В то время как под Силистрией фельдмаршал губил участь всей кампании, в Петербурге император Николай, еще не совершенно разочарованный в своем «отце-командире», жил жизнью Дунайской армии. Положительно удивляешься работоспособности этого могучего государя и человека, его выдающимся военным дарованиям, умению охватить и правильно оценить обстановку, несмотря на то что Паскевич, человек, имевший на государя колоссальное влияние, делал все возможное, чтобы сбить его с правильного пути, на котором стоял государь в отношении плана и способов ведения кампании. Раза два в неделю император писал обширные письма князю Варшавскому, которые могли бы служить чистым откровением для фельдмаршала, если бы они падали на более благодатную почву. Казалось, могучая, богатырская фигура императора Николая развернулась во всю ширь именно в то время, когда грозные тучи сплошным кольцом окружили 279
его страну. И чем более падали духом его ближайшие сотрудники, тем величественнее становилась фигура государя, который верил в Россию, верил в возможность повернуть успех кампании в нашу сторону и, к сожалению, верил в людей, не замечая того, что бóльшую часть всего выдающегося, что он этим людям приписывал, следовало отнести на долю самого государя. В своих письмах к фельдмаршалу император Николай давал сжатый очерк всей обстановки войны; он очень ясно сознавал положение наших врагов, правильно определял политику враждебной нам, но трусливой Австрии и настаивал на усвоении фельдмаршалом того образа действий, который мог повернуть колесо фортуны в нашу сторону, который при удаче мог много дать, а при неудаче не поставил бы нас в положение хуже того, в котором мы оказались. «Радуюсь очень,— писал государь фельдмаршалу 11 мая,— что ты велел приступить к осаде Силистрии. В теперешних обстоятельствах продолжаю полагать, что лучшего сделать нельзя. Пойдет ли осада спокойно — хорошо; выйдут ли турки с союзниками на выручку крепости — тем лучше, будет тогда случай их разбить... Ты мне писал, что Шильдер обещает через две недели взять Силистрию; я доволен буду, ежели и через четыре недели — и то хорошо!» В следующем письме государь предостерегал Паскевича о возможном увлечении Шильдера своим «воображением», что могло привести к пренебрежению выработанными опытом правилами атаки, выражал надежду, что турки должны будут бросить укрепления Арабское и Песчаное, но отсюда далеко еще до главной крепости, а потому государь опасался, что в обещанные четыре недели дело не будет кончено. Император Николай считал желательным осаду Силистрии, чего легко было достигнуть благодаря оставлению турками Туртукая, направлением с этой стороны к крепости части наших войск, сосредоточенных на среднем Дунае. Турки именно этого и боялись, но фельдмаршал остался нем к такому выгодному для нас событию. Государь вообще очень боялся, чтобы его мнение не было односторонне, а поэтому он только в исключительном случае, один лишь раз, а именно относительно осады Силистрии, отдал Паскевичу свое повеление в категорической форме; всегда же свои предложения высказывал лишь в виде личных мнений и пожеланий, принять или не принять которые предоставлял фельдмаршалу как человеку, находившемуся на месте и военные дарования которого он ставил очень высоко. При решении плана военных операций государь пожелал также узнать мнение выдающегося стратега первой половины XIX века генерала Жомини, доживавшего свой век на покое в Бельгии. Мы уже знаем, что в январе Жомини представил свой письменный доклад относительно начинавшейся кампании, а в мае он лично прибыл в Петергоф и удостоился продолжительной беседы с им- 280
ператором Николаем. «Наш взгляд28,— писал по этому поводу государь Паскевичу,— на положение дел совершенно согласен. Он (т. е. Жомини) также полагает, что взятие Силистрии, а потом и Рущука было бы очень желательно». Поведение Австрии император предугадывал совершенно правильно. Он сообщал, по дошедшим до него сведениям, что сборы австрийцев на нашей границе, а также в Вене и в Италии делаются, чтобы en imposer à la France et à la bourse29. «Делай они дома, что хотят,— добавлял государь,— но не смей нас трогать, и не думаю, чтобы решились». Внутреннее положение самой Австрии было не таково, чтобы рискнуть на открытый разрыв с Россией, и в Петербурге ходили слухи об усилившемся брожении в Галиции, чем и была вызвана поспешность внезапного увеличения там войск. С другой стороны, сдерживающая в тот период кампании роль Пруссии также не осталась без влияния, и это вызвало со стороны императора ФранцаИосифа приказание эрцгерцогу Альберту укротить его слишком горячее желание разрыва с нами. Во всем этот государь видел большую выгоду для нас в смысле выигрыша времени, которым мы могли бы воспользоваться для взятия Силистрии и дальнейших активных действий. «Не бойся австрийцев,— заканчивал Николай Павлович свое письмо,— но с помощью Божьей и твоими героями бей всех30, кто ни явится». Государь верно предугадал план ближайших действий противника, а именно, что турки пока не начнут никаких серьезных наступательных действий, а будут сосредоточиваться в Шумле, чтобы выждать там прибытия французов и тогда только перейти, может быть, в общее наступление. О сосредоточении же союзников Николай Павлович также имел вполне определенные сведения, что оно происходит очень медленно и скоро быть оконченным не может. Государь старался убедить Паскевича, что наша развернутая на театре войны армия должна использовать неполную готовность противника, но фельдмаршал по-прежнему оставался нем и видел спасение России лишь в отступлении за Прут31. 15мая наконец было объединено начальствование войсками в траншеях в лице начальника 8-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Сельвана, в помощь которому были назначены генералы Веселитский, князь Урусов и полковник граф Опперман. Заведование осадными работами по-прежнему оставалось в руках генерала Шильдера. Опасение князя Варшавского относительно наступления союзников турок возрастало все более и более, поэтому 16-го числа он решил выслать особый рекогносцировочный отряд на юг для сбора 281
сведений о противнике. Но и эта попытка была сделана в такой трусливой форме, что ее правильнее считать мерой для предупреждения нечаянного нападения на свою армию, чем разведку намерений противника. С этой целью был сформирован отряд силой в 4 бат., 6 эск., 3 сот. с одной пешей и одной донской батареями, под начальством генерала князя Бебутова. Отряд этот должен был 17 мая выступить к с. Афлотор, отстоящему от главного лагеря верст на шестнадцать, и выслать оттуда разъезды по Базарджикской, Шумлинской и Разградской дорогам для собирания сведений о противнике. Кроме того, князь Бебутов должен был подыскать в Афлоторе лазутчиков, которые сообщали бы нам сведения о неприятеле. 18 мая этот тяжелый отряд, задачу которого с не меньшим успехом могли исполнить несколько эскадронов кавалерии, должен был вернуться обратно в лагерь32. Князь Бебутов неприятеля не встретил и о движении турок никаких известий не получил. Тем временем в ночь на 17 мая под Силистрией случайно для нас разыгрался весьма драматический эпизод. С наступлением темноты с нашей стороны начались по обыкновению осадные работы, при этом, ввиду неоднократных вылазок турок, мы начали в последние дни ставить за нашим левым флангом особый дежурный резерв, независимо от траншейного караула и его резервов. В описываемую ночь за левым флангом был поставлен отряд в составе 2 бат., 6 пеш. ор., 2 эск., 1 сот. и 4 кон. ор.33 под начальством гвардейской конной артиллерии полковника Костанда, состоявшего без определенного дела при главной квартире. Из дежуривших по очереди в траншеях флигель-адъютантов и личных адъютантов фельдмаршала там находились флигель-адъютант граф Орлов и князь Щербатов. Кроме того, генерал Сельван приказал командиру отдыхавшей в лагере 2-й бригады его дивизии генералу Попову, если он услышит ночью сильную стрельбу в траншеях, выстроить свою бригаду и быть готовым к немедленному движению на помощь. Можно полагать, что это распоряжение, которое впоследствии хотели растолковать как преднамеренное решение вырваться из рук фельдмаршала и самовольно атаковать Араб-Табию, было вызвано опасностью работ, производимых уже на близком расстоянии от неприятельского укрепления, а также проявленными турками энергией и активностью в обороне крепости. Около полуночи турки вышли из рытвины, находившейся на правом фланге Араб-Табии, и под прикрытием сильного огня с форта двинулись против наших работ левого фланга. Генерал Веселитский легко отбил эту атаку двумя находившимися в его ведении батальонами. Казалось бы, можно было спокойно приступить к прерванным работам, но в это время с барабанным боем двинулся вперед отряд полковника Костанда. К траншеям он подошел уже тогда, когда турки были отбиты, а потому и был остановлен генералами Сельваном и Веселитским. 282
Только что успокоилось на левом фланге, как турки сделали вылазку против наших работ правого фланга, также удачно отбитую. Араб-Табия в это время замерла и даже не открывала огня по хорошо освещенной и открыто стоявшей группе Сельвана, Веселитского, Костанды, графа Орлова и князя Щербатова. Сильная перестрелка на нашем правом фланге и мертвая тишина грозного укрепления Араб-Табии дали мысль окружавшей генерала Сельвана молодежи, что турецкое укрепление оставлено противником, который устремился на наш правый фланг. Отсюда явилась другая мысль — овладеть быстрым натиском столь надоевшим нам Арабским фортом. Слабохарактерный генерал Сельван попал как бы в тиски: с одной стороны, на него наседала пылкая, влиятельная, но ни за что не ответственная молодежь и возможность упрека в трусости, из-за которой могла быть упущена минута решительного успеха, с другой же стороны, давал о себе знать страх перед грозным фельдмаршалом в случае неудачи этого рискованного предприятия. Сельван, однако, решил испросить указания генерала Шильдера и отправился искать его в траншеях. Но Шильдера в траншеях найти не удалось, и старый генерал, поддавшись убеждениям окружавшей его молодежи, при уклончивом на его вопрос — атаковать или нет? — ответе генерала Веселитского, единственного человека, мнение которого могло бы считаться компетентным, решил атаковать Араб-Табию.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Нападение союзников на Петропавловск» з дисципліни «Східна війна 1853—1856»
