Военно-политическая обстановка, сложившаяся на рубеже 1917 — 1918 гг., побуждала как страны Антанты, так и Центральные державы к скорейшему окончанию войны. Первый генерал-квартирмейстер германского генерального штаба Э. Людендорф писал в конце февраля 1918 г. в одной из докладных записок: «У нас нет выбора между миром и войной, пока мы нуждаемся в экономически сильном и обеспеченном отечестве. Но... мы впервые после вторжения во Францию стоим перед необходимостью выбора между наступлением и обороной»{37}. Автора записки беспокоил вопрос: сможет ли германское верховное командование «использовать выгоды создавшегося положения для нанесения большого удара на Западе или же должно будет, не предпринимая этой попытки, ограничиться планомерной обороной и организацией отвлекающих ударов где-нибудь в Италии или в Македонии»{38}. Германские стратеги оценивали сложившуюся ситуацию как благоприятную для перехода к решительным действиям с целью в короткий срок сокрушить армии Антанты и победоносно закончить войну. Германии теперь противостоял один главный фронт — Западный. «На рубеже 1917 — 1918 годов, — писал позднее Людендорф, — обстановка на суше, вследствие выхода России, сложилась для нас выгоднее, чем за год перед тем. Мы вновь, как в 1914 и [409] 1916 гг., могли ставить перед собой задачу разрешения войны посредством наступления на суше. Соотношение сил складывалось для нас благоприятно, как никогда»{39}. Эту же мысль Людендорф подчеркивал и 2 января 1918 г.: «Положение на фронтах, — заявлял он, — лучше, чем когда бы то ни было, и есть надежда окончить войну на Западе успешно. В Македонии болгар связывает противник. На Ближнем и Среднем Востоке из-за безотрадного состояния железных дорог нельзя ничего поделать». Благодаря же «переброске войск на Запад положение там наконец упрочилось»{40}. Мысль о том, чтобы предпринять весной 1918 г. решительное наступление во Франции, была в общей форме высказана в главной квартире германской армии еще в ноябре 1917 г.{41} 7 января 1918 г. П. Гинденбург писал Вильгельму II: «Чтобы обеспечить себе в мире такое политическое и экономическое положение, которое нам необходимо, мы должны разбить западные державы»{42}. А 13 февраля 1918 г. в Гомбурге на совещании кайзера с представителями имперского правительства и верховного командования Людендорф докладывал свои соображения о стратегических планах на предстоящую кампанию. «Нанесение решительного удара на Западе, — говорил он, — представляется самой огромной военной задачей, которая когда-либо была поставлена какой-нибудь армии и которую Франция и Англия тщетно пытались разрешить в течение двух истекших лет... Здесь будет страшная борьба, которая начнется на одном участке, продолжится на других, потребует много времени и будет очень тяжелой, но закончится победоносно»{43}. Людендорф заверил Вильгельма и рейхсканцлера, что «эта задача будет разрешена успешно лишь в том случае, если военное руководство будет освобождено от всех невыносимо связывающих его оков, если к решительному моменту на Запад будут подвезены все до единого бойца, которыми мы можем располагать, и если войска будут воодушевлены духом, который дарует любовь к императору и родине, доверие к энергии военного руководства и веру в величие отечества»{44}. Германское верховное командование было намерено достичь конечной цели в первой же операции. В случае же неудачи предполагалось возобновить наступление. В представлении Людендорфа, отмечал французский военный историк генерал Луазо, сложившейся обстановке и намеченной цели отвечало только наступление{45}. [410] Переход к обороне, по мнению германского командования, мог решающим образом изменить военно-политическую и стратегическую обстановку в пользу Антанты. Летом 1918 г. ожидалось прибытие во Францию основных сил американской армии, что неизбежно дало бы противникам Германии значительный численный перевес. В то же время немецкое военное руководство полностью отдавало себе отчет в том, что силы Австро-Венгрии, Болгарии и Турции были практически исчерпаны. «Четверной союз, — подчеркивал Людендорф, — держался единственно надеждой на победу германского оружия»{46}. Немаловажную роль при принятии этого решения играли и внутриполитические соображения. Рост революционной активности широких трудящихся масс, антивоенные выступления в тылу и на фронте могли, по мысли немецкого политического и военного руководства, быть нейтрализованы лишь решительным наступлением и победоносным окончанием войны. Приняв стратегический план сокрушения армий Антанты на западноевропейском театре военных действий, германские империалисты отнюдь не отказывались и от экспансионистских планов на Востоке. В итоге первых двух лет войны германским и австро-венгерским войскам удалось оккупировать Польшу, значительные территории Прибалтики, Белоруссии и Украины. Казалось бы, осуществление их захватнических намерений было теперь вполне реальным делом. Руководители Пангерманского союза, выражавшие наиболее агрессивные интересы монополистической буржуазии, выступали с проектами колонизации и онемечивания захваченных у России областей. По мнению Г. Класса, Россию следовало лишить выходов к Балтийскому и Черному морям, отнять у нее Кавказ и азиатские провинции. Для Украины планировался статут «самостоятельного» (на деле полностью зависимого от Германии) государства{47}. Господствующие классы Германии уже давно строили далеко идущие планы использования захваченных и еще не захваченных областей России, их природных богатств и экономического потенциала. Германский генеральный штаб планировал использовать дополнительные людские ресурсы для пополнения армии{48}. В конце 1917 — начале 1918 г. правящие круги Германии серьезно опасались революционного взрыва в собственной стране. События январской стачки показали, что эти опасения были далеко не безосновательны. Именно в это время в немецких военных и политических кругах зародились планы уничтожения первого в мире социалистического государства путем вооруженной интервенции. «Очаг революционной чумы, — заявлял статс-секретарь [411] ведомства иностранных дел Р. Кюльман, — должен быть ликвидирован силой оружия»{49}. Совершенно очевидно, что военное и политическое руководство кайзеровской Германии, согласившись на мирные переговоры с Советской Россией, отнюдь не было настроено на заключение мира без аннексий и контрибуций. Правящие круги Центральных держав рассчитывали заключить мир на таких условиях, которые позволили бы им после достижения победы на Западе добиться осуществления своих агрессивных планов против России. Захваченные ранее территории рассматривались как плацдарм, необходимый для новых завоеваний. Весьма недвусмысленное заявление на этот счет сделал Гинденбург в начале января 1918 г. «Я хочу, — говорил он Р. Кюльману, — на случай будущей войны против России сохранить пространство для маневра германского правого крыла»{50}. Этими причинами и объясняется то обстоятельство, что германское верховное командование, несмотря на неоднократные заявления о необходимости сосредоточить все силы и средства для нанесения решающего удара на Западе, продолжало в начале 1918 г. держать на Восточном фронте свыше 50 пехотных и кавалерийских дивизий. Возможно, что, сосредоточив все силы и средства на западноевропейском театре военных действий, германское командование могло бы рассчитывать на определенный успех запланированного наступления и заключение мира на приемлемых для себя условиях{51}. Но для этого надо было отказаться от каких бы то ни было захватнических притязаний на Востоке. Такое решение противоречило агрессивной природе германского милитаризма. Планируя решительное наступление во Франции и Бельгии и не отказываясь одновременно от продолжения завоеваний на Востоке, военное руководство кайзеровской Германии во главе с Гинденбургом и Людендорфом вело страну и армию не к победе, а к поражению и национальной катастрофе. Что касается Австро-Венгрии, Турции и Болгарии, то они должны были «выдержать» до победы Германии. Гинденбург и Людендорф полагали, что ввиду выхода России и Румынии из войны и тяжелого положения Италии после поражения под Капоретто Австро-Венгрия сама сможет справиться со своими фронтами и что болгарская армия будет в состоянии противостоять силам Антанты в Македонии, а Турция перебросит свои войска, освободившиеся на Кавказе, в Месопотамию и Сирию{52}. [412]
Ви переглядаєте статтю (реферат): «План Центральных держав» з дисципліни «Історія першої світової війни 1914-1918»
