С гносеологической точки зрения революция в химии конца XVIII в. относится к тому же типу научных революций, как и та революция, которую произвел в астрономии Коперник. Познавательный источник у теории флогистона был в конечном счете тот же, что и у пто- 273
Яемеевского учения: непосредственная видимость, возведенная в принцип, завершающий собой все познание. В самом деле, с незапамятных времен люди считали, что огонь является разрушителем тел: если горит деревянная постройка, то от огня она рушится, разваливается, а из нее явно вырываются пламя и дым (густой «пар»). Остается же малая доля того, что было до пожара, в виде золы и угля. Именно это непосредственно наблюдаемое (видимое) явление и легло в основу первого учения арабских алхимиков об огне и горении. Позднее оно видоизменялось у ятрохимиков (Парацельс) и первых химиков XVII в., но основа этого учения оставалась прежней: у алхимиков и ятрохимиков горючее начало фигурировало в виде «серы» («сульфура»), у Бехера (на рубеже XVII и XVIII вв.) — в виде второй земли (горючей и жирной), у Шталя (в начале XVIII в.) —в виде флогистона. Суть всех этих воззрений сводилась к тому, что при горении (к нему Шталь добавил ржавление и окисление) из горящего (окисляемого, ржавеющего) тела выделяется (при горении — в виде пламени) особое вещество — флогистон. Отсюда следовало, что гореть (ржаветь, окисляться) могут только сложные тела, содержащие в своем составе гипотетический флогистон. Остатки же после горения (ржавления, окисления) должны рассматриваться как химические элементы. Из этого следует, что в основу теории флогистона была положена непосредственная видимость: мы видим, как распадается на части горящее тело, значит, горение есть распад, есть выделение из сложного тела его простых компонентов (составных частей). И все же, несмотря на то что отношения основных тел, участвующих в процессе горения (ржавления, окисления) и получающихся в его результате, были перевернуты в теории флогистона на обратные, эта теория была научной (хотя и ложной). Именно благодаря этой своей первой теории химия смогла освободиться от алхимической донаучной фантастики (см. [20, с. 348]). В предисловии ко второму тому «Капитала» Энгельс сослался как раз на эту часть истории химии. Он писал: «Как известно, еще в конце XVIII века господствовала флогистонная теория, согласно которой сущность всякого горения состоит в том, что от горящего тела отделяется другое, гипотетическое тело, абсолютное горючее вещество, получившее название флогистона. Эта теория была достаточна для объяснения большей части известных тогда химических явлений, хотя в некоторых случаях она объясняла их не без большой натяжки» [24, с. 19]. Об этом сказано в книге Роско и Шорлеммера, которой пользовался Энгельс. Далее речь у Энгельса идет о том, что эмпирической предпосылкой первой химической революции, которая произошла в конце XVIII в., было экспериментальное открытие кислорода в 1774 г. английским химиком-философом Дж. Пристли и шведским химиком-аптекарем К. В. Шееле. Они первыми увидели новый газ, обнаружили его свойства и описали их, но ни тот, ни другой не 274
понял истинного значения сделанного чисто эмпирическим путем открытия. Пристли полагал, что он открыл разновидность воздуха, освобожденного от флогистона, а Шееле думал, что нашел огненный воздух, который, соединяясь с флогистоном, образует огонь и теплоту. Следовательно, ни Пристли, ни Шееле не совершили еще своим эмпирическим открытием революции в химии, так как не сумели сделать из него правильных теоретических выводов. Они полностью оставались на позициях старой флогистонной теории, а стоя на них, нельзя было произвести в химии уже назревшего революционного переворота. Энгельс писал: «Элемент, которому суждено было ниспровергнуть все флогистонные воззрения и революционизировать химию, пропадал в их руках совершенно бесплодно. Но вскоре после этого Пристли, будучи в Париже, сообщил о своем открытии Лавуазье, и Лавуазье, руководствуясь этим новым фактом, вновь подверг исследованию всю флогистонную химию и впервые открыл, что новая разновидность воздуха была новым химическим элементом, что при горении не таинственный флогистон выделяется из горящего тела, а этот новый элемент соединяется с телом, и таким образом, он впервые поставил на ноги всю химию, которая в своей флогистонной форме стояла на голове. И если даже Лавуазье и не дал описания кислорода, как он утверждал впоследствии, одновременно с другими и независимо от них, то все же по существу дела открыл кислород он, а не те двое, которые только описали его, даже не догадываясь о том, что именно они описывали» [24, с. 19, 20]. Как видим, в данном случае произошла в сущности точно такая же революция в химии, какую в астрономии совершил в свое время Коперник: сначала сложилось в корне неправильное представление о природе наблюдаемого явления, причем в основу этого представления легло то, что дает человеку непосредственная видимость: кажущееся движение небесных светил вокруг Земли, кажущийся распад горящего тела на свои составные части. Научная революция состояла здесь не только в коренной ломке в самой его основе этого неверного представления, но и в конкретной форме этой ломки, состоявшей в том, что происходило прямое переворачивание, перевертывание прежних представлений на противоположные: не Солнце и звезды обращаются вокруг Земли, а Земля обращается вокруг Солнца и собственной ' оси; при горении не горящее сложное тело распадается, выделяя мифический флогистон, а простые тела (уголь, сера, металлы) соединяются с простым телом (кислородом), входящим в состав атмосферного воздуха. Лавуазье — истинный революционер в науке. Он не примиряет старое с новым в химии и не ищет способов для осторожного и постепенного преобразования устарелых взглядов, а ломает их решительно в самой их основе и этим расчищает дорогу для 275
дальнейшего развития химии. Он призывает к тому, чтобы все разрушить в химии и создать все заново. Разрешение старых воззрений сочетается у Лавуазье с выработкой новых, соответствующих реальной действительности. Ломая устаревшие понятия флогистонного учения, Лавуазье полностью удерживает накопленные в рамках этого учения факты и строит новую химию на основе кислородного учения. Здесь мы видим, в чем состояла предшествующая ступень эволюционного развития химии, начиная с Бойля, которая подготовила революционный переворот, вызванный в химии трудами Лавуазье. Она состояла в количественном накоплении новых фактов, для которых рамки флогистонного учения становились все более тесными и которые тем самым вели к тому, чтобы разорвать, сокрушить эти рамки, вырваться из их тисков. На известной ступени такого накопления фактов и произошел переход их количества в качество (в смысле выработки нового принципа их объяснения), т. е. ломка старой теории и рождение новой путем резкого скачка, путем революционного переворота в науке. Энгельс охарактеризовал весь этот процесс следующим образом: «... в химии флогистонная теория своей вековой экспериментальной работой впервые доставила тот материал, с помощью которого Лавуазье смог открыть в полученном Пристли кислороде реальный антипод фантастического флогистона и тем самым ниспровергнуть всю флогистонную теорию. Но это отнюдь не означало устранения опытных результатов флогистики. Наоборот, они продолжали существовать; только их формулировка была перевернута, переведена с языка флогистонной теории на современный химический язык, и постольку они сохранили свои значение» [20, с. 372]. Однако революции в науке не приводят сразу к принятию учеными новых воззрений. Напротив, новые воззрения встречают сначала резкое сопротивление со стороны защитников старых воззрений, рушащихся под воздействием начавшейся революции в науке. Так поступал, по словам Энгельса, «старик Пристли, который до конца дней своих клялся флогистоном и ничего не хотел знать о кислороде» [24, с. 21]. В результате такого отношения части ученых к новым революционным воззрениям вспыхивает порой очень острая борьба между сторонниками старых и новых теорий в науке, борьба, которая рано или поздно завершается полной победой новых, прогрессивных теорий над старыми, ставшими тормозом для дальнейшего развития науки. Прослеживая историю первой революции в химии, Энгельс показывает как теория флогистона, попытавшаяся объяснить новые факты, приобретала все более и более противоестественные черты, вплоть до приписывания флогистону отрицательного веса. Так как сторонники флогистона еще в середине XVIII в. «обнаруживали, что сгоревшие простые тела после сгорания имеют больший вес, чем прежде, то они объявили, что флогистон имеет 276
отрицательный вес, так что тело без своего флогистона весит больше, чем с ним. Таким образом, флогистону постепенно приписали все важнейшие свойства кислорода, но все — в обратном смысле» [18, с. 274]. Эволюционное развитие химии, подготовившее революцию в ней, подвело в итоге к такому пункту, когда оставалось только перевернуть все признаваемые отношения в химии, т. е. поставить их с головы на ноги, чтобы привести их в соответствие с самой действительностью. В этом и состояла революция, совершенная Лавуазье. Энгельс писал: «Когда было открыто, что горение состоит в соединении горящих тел с другим телом, кислородом, и кислород был получен в чистом виде, это предположение — после долгого, однако, сопротивления со стороны старых химиков—совершенно утратило свое значение» [18, с. 274]. Другими словами, победа осталась за кислородной теорией. Этим закончился первый цикл научных революций.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Завершение первого цикла научных революций» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»
