Требование монизма как признания единства повального и материального
Будучи последовательным материалистом, Дипген признает первичность материального и вторичность идеального, его производный характер от материального. Этот основной признак материалистической философии Дипген также выводит из требования эмпирического обоснования теоретических построений, называя его по обыкновению следствием «индуктивизма». «Индуктивный метод из телесного факта извлекает духовный вьь вод, — пишет Дипген. — Родство его с социалистической точкой зрения, которая ставит идеальное представление в зависимость от телесной потребности... просто поразительно» [Д, с. 254]. И он подчеркивает выведенное «индуктивным» путем правило, что «в естествознании, как и в политике, телесное есть предпосылка духовного» [Д, с. 253]. «...Прежде всего материальный мир создает содержание наших понятий» [Д, с. 292]. При этом исторический подход к соотношению идеального и материального дал Дицгену основание утверждать, что научная философия преодолела их противопоставление и открыла путь к установлению их единства. Такое сближение и взаимопроникновение отмеченных противоположностей Дипген изображает так: «Если мы удаляемся в уединение кельи, чтобы в глубоком созерцании, так сказать, во внутренностях нашей головы, отыскивать истинный путь, по которому мы завтра думаем шествовать, то при этом следует принять во внимание, что подобное напряжение мысли только потому может иметь успех, что мы уже раньше, быть может, даже бессознательно, при помощи памяти, перенесли из мира в келью наш опыт и наши переживания. В этом, собственно, и состоит весь курьез спекулятивной философии или дедукции: она предполагает возможности создавать знание без всякого материала, из головы, тогда как на самом деле 'она есть только бессознательная индукция — мышление и аргументация не без материала, но с неопределенным, а потому сбивчивым материалом. С другой стороны, индуктивный метод только тем и отличается, что он дедуцирует сознательно. Законы естествознания — дедукции, которые человеческий мозг извлек из эмпирического материала. Спиритуалисту нужен материал, а материалисту необходимо одухотворение — вот положение, установленное с математической точностью спекулятивной философией» [Д,с.250]. Далее Дицген показывает, каким образом на почве материализма было найдено и раскрыто наукой единство идеального и ма- 510
териального: «Считая материальные интересы господствующими в мире, мы тем самым не отрицаем душевных и духовных запросов, а также проблем искусства и наук и прочих идеалов. Дело идет не об изжитой уже противоположности между идеалистами и материалистами, а о ее высшем единстве. Оно найдено в убеждении, что наука зависит от опыта, идеал — от материала, небесная свобода и справедливость — от производства и распределения земных благ» [Д, с. 251]. Отмечая далее тенденцию «недооценивать умственный и переоценивать физический труд» [Д, с. 262], Дицген призывает противодействовать этому грубому материализму. Наука уничтожает различие между духом и материей, дуализм духа и материи. «... Тело и дух — только логические, а не действительные противоположности. Наше тело и наш дух так тесно связаны между собой, что физический труд абсолютно немыслим без участия умственного труда... С другой стороны, вера в метафизику или бестелесность нашего умственного труда есть бессмыслица. Даже самое отвлеченное исследование есть, бесспорно, телесная работа. Всякий человеческий труд есть одновременно труд физический и умственный» [Д, с. 263]. Дицген особо останавливается на том обстоятельстве, что исследование человеческого духа, всех тех отношений, которые он вызывает к жизни, т. е. политических, юридических и т. д., естествознание исключает из сферы своего интереса, все еще находясь под влиянием старого предрассудка, что дух есть нечто метафизическое, дитя некоего другого — неестественного — мира (см. [Д, с. 112]). Естествознание заслуживает здесь упрека в абсолютизации и преувеличении различия между духом и материей, в непонимании их связи и единства. Эта абсолютизация и это преувеличение — следствие метафизического образа мышления. Естествознание стремится к монизму своих представлений, но этого еще недостаточно. Монизм должен быть требованием миропонимания в целом, с тем чтобы была устранена остающаяся «еще метафизическая лазейка — великая противоположность между духом и природой. Монистическим наш взгляд может стать лишь благодаря материалистической теории познания» [Д, с. 151]. Дицген подчеркивает радикальное решение фундаментальных вопросов теории познания в диалектическом материализме. «Мы потому материалисты, — пишет он, — что не делаем из духа ничего метафизического, чудовищного, и мыслительная сила для нас столь же мало „вещь в себе", как и сила тяжести или глыба земли» [Д, с. ИЗ]. Сама историческая практика свидетельствует о роли человеческого разума, о том, что «для нас человеческое развитие заключается в нашей растущей способности подчинить себе природу...» [Д, с. 281]. Для этой великой цели различные факторы духовной жизни человека, в том числе и наука, служат простыми вспомогательными средствами. В другом месте Дицген записал: «Свет познания делает человека господином природы» [Д, с. 144]. 511
Вот почему, согласно Дицгену, «хотя мы и противопоставляем телесное духовному, тем не менее различие это только относительное» [Д, с. 320]. Однако, «все, что человек может сделать, он может только с помощью естественных сил и материалов» [Д, с. 144]. В другом месте Дицген пишет: «Человеческое познание, будучи само относительной истиной, ставит нас в связь с другими явлениями и отношениями абсолютного бытия. Однако познавательную способность, познающий субъект, следует отличать от объекта, но эта разница должна оставаться ограниченной, относительной разницей, потому что как субъект, так и объект не только различны; они похожи друг на друга в том, что составляют части или явления той всеобщей сущности, которую мы называем вселенной» [Д, с. 101]. При общей правильной постановке этого вопроса Дицген и здесь допускал неточности, делал уступки вульгарному материализму. Правильно отмечая относительность противопоставления материи и духа, он порой впадал в явную ошибку, когда начинал их отождествлять вообще, стирать между ними грань. Таковы были, например, его утверждения о том, что все действительное — материально, в том числе человеческий дух, мысль: «Дух. так же действителен, как осязаемый стол, видимый свет, слышимый звук» [Д, с. 22]. Или: «Телесным, физическим, чувственным, материальным явлением называется тот общий род, к которому относится всякое существование, весомое и невесомое, тело и дух» [Д, с. 320].
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Требование монизма как признания единства повального и материального» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»
