Выявление социальных корней теоретических ошибок и реакционных тенденций в вульгарной политэкономии
Позиция вульгарных экономистов состояла в фальсификации выводов в угоду интересам господствующего класса, в борьбе против свободного научного исследования. «Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой» [23, с. 17], — указывал Маркс, заклеймив апологетов капитализма соответствующей характеристикой. Противопоставляя две формы буржуазной экономической мысли, Маркс тем самым противопоставляет две разных концепции науки и научности, два разных подхода к истолкованию целей научного знания, его направленности, его отношения к обыденному знанию. В этом анализе Маркс уловил и раскрыл ряд моментов, отличающих представления о науке в буржуазной мысли середины XIX в. от интерпретации науки в классический период ее развития. Различие между классическим и постклассическим образами науки проходит, в частности, и по тем пунктам, которые были предметом марксова анализа. В XIX в. возникает тенденция ограничить науку описанием чувственно данного, редуцировать ее к миру фактов; в этот же период формулируется убеждение, что наука и обыденное знание принципиально не отличаются друг от друга (таковы, например, взгляды Г. Спенсера). Ко второй по- 428
ловине XIX в. относится и изменение научной установки, той внутренней позиции, которая является программой действия ученого. В научную установку все более и более проникают вненаучные мотивы и стремления. Конечно, следует учитывать, что анализ Марксом двух типов мысли относится к буржуазной политэкономии, где классовые интересы, или, как говорил сам Маркс, «фурии частного интереса», выражаются зачастую весьма открыто и оказывают непосредственное влияние на научное исследование. Известно, что нередко ученый, научная беспристрастность и добросовестность которого не подлежит сомнению, делает серьезные теоретические ошибки. Анализ движения человеческой мысли к истине предполагает выяснение того, в чем причина таких грубых заблуждений, которые случаются даже у выдающихся теоретиков. Маркс указывает, что эти ошибки, иллюзии, заблуждения не могут быть поняты как чисто субъективный момент в развитии науки. Большая заслуга Маркса состоит в указании характера и причин ошибок, иллюзий и заблуждений в области политической экономии, с которыми сталкивается исследователь и которые должны быть преодолены в научно-теоретической работе2. Общая, объективная основа допущенных теоретических ошибок в анализе капиталистической системы состоит в том, что исследователь оказывается на поводу у капиталиста. «... Эта путаница, царящая среди теоретиков, лучше всего показывает, как капиталист, всецело захваченный конкурентной борьбой и отнюдь не проникающий за ее внешние проявления, как такой капиталист-практик не способен распознать за обманчивой внешностью внутреннюю сущность и внутренний строй этого процесса» [25, I, с. 184]. Противоречие между стремлением теоретика проникнуть в суть изучаемых общественных явлений и поверхностным представлением, которое он вырабатывает в результате живого участия в изучаемых им общественных процессах, отчетливо проявляется в работах Адама Смита. «Эта наивность, с какою Смит, с одной стороны, смотрит на вещи глазами агента капиталистического производства и изображает их совершенно так, как они представляются этому последнему и им мыслятся, как они определяют его практическую деятельность и как они по видимости происходят на деле, в то время как Смит, с другой стороны, местами вскрывает более глубокую связь явлений, — эта наивность придает его книге немалую прелесть» [26, II, с. 237]. Маркс различает в способе рассмотрения Смита внутреннее противоречие. «Сам Смит с большой наивностью движется в постоянном противоречии. С одной стороны, он прослеживает внутреннюю связь экономических категорий, или скрытую структуру буржуазной экономической системы. С другой стороны, он ставит рядом с этим связь, как она дана видимым образом в явлениях конкуренции и 2 См.: «Капитал» Маркса. Философия и современность. М., 1968, с. 265—283. 429
как она, стало быть, представляется чуждому науке наблюдателю, а равно и человеку, который практически захвачен процессом буржуазного производства и практически заинтересован в нем. Оба эти способа понимания, из которых один проникает во внутреннюю связь буржуазной системы, так сказать в ее физиологию, а другой только описывает, каталогизирует, рассказывает и подводит под схематизирующие определения понятий то, что внешне проявляется в жизненном процессе, в том виде, в каком оно проявляется и выступает наружу, — оба эти способа понимания у Смита не только преспокойно уживаются один подле другого, но и переплетаются друг с другом и постоянно друг другу противоречат...» [26, II, с. 177]. У Смита это противоречие имеет свое оправдание, поскольку это была, с одной стороны, попытка проникнуть во внутреннюю физиологию буржуазного общества, а с другой — Смит стремится отчасти впервые описать жизненные формы капиталистического общества, отчасти найти для описываемых явлений номенклатуру, соответствующие рассудочные понятия, т. е. стремится впервые воспроизвести эти явления в языке и мышлении. Одна сторона дела интересует его так же, как и другая. Указанное противоречие в теоретическом мышлении политэкономии сохраняется и в дальнейшем ее развитии. Анализ Маркса показывает, что теоретические заблуждения можно и нужно объяснить, введя в рассмотрение социально-психологические аспекты научного исследования. Повседневная «купеческая практика», как говорил Энгельс, формирует обыденные представления у людей, вовлеченных в систему господствующих капиталистических отношений, и эти представления некритически переносятся в практику научных исследований. Вульгарная политэкономия вообще не строит строго научных представлений, а лишь «переводит обыденные представления на доктринерский язык» [26, III, с. 529], и даже лучшие из представителей классической политэкономии в большей или меньшей степени остаются захваченными тем миром видимости, который они сами пытались разрушить своими теоретическими исследованиями, и потому в большей или меньшей мере впадали в непоследовательность, половинчатость, неразрешимые противоречия. Маркс подчеркивал, что классическая политэкономия в своем развитии доходит постепенно до понимания богатства не только в объективном (как вещь), но и в субъективном (результат человеческого труда) смысле. В принципе эта позиция уже открывала возможность для действительного понимания экономических отношений. И тем не менее классики политэкономии не избежали заблуждений. Они много сделали, чтобы свести различные формы богатства к их внутреннему единству и отличить его от многообразия форм проявления богатства. Однако сами формы проявления не были объяснены. Рента, сведенная к добавочной прибыли, исчезает из сферы научного рассмотрения как самостоятельная 430
форма. То же самое происходит и с процентом, и с другими формами капиталистического производства или потребления. Или, например, другое характерное заблуждение: существующее производство классическая политэкономия трактует не как историческую форму, т. е. преходящую, временную, а как естественную, т. е. необходимую и на веки вечные данную форму общественного производства, хотя путь к устранению последней трактовки классическая политэкономия прокладывала своим собственным анализом. Согласно Марксу, одной только научной критикой нельзя устранить иллюзорные представления, чисто теоретическое развитие не гарантирует преодоления заблуждений и ошибок. Выход возможен лишь при переходе теоретика на новые социальные позиции: действительная теоретическая антитеза буржуазной политэкономии формируется в ходе развития общественных отношений и антагонизмов. «Ведь развитие политэкономии и порожденной ею самою антитезы идет нога в ногу с реальным развитием присущих капиталистическому производству общественных противоречий и классовых битв» [26, III, с. 526]. Эти размышления Маркса о причинах теоретических ошибок и заблуждений имеют значение не только для социально-общественных, но и для естественных наук. Общегносеологическая сторона позиции Маркса состоит в необходимости решительного отказа от своеобразной методологии «здравого смысла», ограничивающей сферу науки только тем, что непосредственно бросается в глаза. Значение позиции Маркса для истории науки состоит в том, что она позволяет раскрыть не только гносеологические, но и социальные, социально-психологические истоки теоретических заблуждений и иллюзий.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Выявление социальных корней теоретических ошибок и реакционных тенденций в вульгарной политэкономии» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»
