Когда Маркс и Энгельс определяли черты истинного или передового ученого (см. главу XI), они несомненно имели в виду образ своего друга Шорлеммера, которого они близко знали и могли видеть его поведение в самых различных ситуациях. Прежде всего они отмечают его бескорыстную преданность науке. Шорлеммер перебрался в Англию, где в то время, по словам Энгельса, «талантливым химикам школы Либиха открывались широкие возможности для карьеры» [22, с. 332]. Но почему же все-таки Шорлеммер покинул родину и переехал в Англию? Во второй половине XIX в. не Германия, а Англия превратилась в центр теоретической мысли, так что, по словам Энгельса, «решающие успехи в деле исследования великой связи между отдельными фактами и в деле обобщения этой связи в законы достигаются преимущественно теперь в Англии, а не в Германии, как прежде» [21, с. 316]. Шорлеммер уже с первых шагов своей творческой деятельности в области науки не преследовал каких-либо меркантильных целей, не добивался для себя материальных выгод и не руководствовался целями наживы. Поэтому он не стремился к участию в частных промышленных предприятиях и не связывал свою судьбу с капиталистами. Напротив, с самого начала он твердо решил отдать все свои силы и способности науке, теоретическому познанию. Видимо, по этой причине он отверг карьеру совладельца химических заводов в Германии, а избрал тернистый путь частного ассистента и преподавателя манчестерского колледжа в Англии. Энгельс в письме от 10 мая 1868 г. делился с Марксом своими мыслями о жизненном пути их общего друга, говоря, что Шорлеммер потому только мирился со своим жалким положением здесь, в Англии, что оно давало в его распоряжение лабораторию и вместе с тем представляло возможность теоретической работы. В некрологе, посвященном Шорлеммеру, Энгельс подчеркивал эту же мысль; «В то время как большинство его молодых коллег 494
устремилось В область промышленности, он остался верен науке» [22, с. 322]. Но верность науке не означала, конечно, отрыва от живой жизни, от практики, ухода в сферу какой-то отвлеченной науки. Нет, это была верность науке, всеми своими нитями связанной с широкой общественно-исторической практикой человечества. Об этом свидетельствовал уже тот факт, что Шорлеммер всю свою научную деятельность сосредоточил на разработке той области органической химии, которая через производство каменноугольного дегтя в конечном счете своими корнями уходила в запросы производства синтетических красителей, лекарственных и парфюмерных веществ. И та же верность науке заставляла его сознательно отказаться от поступления на химическую службу к отдельным капиталистам, ибо в этом случае он попадал бы в наемное рабство и принужден был бы тратить свои силы и таланты в интересах повышения прибылей своего хозяина. Но была еще более глубокая социальная классовая причина того, что Шорлеммер, будучи коммунистом, «остался верен науке». Отказываясь служить меркантильным интересам капиталистов, он, напротив, стремился к тому, чтобы соединить свое научное призвание с практическими интересами пролетарского революционного движения. Энгельс отмечал, что после революции 1848 г. у буржуазии, особенно немецкой, иссяк всякий теоретический интерес, но что отныне этот интерес продолжает жить только в среде рабочего класса. «Здесь уже его ничем не вытравишь. Здесь нет никаких соображений о карьере, о наживе и о милостивом покровительстве сверху. Напротив, чем смелее и решительнее выступает наука, тем более приходит она в соответствие с интересами и стремлениями рабочих» [21, с. 317]. В качестве передового ученого Шорлеммер проявлял заботу и внимание к молодым начинающим ученым. Он сам испытал на себе безжалостное отношение со стороны своих старших коллег-профессоров, которые, пользуясь его затруднительным положением немецкого эмигранта, бессовестно заставляли его работать на них. В письме Э. Бернштейну от 27 февраля 1883 г. Энгельс охарактеризовал первые годы работы своего друга в Оуэнском колледже в Манчестере: «В то время он был бедным частным ассистентом у английских профессоров. Теперь он — член Королевского общества (здешней Академии наук)... Его большой курс химии, изданный им вместе с Роско, но написанный почти исключительно им одним (это известно всем химикам), считается сейчас лучшим в Англии и Германии. И такое положение он завоевал себе за границей в борьбе с людьми, которые эксплуатировали его до последней возможности, — завоевал исключительно благодаря действительно научным трудам» [35, с. 371]. Подобное отношение к начинающим ученым было характерным для определенных кругов буржуазных деятелей науки. 495
Молодой преподаватель в роли помощника маститого ученого, занимающий скромную должность ассистента или лаборанта, оказывался в полной материальной зависимости от своего руководителя. Пользуясь этим, руководитель кафедры или лаборатории без зазрения совести присваивал себе труд своего молодого помощника и ставил на его личных работах свое имя, иногда даже не упоминая имени действительного автора выполненного исследования. Подобная эксплуатация чужих умов и рук стала фактической нормой взаимоотношения в ряде случаев между старшим и младшим поколениями ученых. Буржуазное право и буржуазная мораль оказывали на науку свое растленное влияние. К подобным нравам Шорлеммер относился резко отрицательно, причем и после того, как он выбился «в люди» и сам мог бы эксплуатировать чужие таланты так же, как в свое время его талант эксплуатировали другие. Его биограф А. Шпигель вспоминает один эпизод, ярко рисующий образ Шорлеммера с этой стороны. В оценке чужих заслуг он часто шел слишком далеко. Так, Шорлеммер выписал в Манчестер одного немецкого студента для производства некоторых работ, оплатил ему поездку и жизнь в Манчестере и все-таки опубликовал работу молодого химика под его собственным именем. В словах «он часто шел слишком далеко» нашла отражение позиция буржуазного права и буржуазной морали: раз профессор оплатил молодому химику проезд и жизнь в Англии, то право собственности на выполненную этим молодым химиком работу принадлежит одному лишь профессору — ведь он купил ее. Приведенный Шпигелем эпизод показывает, насколько Шорлеммер был чужд установившимся в среде некоторых буржуазных ученых традициям. Что касается сотрудничества с капиталистическими промышленными предприятиями, то отношение к молодым ученым со стороны самих. капиталистов было сходным с отношением к рабочему скоту. Тот же Шпигель свидетельствует, что Шорлеммеру на всю жизнь запомнилось циничное откровение одного немецкого буржуа, который, приглашая к себе на услужение молодых химиков, говорил им: «У нас лошадь должна поработать, чтобы получить овес». Заметим, что по поводу биографии Шорлеммера, написанной Шпигелем, Энгельс говорил в письме к брату своего покойного друга от 29 апреля 1893 г.: «Д-ра Шпигеля я, помнится, видел здесь однажды несколько лет тому назад; думаю, что о жизни и деятельности Карла как химика он напишет вполне хорошо» [39, с. 60]. Позднее Энгельс ссылался на эту биографию уже после ее опубликования (см. [39, с. 158]). Даже после смерти Шорлеммера люди, эксплуатировавшие его при жизни, не успокоились. В письме брату покойного химика от 5 июня 1892 г. Энгельс писал по этому поводу: «Так как есть люди, которые не прочь присвоить себе лавры Карла, и так. как подобные попытки уже делались, я счел нужным сделать все необходимое, чтобы воспрепятствовать этому» [38, с. 306]. 496
Тогда же в письме от 7 июля 1892 г. Лауре Лафарг Энгельс высказался более определенно: «... Роско жаждет получить рукописи, ибо слишком хорошо знает, чтосам закончить книгу не сможет... он, без сомнения, сразу же набросится на душеприказчиков» [38,с.339]. Вместе с тем Энгельс отмечает, что при быстрых темпах развития химии возникает постоянная необходимость в обновлении материала при переиздании химических сочинений и что это дело так или иначе падает на плечи начинающих научных работников. В письме от 25 июля 1892 г. Энгельс писал брату покойного Шорлеммера, что «наука так быстро идет вперед, что такие вещи (книги по химии.—Ред.) за 1—2 года устаревают, если их постоянно не перерабатывать. Поэтому смерть крупного химика всегда дает возможность молодым людям различного сорта брать на себя подготовку новых изданий...» [38, с. 353]. В отношении научного наследия Шорлеммера часть такого рода задач выполнили ученики покойного. Интересно отметить, как соотносилось личное и общественное в образе Шорлеммера — ученого и коммуниста. Одной из характерных черт Шорлеммера была его глубокая преданность не только своей науке, но и коммунистическим убеждениям. Он ни при каких обстоятельствах не прятал, не скрывал их, не подлаживался к нормам так называемого образованного (буржуазного) общества, открыто и смело выступал против узкокастовых интересов и предрассудков этого общества. «... Нисколько не скрывая своих убеждений, он был до самой смерти активным членом германской социалистической партии...» [22, с. 322],— говорится в некрологе о нем, написанном Энгельсом. В письме к Э. Бернштейну от 27 февраля—1 марта 1883 г. Энгельс рассказывает, что в том буржуазном окружении, которое существовало в Оуэнском колледже в Манчестере, Шорлеммер открыто пропагандировал социалистические взгляды, что, конечно, не могло не встретить осуждения со стороны представителей буржуазной интеллигенции. Несмотря на это, он, по словам Энгельса, нигде не стеснялся выступать как социалист, читал вслух за столом, где обедают доценты, остроты из газеты «Социал-демократ» и т. д. (см. [35, с. 371]). А еще раньше в письме к Марксу от 10 мая 1868 г. Энгельс писал о Шорлеммере: «Это действительно один из лучших людей, каких я когда-либо знал; у него такая полная свобода от предрассудков, что она кажется почти врожденной, но на самом деле она может быть только результатом длительного размышления. При этом удивительная скромность» [32, с. 72]. В упомянутом выше письме к Э. Бернштейну Энгельс высоко оценил роль своего друга в международном рабочем движении, сказав, что «Шорлеммер, после Маркса, бесспорно, самый известный человек во всей европейской социалистической партии» [35, с. 371]. Но скромность его была поистине удивительной. 497
Избрание его в молодом возрасте (37 лет!) в члены Королевского общества, создание специально для него в 1874 г. профессорской должности по органической химии, присуждение ему звания почетного доктора университета в Глазго и другие знаки внимания и почета ни в малейшей степени не вызвали у него честолюбивых устремлений. В некрологе о нем Энгельс писал: «Но внешние почести ничуть не изменили его. Это был скромнейший в мире человек именно потому, что его скромность основывалась на правильном понимании им собственного значения. И именно по этой причине он принимал эти выражения признания как нечто само собой разумеющееся и поэтому — довольно равнодушно» [22, с. 324]. Нужно особо подчеркнуть еще одну черту Шорлеммера как передового ученого-марксиста: он был подлинным интернационалистом в науке и был чужд каким-либо поползновениям националистического свойства, которые нередко встречаются в буржуазной среде. В то время, да и позднее, шовинистические тенденции проникали в среду химиков (например, упоминавшийся выше Кольбе был ярым немецким националистом), незаслуженно преувеличивалась роль ученых «своей» национальности и принижалась роль ученых другой национальной принадлежности. Историки же науки нередко умышленно подбирали (фальсифицировали) историко-научный материал с таким расчетом, чтобы на первое место обязательно продвинуть ученых «своей» страны. Напротив, Шорлеммер показал науку (органическую химию) такой, какая она есть на самом деле, а именно строго интернациональной по своему содержанию. Он критикует за метафизичность взглядов немца Кольбе и англичанина Франклэнда, француза Лавуазье и шведа Берцелиуса и вместе с тем одинаково объективно раскрывает положительное значение их работ и открытий. Он высоко оценивал труды и открытия не только химиков из числа своих соотечественников, но и химиков из других стран—Франции (Жерар, Дюма, Лоран, Вюрц), Англии (Дальтон, Дэви, Вильямсон, Каунер), России (Бутлеров, Марковников), Италии (Авогадро). У Шорлеммера нет даже тени стремления несправедливо превозносить работы химиков одной национальности в ущерб химикам другой национальности. Решительно борясь против националистических воззрений на науку, Шорлеммер и в этом отношении следовал примеру своих друзей — Маркса и Энгельса. Таков был Шорлеммер — выдающийся химик, передовой ученый и коммунист, продолжатель марксистской концепции развития естествознания.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Шорлеммер как передовой ученый» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»
