культуры. Это может объяснить впечатляющую статистику: хотя в Индии живет 150 миллионов мусульман и все они стали свидетелями подъема «Талибана» и «Аль-Каиды» в соседних Афганистане и Пакистане, нет свидетельств того, что хотя бы один индийский мусульманин был связан с «Аль-Каидой». А что происходит с внешней политикой? Понятно, что индийцы чувствуют себя в своей стихии, когда речь заходит о двусмысленности и неопределенности, здесь им гораздо удобнее, чем большинству представителей Запада, - определенно удобнее, чем англо-американцам. Индийцы не станут рассматривать внешнюю политику как кре- 172 стовый поход, равно как не видят распространение демократии в качестве своей главной национальной задачи. Склад ума индийца такой: живи и дай жить другим. Поэтому индийцам так претят обязательства, следующие из основной ориентации их страны. Индия чувствует себя не очень уютно, когда ее называют «главным союзником» Америки в Азии или же составным элементом новых «особых отношений». Возможно, дискомфорт в том, что касается точного и ясного определения друзей и врагов, - это специфически азиатская черта. Наверное, НАТО оказалось идеальным союзом для группы западных стран - формальный альянс против советской экспансии, со всеми положенными институтами и военными учениями. В Азии большинство государств воздержится от создания таких однозначных механизмов балансировки сил. И хотя такие механизмы могут стать гарантией защиты от Китая, никто никогда в этом не признается. Неважно, в силу ли особенностей культуры или обстоятельств, речь идет о политике с позиции силы, и о ней никто не решится говорить открыто. Однако, как и в случае Китая, в ДНК индийской культуры предстояло ввести элемент новейшей истории. На самом деле Индия пережила уникальный западный опыт: будучи частью Британской империи, она изучала английский язык, заимствовала британскую политику и правовые институты, проводила имперскую политику. Теперь либеральные идеи до такой степени овладели мыслями индийцев, что во многих смыслах эти идеи уже можно считать местным продуктом. Свои взгляды и внешнюю политику Неру выработал под влиянием либеральных и социалистических западных идей. Полемика относительно прав человека и демократии, которая сегодня ведется на Западе, продолжается в Дели, Мумбаи и Ченнаи. Индийские газеты и неправительственные организации поднимают те же вопросы и тревожатся по тем же поводам, что и западные газеты и неправительственные организации. Они так же критикуют политику правительства, как это делают в Лондоне, Париже и Вашингтоне. Но такая позиция отражает скорее взгляды англоязычной элиты Индии - по-прежнему составляющей меньшинство, - которая в определенном смысле чувствует себя более комфортно в западном мире, чем в своем собственном. (Спросите образованного индийского 173 бизнесмена, ученого или чиновника, какую последнюю книгу он прочитал не на английском языке.) Махатма Ганди был в большей степени индийцем. Его представления о внешней политике были смесью индуистского ненасилия и западного радикализма в соединении с практической хваткой, сформировавшейся, вероятно, благодаря воспитанию, полученному в купеческой среде. Когда Неру называл себя «последним англичанином, который управляет Индией», он чувствовал, что по мере развития страны ее собственные культурные корни станут все более обнажаться и наступит эра правления более «аутентичных» индийцев. Такое перекрестное влияние Запада и Индии изживает себя на этапе современного быстро меняющегося мира, где экономика и политика иногда движутся в разных направлениях.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ИНДИЙСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ» з дисципліни «Постамериканський світ»
