Для того чтобы убедиться, что материальный, и прежде всего экономический, момент действительно является движущим импульсом естественнонаучного прогресса, можно рассуждать следующим образом. Если это так, то в те исторические периоды, когда у человечества отсутствуют или же сильно заторможены стимулы технического прогресса, должно наблюдаться по этой причине отсутствие связанного неразрывно с ним естественнонаучного прогресса. Так это было в древнем и средневековом Востоке, где господствовал «азиатский способ производства» (по определению Маркса), так это было и в Европе во времена античности (при рабовладельческом строе) и средневековья (во времена раннего феодализма). В первом томе «Капитала» Маркс указывал, что, по меткому выражению древних, рабочий (раб) рассматривался как одаренное речью орудие, отличающееся этим от животного как орудия, одаренного лишь голосом, и от неодушевленного (немого) орудия. «Но сам-то рабочий дает почувствовать животному и орудию труда, что он не подобен им, что он человек. Дурно обращаясь с ними и con amore (со сладострастием) подвергая их порче, он достигает сознания своего отличия от них. Поэтому эко- 166
номический принцип такого способа производства — применять только наиболее грубые, наиболее неуклюжие орудия труда, которые как раз вследствие своей грубости и неуклюжести труднее подвергаются порче» [23, с. 208]. И Маркс показывает далее, что такой экономический принцип, исключающий возможность какого-либо технического прогресса, начинает действовать немедленно, как только непосредственный производитель превращается в раба. «Поэтому, — пишет он, — в рабовладельческих штатах... были в ходу плуги старокитайской конструкции, которые рыли землю, как свинья или крот, но не делали борозды и не переворачивали пласта» [23, с. 208]. В технике средневековой Европы господствовала рутина и страшный консерватизм, на что обращает внимание Маркс в своих экономических рукописях 1861—1863 гг. Он отмечает, что тогда уже использовались ручные мельницы, мельницы, приводившиеся в движение животными, и водяные мельницы. В Средние века были изобретены ветряные мельницы, которые с XII в. широко применяются. Однако этот период не знал технических усовершенствований мельниц. Маркс отмечает лишь одно единственное усовершенствование водяной мельницы — установку ручных сит. В этих же рукописях Маркс указывает на специфический характер знания в Средние века — на рецептурный и тайный характер эмпирических знаний того или иного ремесла. На этой ступени производства «ограниченный объем знаний и опыта был непосредственно связан с самим трудом, не развивался в качестве отделенной от него самостоятельной силы и поэтому в целом никогда не выходил за пределы традиционно пополняемого и лишь очень медленно и понемногу расширяемого собирания рецептов. (Эмпирическое овладение тайнами каждого ремесла.) Рука и голова не были отделены друг от друга» [47, с. 554]. В «Капитале» Маркс обращает внимание на то, что для ремесленного производства характерна стабильность формы инструментов труда, что в Средние века форма инструмента передается веками и даже тысячелетиями из рук одного поколения в руки другого в неизменном виде. «Характерно, — продолжает Маркс,— что вплоть до XVIII века отдельные ремесла назывались mysteries (mysteres) [тайнами], в глубину которых мог проникнуть только эмпирически и профессионально посвященный» [23, с. 497]. Подобный характер ремесленного производства обусловил и тип развития естественнонаучного знания в эпоху Средневековья, а именно его традиционность, рецептурность и крайне медленное движение, которое фактически является собиранием эмпирических рецептов относительно того или иного «тайного» ремесла. Этот тип развития научного знания усугубляется еще и характером образования в Средневековье. В работе «Крестьянская война в Германии» Энгельс писал: «Средневековье развилось на совершенно примитивной основе. 167
Оно стерло с лица земли древнюю цивилизацию, древнюю философию, политику и юриспруденцию, чтобы начать во всем с самого начала... В результате, как это бывает на всех ранних ступенях развития, монополия на интеллектуальное образование досталась попам, и само образование приняло тем самым преимущественно богословский характер. В руках попов политика и юриспруденция, как и все остальные науки, оставались простыми отраслями богословия и к ним были применены те же принципы, которые господствовали в нем» [7, с. 360]. Подчинение философского и первых форм естественнонаучного знания религии, конечно, не способствовало развитию науки. Оно тормозило научную специализацию, приводило лишь к освящению традиционно сложившихся форм существования и материального, и духовного производства. Поэтому Энгельс отмечал, что Средневековье является бесплодным периодом для любой науки (см. [14, с. 25]), называл этот период темной ночью Средневековья (см. [20, с. 501]), где «церковная догма являлась исходным пунктом и основой всякого мышления» [21, с. 495]. Бесплодность Средневековья для развития научного знания основоположники марксизма связывали не только с типом организации ремесленного производства, с тайным характером ремесел, но и с изолированностью феодальных хозяйственных структур. Локальный характер общественных отношений, присущий Средневековью, замкнутость экономических форм средневековой социальной жизни приводили к гибели изобретений, достигнутых в этот период. Этот факт основоположники марксизма отметили уже в «Немецкой идеологии»: «Только от распространенности сношений зависит, теряются — или нет — для дальнейшего развития созданные в той или другой местности производительные силы, особенно изобретения. Пока сношения ограничиваются непосредственным соседством, каждое изобретение приходится делать в каждой отдельной местности заново; достаточно простых случайностей, вроде вторжений варварских народов или даже обыкновенных войн, чтобы довести какую-нибудь страну с развитыми производительными силами и потребностями до необходимости начинать все сначала. На первых ступенях исторического развития приходилось изобретать ежедневно заново, и в каждой местности — независимо от других. Как мало были гарантированы от полной гибели развитые производительные силы, даже при сравнительно обширной торговле, показывает пример финикиян, большинство изобретений которых было утрачено надолго в результате вытеснения этой нации из торговли, завоевания Александром и последовавшего отсюда упадка. Другой пример — судьба средневековой живописи на стекле» [3, с. 54]. Рукой Маркса сделана пометка на полях: «и производство стекла в Средние века», которой обращается внимание на то, что производство стекла в этот период делается заново и в каждой местности — независимо от других. 168
Иными словами, рассматривая конкретные формы зависимости научного знания от материального производства, Маркс и Энгельс показывают то, как специфические формы организации производства и общественных отношений Средневековья отражаются в характере научных знаний, в распространении технических нововведений и результатов интеллектуального труда. Для ремесленного производства Средневековья характерны неразрывная связь материального и духовного производства, физического и умственного труда. Маркс и Энгельс неоднократно подчеркивали, что на этом этапе знание еще не отделилось от процесса труда, который выполняется здесь традиционным способом. Поэтому Маркс говорит о разрушении в науке присущих средневековому знанию «традиционных сведений, наблюдений, профессиональных секретов, полученных экспериментальным путем» [47, с. 555], связывая этот процесс с разложением средневекового ремесленного производства. Сказанное свидетельствует о том, что движущая сила развития естествознания в Новое время заключена прежде всего в потребностях развития производства, приведших к разрушению всех традиционных способов организации материального и духовного производства, к созданию новых форм организации науки. Если назвать передачей по традиции способ передачи неизменных, законсервированных сведений технического и производственного характера, например технической рецептуры, то для Средневековья был типичен именно такой способ передачи по традиции. В общем же случае такая традиция, как механизм передачи определенных норм в виде наследия, передаваемого от одного поколения к другому, характерна для патриархальных, изолированных, относительно стабильных структур, где еще не существует развитой системы разделения труда, где материальное производство не обособлено от духовного. В «Капитале» и экономических рукописях Маркс неоднократно противопоставлял традиционно-патриархальному обществу динамичный характер общества, основанного на разделении труда, индустрии и науке. Он писал, что традиция должна играть преобладающую роль при застойном состоянии как процесса производства, так и соответствующих ему общественных отношений. Урегулированность и порядок данного типа общества достигаются посредством повторного воспроизводства прежних патриархальных норм и отношений. Такой способ передачи социальных норм и культурных образцов, такая форма сохранения преемственности между различными этапами эволюции общества и его культуры покоится, по словам Маркса, на неразвитости всех общественных производительных сил труда, на примитивности самого способа труда, на ограниченном характере отношений человека к природе, к условиям труда, к общине, к его соплеменникам и т. д. (см. [46, I, с. 475]). 169
Напротив, весь строй науки, весь ее дух как социального института противоположен тому способу передачи наследия, который основан на традиции. Если традиция базируется на повторении прошлого образца, прежнего образа мысли, то наука всегда предполагает изменение наличного опытного и мыслительного материала, построение новой, оригинальной теории, достижение подлинного нововведения.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Средневековье и отсутствие научного прогресса» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»
