Высказывавшиеся в 1940-х годах в Соединенных Штатах прогнозы в отношении того, что Советский Союз в ближайшие годы вряд ли сможет создать ядерное оружие, опирались на собственный американский опыт. Основные трудности связывались не столько с возможностями советской науки, сколько с плачевным состоянием экономики — учитывались военные годы. В публикациях отмечалось, что для того, чтобы наладить производство атомных бомб, Соединенным Штатам пришлось привлечь чуть ли не все их ресурсы. Где Советам взять такие ресурсы? Ресурсов действительно было маловато. Но война показала, что государственное планирование экономики позволяет наилучшим образом концентрировать усилия на решении неотложных задач. Какое государство смогло бы в условиях оккупации его наиболее развитых в промышленном отношении районов и продолжающейся жестокой войны не только сохранить способность к пополнению 77 оружия, но и к его расширенному производству, совершенствованию и созданию новых образцов?! (С 1 июля 1941 г. по 1 сентября 1945 года в СССР было произведено более 1.12 тыс. боевых самолетов, около 103 тыс. танков и САУ, 834 тыс. орудий и минометов.) Что касается атомной физики, то в ученом мире должны помнить тот факт, что в предвоенные годы основная часть научных работ в области расщепления атомного ядра осуществлялась вовсе не в Америке, а в Европе, причем едва ли не треть публикаций в этой области принадлежала советским ученым. Например, в 1939 году советский ученый А. И. Бродский опубликовал диссертацию о разделении изотопов урана, а И. Д. Курчатов и Я. И. Френкель примерно в одно время с Бором и Фришем дали теоретическое обоснование распада ядра урана. В 1940 году Курчатов на осенней сессии Академии наук сделал доклад о реальной возможности цепной реакции урана, а в следующем году опубликовал соответствующую работу. Буквально за несколько месяцев до начала Великой Отечественной войны Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович рассчитали необходимые условия для обеспечения непрерывного процесса ядерного деления и даже сделали оценку критической массы урана-235, при которой должна произойти взрывная реакция. Широкую известность в научном мире приобрели также работы Д. В. Скобельцина, А. И. Алиханова, К. А. Петржака, Г. Н. Флерова и др. О том, что атомной физике уделялось пристальное внимание, свидетельствует и сделанное в 1941 году сообщение Академии наук СССР о создании специальной комиссии по урану. «Если вспомнить, что в это же время Эйнштейн и европейские ученые-атомники, бежавшие в США, боролись за то, чтобы вашингтонские власти поняли необходимость атомных исследований, становится ясно, что советское „отставание" относится всего-навсего к области политической мифологии. Часто делают напрасные попытки представить себе, что произошло бы, если бы не случилось того или иного события. Однако можно с большой долей уверенности утверждать, что если бы не было гитлеровского нашествия, первые атомные реакторы были бы построены Жолио во Франции и Курчатовым и его сотрудниками в СССР, а не Энрико Ферми в Чикаго в 1942 году» (1). 78 Война затормозила работы советских ученых. Для обороны, а затем и для победы над общими с Соединенными Штатами врагами, Советскому Союзу потребовались чрезвычайные усилия. Понятно, что не было возможности заниматься научными проблемами, не имеющими сиюминутного значения для фронта. Однако к проблеме деления ядер урана все же пришлось вернуться еще в ходе войны. Причиной этому были донесения разведки о работах в области деления атома, ведущихся в Германии и США. О том, что эти работы из области теоретических изысканий уже перешли в стадию практического претворения, свидетельствовали и другие данные. В частности, настораживало то, что полностью исчезли публикации ученых по проблеме деления атомов урана. Вскоре, как это нередко бывает, количество данных переросло в качество. Стало ясно, что в Германии и в США действительно ищут применение энергии атома и что, скорее всего, работы нацелены на создание атомной бомбы. Осенью 1942 года, когда фашистские дивизии рвались к Волге, советское правительство пригласило в Москву для консультаций видных советских ученых-физиков (В. И. Вернадского, А. Ф. Иоффе, П. Л. Капицу и В. Г. Хлопина). Мнение ученых было единогласным: несмотря на сложность положения, работы по созданию советского атомного оружия необходимо начать незамедлительно. Результат обсуждений сказался тут же: в сентябре 1942 года Сталин подписал Распоряжение Государственного Комитета Обороны (ГКО) «Об организации работ по урану», в котором Академия наук СССР обязывалась «восстановить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить ГКО к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива». Этим же Распоряжением Президиуму Академии наук поручалось организовать специальную лабораторию атомного ядра, для которой в Казани выделялось соответствующее помещение и жилая площадь для сотрудников. 11 февраля 1943 года «в целях более успешного развития работ по урану» вышло новое распоряжение ГКО — «О дополнительных мероприятиях в организации работ по урану», в котором «научное руководство работами» было возложено на профессора И. В. Курчатова. Он и возгла- 79 вил казанскую «Лабораторию № 2», схожую по задачам с «Манхеттенский проектом». Именно к коллективу Курчатова относилось указание Сталина о форсировании работ по созданию советской атомной бомбы, направленное из Потсдама в июле 1945 года. Так что, когда Трумэн информировал Сталина об испытании в США нового оружия, Сталин определенно знал, о чем идет речь. Тогда он наверняка с удовлетворением подумал о том, что, несмотря на чрезвычайные трудности первых лет войны, все-таки удалось начать работы по созданию советской атомной бомбы. Вспомнил и о том, как три месяца назад он вызвал к себе начальника ГУК НКО генерал-полковника Ф. И. Голикова для доклада о ходе увольнения из армии специалистов-физиков и откомандировании их в соответствующие научные центры. Безусловно, вспомнил он и о принятых Правительством решениях, в соответствии с которыми в Курчатовской лаборатории с сентября 1944 года уже работал циклотрон, разрабатывалась технология получения металлического урана, началось строительство горнохимического комбината по добыче и переработке урановых руд. Если сообщением Трумэна об испытании в США нового сверхмощного оружия был дан новый импульс работам по созданию советской атомной бомбы, то реальное использование американцами ядерного оружия в Японии перевело задачу в разряд неотложных. Спустя всего несколько дней после трагедии Хиросимы и Нагасаки (в августе 1945 года) вышло постановление Государственного комитета обороны о создании Специального комитета для решения любых проблем уранового проекта (руководить им был назначен Л. П. Берия), а спустя еще несколько дней после этого было принято решение о создании при Совете Народных Комиссаров Первого главного управления (ПГУ), начальником которого был назначен Б. Л. Ванников. Новому управлению поручались организация и руководство атомной промышленностью, а также координация всех ведущихся в стране научно-технических и инженерных разработок по атомной тематике. В подчинение ПГУ, кроме возглавляемой Курчатовым лаборатории в Казани, были переданы: завод боеприпасов в подмосковном городе Электросталь, Государственный союзный проектный институт в Ленинграде, Московский машиностроительный завод № 48, комби- 80 нат по добыче урановой руды в Таджикистане и один из научно-исследовательских институтов. Естественно, это была лишь начальная база советской атомной промышленности, которая очень быстро стала наращиваться. В числе первых объектов были построены опытный уран-графитовый реактор, на котором вскоре был получен первый в Европе плутоний, и диффузионный завод на среднем Урале, предназначенный для производства высокообогащенного урана. Одновременно были приняты чрезвычайные меры по обеспечению атомной промышленности урановым сырьем, которое на первом этапе реализации атомного проекта поступало из месторождений Восточной Германии, стран Восточной Европы и из Средней Азии (Комбинат № 6). В 1946—1947 гг. были открыты урановые месторождения на Украине, на базе которых был создан Комбинат № 9. Между тем работы в лаборатории Курчатова продвигались. Были получены первые результаты. Пришло время вплотную заняться конструированием ядерных зарядов. Для решения этой задачи весной 1946 года было создано специальное конструкторское бюро— КБ-11. Его директором был назначен П. М. Зернов, главным конструктором и научным руководителем — Ю. Б. Харитон. Вначале КБ работало как бы в составе Курчатовской лаборатории, позже оно обрело самостоятельность. Местом размещения КБ был выбран городок Саров в Горьковской области. Построенный объект вместе с жилой зоной и другой инфраструктурой, свойственной таким научно-производственным городкам, был назван «Арзамас-16». Предпринятые советским правительством чрезвычайные меры увенчались успехом— в декабре 1946 года советские ученые осуществили первую цепную ядерную реакцию. В конце этого же месяца в «Лаборатории № 2» был запущен первый ядерный реактор. В результате 6 ноября 1947 года из заявления министра иностранных дел СССР мир узнал, что секрета атомной бомбы для СССР больше не существует. Это означало, что советские ученые и инженеры вышли на финишную прямую на пути к созданию нового оружия. Хотя об оставшемся пути ничего не сообщалось, все говорило за то, что он не будет слишком длинным. Среди советских людей, которые хоть что-то знали о состоянии работ в области создания атомной бомбы (круг 81 их был весьма ограничен), сделанное сообщение вызвало неоднозначную реакцию. С одной стороны, поскольку все люди этого круга были причастны к объявленному событию, было приятно, что страна и мир в целом узнают об их достижении — здесь разногласий не было. Мнения расходились в другом — каким образом это объявление скажется на военных планах Вашингтона, сведения о которых, хотя и не столь детальные, все же поступали. Одни говорили, что сообщение о достижении советских ученых и инженеров должно охладить пыл Америки, и это, безусловно, положительно скажется на безопасности страны. Другие, наоборот, опасались, не станет ли сообщение стимулом к скорейшей реализации планов ядерного нападения на СССР? К счастью, в США восприняли советское сообщение совсем иначе. Американское политическое и военное руководство было склонно считать его чем-то вроде пропагандистско-угрожающего жеста. В Вашингтоне все еще не могли избавиться от иллюзии об исключительности американской (практически — объединенной западной) науки, от убеждения, что Советский Союз не сможет создать ядерное оружие в течение еще многих лет. Между тем в апреле 1947 года вышло постановление Правительства СССР о создании в Казахстане полигона для испытания разрабатываемой в КБ-11 первой советской атомной бомбы. Местом для его строительства был выбран район г. Семипалатинска в безводной степи. Площадка, предназначенная для развертывания испытательного комплекса, размещалась на стыке Семипалатинской, Павлоградской и Карагандинской областей. Она представляла собой равнину диаметром примерно 30 км, окруженную с юга, запада и севера невысокими горами. Предстояло подготовить опытное поле радиусом 10 км, оборудованное специальными сооружениями, обеспечивающими подготовку, подрыв и регистрацию результатов взрыва атомной бомбы, и площадку со зданием для штаба и сооружений энергетического назначения; построить сооружения для временного хранения деталей бомбы, аппаратуры и оборудования для ее сборки и проверки перед испытанием; разместить на опытном поле многочисленную измерительную аппаратуру и образцы военной техники; построить типовые военные, гражданские и промышленные объекты для изучения воздействия на них поражающих факторов атомного 82 взрыва; и, наконец, смонтировать металлическую башню для установки атомной бомбы. Но предварительно, поскольку полигон размещался в необжитом районе, к нему было необходимо подвести железнодорожные и автомобильные подъездные пути. Строительство этого сложного хозяйства было закончено к июлю 1949 года. К этому же времени было завершено создание первой советской атомной бомбы. Вашингтон все еще продолжал тешить себя иллюзией в отношении «пропагандистской направленности заявления русских». Но в один из обычных дней ранней осени 1949 года американский тяжелый бомбардировщик, переоборудованный в «летающую лабораторию», обнаружил в пробе атмосферы, взятой вблизи границы Советского Союза, радиоактивные частицы искусственного происхождения. Конечно, «летающая лаборатория» оказалась вблизи советских границ не случайно — американцы хотя и не очень верили в то, что в СССР так скоро будет создана атомная бомба, но на всякий случай контролировали окружающее его воздушное пространство. И вот первый признак! Для достоверности в район забора пробы воздуха и дождевых капель отправился еще один самолет-лаборатория. Результат разведки был однозначным: в Советском Союзе проведено испытание ядерного устройства. Смущало лишь одно: Москва молчала. Лишь 25 сентября, то есть спустя чуть ли не месяц после произведенного 29 августа ядерного взрыва, последовало официальное сообщение о том, что «...Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году. Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований. Следует сказать, что Советское правительство, несмотря на наличие у него атомного оружия, стоит и намерено стоять в будущем на своей старой позиции безусловного запрещения применения атомного оружия». Наверное, такая форма сообщения о состоявшемся испытании ядерного оружия была продиктована ситуацией, сложившейся во взаимоотношениях СССР и США в конце 1940-х годов. В условиях американской монополии на ядерное оружие и постоянных угроз применить его, исходящих из Вашингтона, Москве было важно создать впечатление, что, возможно, зафиксированный американцами ядерный взрыв был вовсе не первый. 83 А если так, то начинали работать содержащиеся в сообщении слова «несмотря на наличие» у Советского Союза атомного оружия. Они усиливали сомнение — все-таки сказано о «наличии», а не о «появлении», для аналитиков это разные вещи. И все же первой в СССР была взорвана не та атомная бомба, которая была создана по оригинальным разработкам советских ученых, а устройство, в котором, была воспроизведена схема бомбы, уже испытанной американцами. (Получение использованной информации связывают с немецким физиком-антифашистом К. Фуксом, который с 1943 г. был участником «Манхеттенского проекта».) Вот что писали на этот счет конструкторы советских ядерных боеприпасов Ю. Б. Харитон и А. А. Бриш: «...хотя советские физики к середине 1949 года имели ясные представления и научно-технические проработки собственной атомной бомбы, для первого отечественного взрыва 29 августа 1949 года было использовано устройство, воспроизводившее полученную советской разведкой уже испытанную схему американской атомной бомбы. Это было сделано сознательно, в период опасного международного положения, когда в любой момент могла вспыхнуть война с Соединенными Штатами Америки — единственными обладателями атомной бомбы. В этих условиях в первом же эксперименте испытывать собственную конструкцию атомной бомбы означало увеличить риск неудачи (как при всяком первом испытании совершенно новой технической конструкции), что явилось бы непозволительным и легкомысленным шагом...» (2). До Вашингтона, наконец, дошло: с ядерной монополией США покончено. Надо было сохранить лицо. Американские официальные лица всех рангов стали публично обвинять Советский Союз в похищении секрета атомной бомбы. Нашли и «козлов отпущения» — ими стали американские ученые, супруги Юлиус и Этель Розенберги. Их обвинили в «передаче Советам секретов атомной бомбы». Розенберги категорически отрицали свои связи с советской разведкой, и обвинение не было доказано. Несмотря на это и на возмущение мировой общественности, в том числе и советской, супругам Розенберг вынесли смертный приговор и казнили их. Досталось и «отцу» аме- 84 риканской атомной бомбы Р. Оппенгеймеру — он обвинялся в том, что в прошлом был связан с левыми организациями, «в период 1939—1942 гг. шпионил в пользу русских», а также «был женат на бывшей коммунистке». В заключительной части документа, содержавшего эти обвинения, выражались сомнения относительно «правдивости» Оппенгеймера и даже его благонадежности. В результате в декабре 1953 года президент Эйзенхауэр отдал распоряжение «возвести глухую стену между Оппенгеймером и государственными секретными сведениями». Этим дело не закончилось: в апреле следующего года был устроен трехнедельный процесс, названный для публики «административным разбирательством», в ходе которого была перелопачена вся прошлая жизнь ученого и все имеющиеся на него доносы. В конце концов было признано, что советским шпионом Оппенгеймер никогда не был, но на всякий случай было указано, что на любых должностях, связанных с доступом к военным секретам, его кандидатура нежелательна и ранее заключенный контракт советника Комиссии по атомной энергии должен быть расторгнут. Что ж, нечто подобное в те годы можно было наблюдать и в Советском Союзе. То, что американцы тешили себя мыслью о своей исключительности и объясняли успех СССР в разработке атомной бомбы только результатом кражи американских секретов, понять можно. Удивительно другое: некоторые наши соотечественники вторили им и продолжают это делать спустя несколько десятилетий. Зачем же такое самоуничижение? Выше уже говорилось о достижениях советских ученых в предвоенные годы — они были в авангарде ядерной науки. Говорилось об отечественных технических возможностях. Не будем принижать возможности советской разведки, она действительно позволяла следить за тем, что и где происходило в мире. Но, вспомним, что вместе с американцами над ядерным оружием работали англичане, которые в то время стояли во главе огромной мировой империи и располагали необходимыми ресурсами для разработки и производства собственного ядерного оружия. И тем не менее они создали свою первую атомную бомбу лишь в 1952 году. Франция обзавелась ядерным оружием в 1960 году. Разоренный войной Советский Союз, людские и материальные потери которого были несравнимо большими, 85 чем у США, Англии и Франции вместе взятых, испытал свою первую атомную бомбу в 1949 году, спустя всего четыре года после окончания войны. Это стало возможным потому, что советская наука и уровень советского технического мышления были готовы к реализации собственных и мировых достижений в области ядерной физики". И это произошло так скоро, как то позволило восстановление разрушенной войной экономики В книге «Советская военная мощь от Сталина до Горбачева» (Изд. «Военный Парад», 1999), которая написана «от первого лица» специалистами, стоявшими у истоков создания советского стратегического оружия, со всей откровенностью рассказывается и то, как оно создавалось. Раздел «Ядерные вооружения» написаны Ю Б. Харитоном и А. А. Бришем — они в представлении не нуждаются, хотя имена их по понятным причинам стали известны лишь в последние годы. Возможно, потому что все касающееся советского ядерного оружия хранилось «за семью печатями», у нас и возникли разного рода домыслы. Авторы расставили все точки над «i»: «Физики отдают должное профессиональному мастерству разведки, сумевшей заполучить сверхоберегаемые секреты. Но мы недоумеваем, когда некоторые ветераны «атомной» разведки пытаются судить о технической стороне дела и о масштабах использования добытой ими информации в конкретных отечественных разработках/Здесь решающее слово может принадлежать только специалистам» (3). Только специалисты могут определить, прибавлял ли что-либо новое добытый материал к тому, что уже было известно советским ученым и инженерам, насколько он мог способствовать продвижению к цели и вообще, не являлся ли целенаправленной дезинформацией. Американские ученые признали, например, что «по тематике водородной бомбы советские ученые получили благодаря разведке из США только ошибочные материалы, которые к успеху не вели». (По всему видно, что советские ученые это поняли сразу и не пошли по навязываемому пути, иначе они не опередили бы американских коллег.) Только в январе 1993 года ученые-атомщики получили возможность выступить с публичным докладом «О некоторых узловых этапах советского атомного проекта». После ознакомления с ним Э. Теллер, создатель американской водородной бомбы, сообщил, что приведенная советскими учеными информация «исключительно интересна, так как в ней рассматри- 86 вается создание ядерной взрывчатки с другой и, очевидно, обоснованной точки зрения», и добавил: «...создание атомной и водородной бомб происходило в СССР и в США совершенно различными путями. Таким образом, мало смысла в том, чтобы заявлять, кто был впереди в какой-то момент времени». Впоследствии были названы имена тех, кто в короткие сроки сумел в условиях войны и послевоенной разрухи разгадать секрет атома и создать ядерную бомбу, которая положила начало процессу «сдерживания» Америки от угроз применения ядерного оружия и его реального применения, что, по оценкам многих, спасло мир от ядерной катастрофы. Это была целая плеяда выдающихся ученых и конструкторов, возглавляемая И. В. Курчатовым. Их трудно расставить в порядке, отражающем величину внесенного вклада в создание атомной бомбы, поэтому справедливо указать по алфавиту: А. И. Алиханов, А. А. Бочвар, Н. Л. Духов, Е. И. Забабахин. А. Д. Захаренков, Я. Б. Зельдович, И. К. Кикоин, Г. И. Флеров, Ю. Б. Харитон, В. Г. Хлопин, К. И. Щелкин и другие. Как-то Ю. Б. Харитона спросили: «Правда ли, что Вы являетесь „отцом советской атомной бомбы"?» Он ответил: «Это неправильно. Создание бомбы потребовало огромного количества людей. Реакторы — это гигантская работа! А выделение плутония? Металлургия плутония — это Андрей Анатольевич Бочвар... Нельзя никого назвать „создателем атомной бомбы"». Безусловно, главная роль в урановом проекте принадлежит Игорю Васильевичу Курчатову. Я руководил конкретно созданием бомбы, всей физикой...» («Правда», 25 августа 1989 г.) Взрыв первой советской атомной бомбы РДС-1, испытанной 29 августа 1949 года, положил начало разработкам более совершенных типов ядерных бомб, ядерных боеголовок для стратегических ракет и ядерных зарядов для других видов оружия. Через два года на семипалатинском полигоне была испытана бомба РДС-2 в два раза более мощная, чем РДС-1. Через месяц, 18 октября 1951 года, была испытана еще одна бомба— РДС-3. На этот раз она была сброшена с бомбардировщика Ту-4 и взорвана на высоте 400 метров. В августе 1953 года с самолета Ил-28 была испытана малогабаритная авиационная бомба РДС-Т. В 1954 году был создан второй испытательный полигон на островах Новая Земля. Там стали испытываться 87 преимущественно ядерные боеприпасы для военно-морского флота и сверхмощные термоядерные бомбы. В частности, 30 октября 1961 года на этом полигоне была испытана термоядерная бомба, мощность которой была эквивалентна 50 миллионам тонн тротила! Эта чудовищная бомба была сброшена с тяжелого бомбардировщика Ту-95 и взорвалась на высоте 3500 метров. Колебания земли ощущались на удалении более 1000 км. На полигоне «Новая Земля» в районе губы Черной (юг архипелага) были осуществлены первые подводные ядерные взрывы, в мишенную обстановку которых, наряду с другой военно-морской техникой и оружием, включались устаревшие боевые корабли. К концу 1958 года общее количество ядерных испытаний на советских полигонах перевалило за пять десятков. Советский Союз демонстрировал свое твердое намерение противостоять ядерным угрозам из-за океана. Первая и последующие типы ядерных бомб предназначались для транспортировки самолетами. Однако страна делала ставку в первую очередь на ракетное оружие, для которого конструкции ядерных зарядов, использованные в авиационных бомбах, были явно непригодны. Во-первых, они имели слишком большой вес и размер; во-вторых, не были рассчитаны на механические перегрузки, которые им пришлось бы вынести при использовании на баллистических ракетах, особенно на конечном участке их траектории; в-третьих, не обладали стойкостью против неизбежного разогрева поверхности головной части ракеты при входе в плотные слои атмосферы и связанного с этим плазмообразования. В процессе разработки боезарядов для ракет выявился также ряд других явлений, преодоление которых представляло существенные трудности, — например, обеспечение устойчивой работы систем автоматики в условиях вибраций. Усложняющим фактором были сжатые сроки завершения работ по созданию боеголовок— они диктовались успехами ракетостроителей. К чести наших специалистов-ядерщиков, надо отметить — они справились со всеми сложностями, и задержек с оснащением создаваемых ракет ядерными боеголовками не было. 2 февраля 1956 года была успешно запущена разработанная в КБ С. П. Королева баллистическая ракета Р-5М. Эксперимент отличался тем, что впервые в мире была запущена ракета с ядерным зарядом. 88 Параллельно с созданием атомных бомб и боеголовок продолжалась работа над проектом термоядерной бомбы. Она велась столь успешно, что уже 12 августа 1953 года был испытан первый в мире термоядерный боеприпас (РДС-бс), который мог транспортироваться самолетом. Теперь к славной когорте имен, названных выше, добавлялось имя А. Д. Сахарова. Известный физик, участник разработки американского ядерного оружия X. Бете по этому поводу сказал: «Поразительно, что они смогли это осуществить... В то время мы не смогли бы это сделать». («Известия», 21 июля 1994 г.). Говоря о том, что США в 1953 году «не смогли бы это сделать», Бете имел в виду, что они в этом году еще не были готовы создать именно транспортабельный самолетами термоядерный боеприпас. То, что испытали США в 1952 году, бомбой назвать никак нельзя — это было лишь «термоядерное устройство», представляющее собой куб со стороной около шести метров. Только холодильная установка этого устройства весила 82 тонны. Свою первую термоядерную бомбу, которую можно было транспортировать самолетом, США испытали лишь в 1954 году. Советский Союз начал прямо с транспортабельного термоядерного боеприпаса. Причем вслед за авиабомбой последовали разработки боезарядов для межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет для подводных лодок. При разработке боеприпасов одновременно решалась задача их зашиты от поражающих факторов ядерного взрыва. Интересно, что к созданию термоядерного оружия сами его создатели, причем и в США и в СССР, относились далеко не однозначно. Известно, например, что на собравшемся в октябре 1949 года совещании Консультативного комитета Комиссии по атомной энергии США большинство ученых-атомщиков не поддержало Э. Теллера и его «спонсора» банкира Л. Страусса, выступивших с предложением о начале работ по созданию водородной бомбы. И только однозначная поддержка президента Трумэна и начавшаяся война в Корее позволили начать разработку нового оружия. Видимо, что-то похожее творилось и в душах советских ученых, во всяком случае, в душе А. Д. Сахарова. Вот как это описывает в своих мемуарах Н. С. Хрущев: «Сейчас хочу продиктовать воспоминания о том, как Сахаров создал водородную бомбу... К тому времени мы уже нача- 89 ли планировать договор с США и их союзниками о прекращении гонки вооружений, предложили прекратить испытания ядерного оружия... Но правительство США осталось глухим к общественному мнению. Перед нами встал вопрос: продолжать ли стоять на позициях отказа от испытаний? Не обретя встречной поддержки, мы тем самым обрекли себя на отставание от стран, которые совершенствовали ядерное вооружение, и вынуждены были заявить: „...Мы также вновь приступим к испытаниям..." Примерно за день до них ко мне обратился академик Сахаров... как к Председателю Совета Министров СССР с просьбой отказаться от испытания водородной бомбы: зная, какой тяжелый вред человечеству причиняют такие испытания, не могу согласиться с их продолжением. На основе именно моих научных изысканий создали термоядерную бомбу, но я как ученый теперь выступаю против ее испытания». Хрущев пытался его переубедить, но тщетно. «Мы, — продолжал Никита Сергеевич, — обсудили просьбу Сахарова всем руководством страны и решили, что не можем согласиться с ней» (4).
Ви переглядаєте статтю (реферат): «КОНЕЦ ЯДЕРНОЙ МОНОПОЛИИ» з дисципліни «Супердержави XX століття. Стратегічне протиборство»
