Европа как еще одна несущая конструкция нового миропорядка
По-видимому, в новых реальностях Америка, равно как и другие акторы на мировой арене, претендующие на великодержавность, в глобально-стратегическом плане столкнется не столько с военно-политическими, сколько с экономическими, социальными, научно-техническими вызовами. Симптоматично, что именно в этих сферах она нередко проигрывает гонки в состязании с наиболее динамичными акторами мирового сообщества. Здесь вряд ли надо приводить общеизвестные факты восхождения новых экономических гигантов, которые не только наступают на пятки американской экономике, но в ряде областей опережают ее. В области экономики и научно-технического прогресса вперед стремительно выходят ЕЭС, Германия, Япония, Китай. Американская модель рыночной экономики оказывается для стран с органической социокультурной традицией менее привлекательной, чем западноевропейские модели (шведская, германская, французская и т.д.), для которых более сильны коммунитаристские, солидаристские, патерналистские элементы, бульшая роль государства в определении социальной и экономической стратегий. В сущности, как будет показано ниже, новая модель развития осуществляется в странах Восточной Азии, где государственное вмешательство настолько велико, что некоторые исследователи говорят об «управляемом» рынке. Американской идее сегодня бросают вызов переживающая второе рождение европейская идея, японская модель, модель новых индустриальных стран, а также другие конкурирующие модели, оказывающие немалое влияние на характер взаимоотношений между различными региональными центрами экономической, социокультурной и политической мощи. П. Валери как-то заметил, что Европа является всего лишь «маленьким мысом Азии». Не наступает ли время, когда эта вольная географическая метафора может стать реальным геополитическим фактором? Как показывают приводимые в данной работе материалы, на этот вопрос однозначно можно ответить отрицательно. Как не без оснований отмечал бывший генеральный секретарь НАТО лорд Каррингтон, в период между битвой при Ватерлоо и началом первой мировой войны «Европа не только играла роль в мировой политике, но и сама в значительной степени олицетворяла эту мировую политику». И действительно, как указывалось выше, до второй мировой войны Европа являлась главным центром мировой политики. Но из второй мировой войны она вышла крайне ослабленной и в первые полтора - два послевоенных десятилетия ей была отведена роль своего рода поля противоборства между двумя сверхдержавами. Комментируя такое положение, польский историк О.Халецкий не без некоторого преувеличения писал в 1950 г., что история Европы завершилась и замещается отныне историей Атлантического сообщества. Однако дальнейшее развитие событий показало, что для старого континента еще не наступил вечер. Наиболее дальновидные представители европейских народов выступили за единую Европу, объединенную для оптимальной реализации целей и чаяний всех ее наций и народов. «Единство Европы, - говорил в 1954 г. К.Аденауэр, - было мечтой немногих. Оно стало надеждой для многих. Сегодня оно - необходимость для нас всех. Оно необходимо для нашей безопасности, для нашей свободы, для нашего существования как нации и как духовно-творческого содружества народов». Нельзя забывать также то, что после второй мировой войны в силу известных причин образ Европы, сама европейская идея несколько потускнели. Если в конце XIX в. казалось, что Европа господствует над всем миром, то теперь, писал К.Ясперс в 1949 г., «она отступила перед Америкой и Россией; от их политики зависит теперь судьба Европы - разве только Европа сумеет в последнюю минуту объединиться и окажется достаточно сильной, чтобы сохранять нейтралитет, когда разрушительные бури новой мировой войны разразятся над нашей планетой». В этом контексте в послевоенное десятилетие много говорилось о том, что Европа уже потеряла самосознание, волю к сохранению своей идентичности, что Европа больна и ее болезнь носит «невротический» и, следовательно, «моральный» характер. Заговорили о «евросклерозе» и «европессимизме». Комментируя эти настроения, главный редактор журнала «Нойе гезелльшафт» Глотц писал в 1985 г., что если Европа в ближайшее время не соберется, «если технические и политико-экономические изменения 70-х годов не будут приняты во внимание, тогда понятие “Европа” утратит свое духовное содержание и Европа будет представлять собой только небольшой кусок земли на западной окраине Азии». При таком положении, говорил он, к пятидесятилетию Ялты Европа превратится в некий музей для американских, русских, японских и, возможно, даже китайских туристов. Однако в том же году бывший министр внешних сношений Франции Р.Дюма опубликовал статью с характерным названием «Покончить с европессимизмом», в которой затрагивались некоторые политические и экономические проблемы Западной Европы. Он считает, что нет оснований для пессимистичекого взгляда на ее развитие, и обосновывает мысль о том, что нельзя считать США абсолютной моделью, поскольку «европейская модель мягкого реагирования» на возникающие проблемы имеет свои достоинства по сравнению с «американской грубостью и непредсказуемостью». Об обоснованности позиции Р.Дюма свидетельствовало то, что уже в тот период зримо обозначились симптомы возрождения оптимистической веры европейцев в свое предназначение и судьбу, укрепления самостоятельности и все более настойчиво заявляющей о себе идентичности Европы. Сохраняя свой особый умонастрой и присущий ей дух, Европа играет важную роль в современном мире. Несмотря на очевидные различия между регионами, странами, народами Европы, их объединяет нечто общее - это прежде всего общность исторических судеб, системы ценностей, культурного наследия и т.д. Именно эти феномены, как справедливо подчеркивалось в книге «Метаморфозы Европы», «позволяют трактовать Европу как культурно-историческую общность с единым культурно-генетическим кодом, с характерным самоощущением и самопознанием европейцев». Парадокс состоит в том, что деятельность ЕС, с одной стороны, уменьшает масштабы суверенитета входящих в него национальных государств, а с другой стороны, делает этот суверенитет более прочным, поскольку формально-юридические ограничения, налагаемые им, компенсируются политическими аспектами, в частности установлением уз взаимной ответственности. В период холодной войны, особенно в первые десятилетия после второй мировой войны, Западная Европа ценила США в качестве политического и военного противовеса Советскому Союзу, при этом отнюдь не желая превратиться в инструмент глобальной политики Вашингтона. Она выступала против глобализации деятельности НАТО, смешивания его интересов как регионального союза с интересами США как мировой сверхдержавы. В последние два-три десятилетия Европа по мере наращивания экономического и научно-технологического потенциала, а также расширения и углубления интеграционных процессов в ЕЭС приобретала все больший вес и независимость. Это особенно проявлялось в том, что на протяжении 70-80-х годов в отношениях с США Европа все увереннее переходила от отношений, характерных, как говорят, для взаимосвязей между «старшим» и «младшим братьями», к отношениям равновеликих партнеров. Европеизация европейской политики время от времени проявлялась в некотором противостоянии стран Европы жесткому курсу американцев в отношении Советского Союза, в расширении собственной линии диалога с ним. Ведущие деятели европейской политики постепенно сознавали, что, восстановив свою экономическую и военно-политическую мощь в 60-70-х годах, Европа в современном мире будет играть роль одного из нескольких центров мировой политики. Причем в многоцентричном мире существующих ныне (США, Япония, Китай) и могущих возникнуть в недалеком будущем гигантов Европа может отстаивать свои интересы, будучи единой в важнейших сферах: экономической, технологической, безопасности и т.д. Исходя из понимания этой реальности европейские страны разработали и планомерно осуществили стратегию восстановления европейских приоритетов и статуса Европы, соответствующего ее весу и влиянию в мировом сообществе. В этой связи интерес представляют размышления бывшего канцлера ФРГ Г.Шмидта. По его словам, он начал свою государственную деятельность как почитатель Англии - англофил, но в дальнейшем убедился в том, что «англичанам Америка ближе, чем Европа» и под сильным влиянием личности Дж.Кеннеди стал американофилом. «Однако, - продолжал Шмидт, - не из-за того, что я разочаровался в нашем атлантическом американском партнере, а скорее из-за растущего понимания геополитического положения моей страны, я стал в последние 15-18 лет франкофилом, убежденным приверженцем приоритета франко-западногерманской дружбы». Тенденция к возрождению Европы стала особенно очевидна с развертыванием процессов распада Советского Союза и окончания холодной войны. Уже в 1990 г. Европейское сообщество с населением 344,6 млн человек произвело товаров и услуг на 5,53 трлн долл., т.е. больше чем США (5,47 трлн долл.). Если совсем недавно, в 70-е годы, в интеллектуальных кругах Запада широко муссировался тезис об упадке и закате Европы, американском вызове и т.д., то с начала 80-х годов все увереннее стали говорить о возрождении Европы, новой европейской идентичности, новом европейском динамизме и т.д. Многие ведущие деятели европейских стран стали все настойчивее ратовать за дальнейшую политическую интеграцию и, следовательно, придание наднациональным органам государственных полномочий и функций. Так, выступая в Европейском парламенте в Страсбурге 23 октября 1985 г. Р.фон Вайцзеккер сетовал на недостаточность полномочий Европейского парламента. Усиление его роли, говорил фон Вайцзеккер, необходимо потому, что Европейское сообщество «должно быть не только объединением демократических государств, но и сообществом граждан, т.е. демократическим сообществом». А «демократия легитимизируется через парламент». Поэтому, утверждал он, Европейское сообщество должно иметь такой же парламент, какие существуют в отдельно взятых странах-членах ЕЭС. Накануне встречи в верхах стран-членов ЕС в Маастрихте в декабре 1991 г. почти все политические партии ФРГ приветствовали инициативы в вопросах, связанных с намерениями по формированию общей внешней политики и политической безопасности для будущего Европейского союза. Причем конечную цель такого курса они усматривали в создании Соединенных Штатов Европы. Усиление крена в сторону европеизации европейской политики все отчетливее проявляется в наращивании так называемого «европейского измерения» обороны как в недрах НАТО, так и вне ее. Европейцы все откровеннее высказывают желание выйти из-под единоначалия Вашингтона. Они выражают готовность нести большую нагрузку и ответственность при урегулировании конфликтов и соответственно увеличить свою роль в блоке и на международной арене. Высказываются соображения относительно целесообразности демонтажа старых структур альянса времен холодной войны с целью избежать недовольства России в случае его расширения на Восток. Эта линия отчетливо проявилась, в частности, на форуме стран-членов альянса в Берлине в июне 1996 г. Все большая роль в данном контексте отводится Западноевропейскому союзу (ЗЕС), являющемуся военно-политическим альянсом стран Западной Европы и рассматриваемому в качестве «европейской опоры НАТО». В этом качестве он играет роль своего рода связующего звена между НАТО и Европейским союзом. После Маастрихтских соглашений 1991 г. ЗЕС превратился как бы в составную часть ЕС, его оборонную структуру. В декабре 1994 г. НАТО официально одобрила деятельность ЗЕС по формированию европейской идентичности в сфере безопасности. Вынашиваются планы образования командной структуры ЗЕС. Сейчас ведутся работы над созданием региональной системы тактической противоракетной обороны (ПРО), призванной защищать европейские страны Североатлантического союза от возможного ракетного нападения со стороны третьих стран. При таком развитии событий НАТО предписывается роль не единственной, а одной из двух опор европейской безопасности. Формирование и функционирование института совместной внешней политики и политики безопасности в рамках ЗЕС способствуют уменьшению возможностей проведения отдельным государством, входящим в состав ЕС/ЗЕС, сепаратной политики, противоречащей интересам безопасности всех членов союза. Такое положение служит помимо всего прочего фактором «приручения» и определенной нейтрализации возможных негативных последствий возрастающих мощи и влияния Германии. В этом же контексте следует рассматривать и шаги влиятельных сил региона в направлении создания общих западноевропейских ядерных сил, не зависимых от США. Так, еще в 1959 г. Ф.Маллей, который занимал пост государственного секретаря по вопросам обороны в лейбористском правительстве Великобритании, предлагал создать объединенные европейские стратегические ядерные силы, чтобы преодолеть очевидные опасности ядерной анархии. Главные цели предполагаемой структуры состояли, во-первых, в том, чтобы дать возможность всем странам - членам ЗЕС участвовать в разработке ядерной политики и, во-вторых, предотвратить опасность распространения ядерного оружия и связанной с этим нерациональной растраты ресурсов. Подобные призывы стали особенно часты после окончания холодной войны и развала Советского Союза. Так, бывший председатель ЕС Ж.Делор в январе 1991 г. заявил: «Я не могу избавиться от мысли, что если в один прекрасный день ЕС станет очень сильным политическим союзом, ядерные вооружения могут быть переданы этой политической власти. Ясно, что ядерная солидарность лежит в конце пути европейской солидарности». Эти тенденции приобретали все большую определенность и убедительность с приближением января 1993 г., ознаменовавшего качественно новый этап с точки зрения европейской интеграции. Симптоматично замечание одного из последовательных приверженцев идеи американского века С.Хантингтона о том, что хотя во всем мире люди толкаются в очередях у дверей американских консульств в надежде получить иммиграционную визу, в Брюсселе целые страны выстроились в очереди за дверями ЕС, добиваясь вступления в него. «Федерация демократических, богатых, социально разнообразных стран со смешанной экономикой, - писал он, - может превратиться в могущественную силу на мировой арене. Если следующий век - не американский век, то больше всего вероятно, что он будет европейским веком. Ключ мирового лидерства, который перешел в направлении Запада через Атлантический океан в начале двадцатого века, может двинуться обратно в восточном направлении столетие спустя». Одним словом, Европа, как говорится, стара, но не устарела. Думается, что с этой точки зрения помыслы тех народов и стран, которые после краха восточного блока и тоталитаризма устремились «в Европу», диктовались не только географической ее близостью, но не в меньшей степени и тем, что для многих из них она становится «градом на холме», на роль которого в течение многих поколений единолично претендовали Соединенные Штаты. К этому следует добавить, что окончание холодной войны положило конец такому аномальному явлению, как разделение Европы железным занавесом на два враждебных лагеря. По сути дела, страны Центральной и Восточной Европы в буквальном смысле слова воссоединились с Европой. Сами понятия «Восточная Европа» и «Центральная Европа» снова приобрели свои первоначальные политико-географическое и геополитическое значения.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Европа как еще одна несущая конструкция нового миропорядка» з дисципліни «Геополітика»
