Первым в истории отечественного университетского преподавания социологии стала Русская высшая школа общественных наук, созданная в 1901 г. М. Ковалевским и Е.В. де Роберти при Парижской Всемирной выставке и просуществовавшая всего 5 лет (она закрылась в 1905 г.). Она возникла благодаря усилиям крупнейших ученых и общественных деятелей как России, так и Франции. Директором Школы был министр просвещения Франции Леон Буржуа, администраторами и лекторами — известные ученые, литераторы и общественные деятели19. Возглавлял Школу Совет профессоров, в соответствии с французским законодательством в Совете были и три француза (один из них — Е. Дельбе, душеприказчик Конта и друг Ковалевского). Кроме того, был создан Попечительский комитет, который гарантировал правительству лояльность и академический характер учреждения. Его возглавляли представители европейской культуры и науки: Э. Золя, Ф. Олар, Ш. Сеньобос, Р. Вормс, В. Анри, А. Леви-Брюль, А. Фулье, Г. Тард, Г. де Грееф и другие, многие из которых также преподавали в Школе20. Руководство Школы, постоянно подчеркивало чисто академический характер обучения. Высшими принципами преподавания были провозглашены научность и свободный обмен идеями. Но не меньшее значение имела и просветительская составляющая деятельности Школы, впрочем, как и любого другого учреждения университетского типа. 19 Кукушкина Е.И. Русская социология XIX — начала XX века. М., 1993. 20 См.: Голосенко И.А., Козловский В В. История русской социологии XIX—XX вв. М., 1995.С. 24-28. 77Б Обучение в Школе было фактически бесплатным, все расходы взяли на себя ее устроители, прием — свободный, вне зависимости от вероисповедания, полученного образования, сословной и этнической принадлежности. Общественные знания преподавались на трех факультетах: философском, юридическом и историко-филологическом. Программа обучения строилась с таким расчетом, чтобы помимо обязательных дисциплин студенты в вечернее время могли посещать факультативы, на которые выносились самые значимые и одновременно актуальные социальные проблемы. Для прохождения полного курса обучения будущему социологу отводилось 3 года, после чего ему предстояла защита диссертации по избранной проблематике.
Все слушатели распределялись по двум группам: постоянные учащиеся и посетители отдельных лекций. Первых было около 360, вторых — от 400 до 500 человек. За все время существования Школы ее курсы прослушало более двух тысяч человек. Преподавательский состав насчитывал 50 человек, в это число входили те, кто вел систематические и дополнительные курсы, а также преподаватели языков. Лекции читались в основном на русском языке. Предусматривались следующие формы преподавания: систематическое чтение курсов по общественным наукам; проведение конференций; чтение дополнительных лекций; практические занятия, экскурсии и т.п.; опросы и диспуты. Программой предусматривались практические занятия по философии, общественным наукам, юридическим наукам, сравнительному литературоведению, французскому языку и литературе. Опросы и диспуты в первом учебном году были посвящены положению печати в России, а также деятельности направлений и политико-литературных группировок. Кафедры были наделены большой свободой и самостоятельностью21. Журнал «Вестник знания» стал регулярно печатать расписание лекций Школы, ее устав, статистические отчеты об учащихся и пропагандировать работы ее профессоров. Хотя базовой дисциплиной являлась социология, в образовательную программу школы входил широкий круг дисциплин: история, археология, география, этнография, статистика, экономика, мораль, политика, художественное творчество различных видов — от литературы и музыки до живописи и пластики. Они давали «конкретные знания, на которых возвышается еще не достроенное здание социологии». Таким образом, социология понималась как собирательная или, используя терминологию П. Сорокина, интегральная наука об обществе. Не только частные науки трудились, подобно пчелам, собирающим нектар с разных цветков, над построением общего здания социологии, но и социология приносила неоценимую пользу конкретным наукам, позволяя по-новому взглянуть, скажем, на взаимосвязь искусства и 21 Кукушкина Е.И. Русская социология XIX — начала XX века. М., 1993. С. 34. 777 общества, права и общества и т.д. Кстати сказать, и сама социология подавалась тогда несколько иначе, чем сегодня, — не как засушенное сборище узкоспециальных сведений и теорий, нагромождение имен и эмпирических данных, а прежде всего как широкий гуманитарный взгляд на реальность. В основе лежал исторический взгляд на любые социальные процессы. ЛекцииЛ.И. Мечникова, М.М. Ковалевского, Ю.С. Гамбарова, А.И. Чуп-рова, Н.И. Кареева, П.Н. Милюкова, В.И. Ленина, ВТ. Плеханова, П. Струве, В. Чернова, принадлежавших к самым разным, можно сказать — противоположным, политическим лагерям (кадеты, эсеры, народники, марксисты), пользовались огромной популярностью не только у слушателей Школы, но также у русской молодежи, приехавшей прослушать курс в медицинской школе или на юридическом факультете Сорбонны. Хотя М. Ковалевский старался держать подчеркнутый нейтралитет, присущий академическому учреждению, русские студенты, недовольные самодержавием, вдохнувшие на Западе свежего ветра свободы и почувствовавшие, что такое настоящая жизнь, часто горячились, требовали проведения акций протеста напротив русского посольства в Париже. Ведущие профессора Школы, умело гасившие политический активизм молодежи, подчеркивали, что движение к буржуазным свободам и капиталистическому обновлению родины возможно на пути постепенных реформ, а не политических революций. А такой путь, помимо прочего, предполагает нравственное обновление личности. Поэтому в программу по разделу «Этические идеи нашего времени» включались лекции о теории нравственности Ренувье, Спенсера, Прудона, Маркса, Толстого, Ницше и других мыслителей. В обширном перечне дисциплин, лекции по которым читались в 1901/02 учебном году, значились «Курс обшей социологии» Е.В. де Роберти, «Социология в России», «Роль личности в истории» Н.И. Кареева и «История социальных классов в России» М.М. Ковалевского. Среди систематических курсов — «Философия и методология естественных и общественных наук», «Всеобщая история и описательная социология», антропология и этнография, история религий, эволюция экономических фактов и доктрин, история политических теорий и учреждений, история права, социальная криминология, эволюция метафизических и моральных идей, история литературы и изящных искусств. Главные систематические курсы были посвящены философским и методологическим основам естественных и общественных наук (Е. де Роберти), истории социологии (Н. Кареев, М. Ковалевский), междисциплинарным отношениям социологии и других наук (Г. Тард). Одновременно читалось большое количество небольших спецкурсов и отдельных лекций по истории хозяйства, семьи, права, искусства, морали и религии с социологической точки зрения (В. Чернов, Н. Кареев, П. Милюков, А. Исаев, М. Туган-Барановский, П. Струве и др.). Практические занятия были посвящены следующим темам: 1. Земство и история самоуправления в России; 2. Экономический и технический прогресс; 3. Рабочий класс и крестьянство. В качестве дополнительных предметов предлагались лекции по более узким темам: самоуправление в России, эволюция романа во Франции, феминизм в Европе, Иван Грозный и др.22 22 См.: Кукушкина Е.И. Русская социология XIX — начала XX века. М., 1993; Голосенко И.А., Козловский В.В. История русской социологии XIX—XX вв. М., 1995. 778 «Открытие школы стало крупным событием в жизни России. Его горячо приветствовали пресса, учащие и учащиеся. В первые же дни и недели было получено множество поздравлений от представителей общественности России. Столичная и провинциальная печать прочили первой в истории русской школе общественных знаний успех и блестящее будущее. Со всех концов страны в Париж шли запросы о программе, задачах школы, условиях приема. В Париж прибывали учителя. Всех привлекали условия приема в школу: принимали всех подавших прошение, не требуя никаких документов об образовании, обучение в школе было бесплатным. Велика была популярность школы на родине. О ней рассказывали легенды. Говорили об одном вятском учителе, который пришел в Париж пешком; или о трех учительницах из Владивостока, которым для того, чтобы прибыть в Париж, пришлось совершить кругосветное путешествие. Живой отклик и полное понимание нашло открытие школы в самой Франции. Для поддержки этого начинания здесь был создан специальный комитет, в состав которого вошли многие влиятельные лица, в том числе и такие известные ученые, как Эспинас, Э. Реклю, Т. Рибо, Г. Тард. Благодаря назначению французских руководителей (директоров) Русской школы она получила легальный статус и могла: применяться к условиям Франции, и, что особенно важно, получила официальное признание наравне со всеми другими вольными учебными учреждениями: она была причислена к ведомству Министерства народного просвещения»23. Создание первого русского социологического учреждения за рубежами России было обусловлено прежде всего политическими причинами: царское правительство запретило преподавание социологии в стране. Негативно оно относилось и к самой Школе, и было за что. Школа возникла как протест против «гнусного политического классицизма гг. Катковых и Леонтьевых». Ее преподаватели прямо заявляли, что собираются готовить новое, вольнолюбивое поколение молодых интеллектуалов, которое придет на смену старой управленческой элите. В ответ Николай II признал деятельность Школы «вредной». Поэтому в конце 1905 г. были предприняты полицейские акции, в результате которых Школа была закрыта, а ее основателям настоятельно рекомендовано вернуться на родину под страхом лишения русского подданства. Противостояние двух сторон — социологов и власти — являлось чрезмерно откровенным. Однако, выгнав ученых за границу, царское правительство не затушило, а разожгло костер: голос социологической России из Франции звучал гораздо громче. Профессура Школы, быть может, была бы рада основать свое учреждение в России, где и аудитория у нее была шире, и пользу своей отчизне принесли бы гораздо большую. Однако препятствием служили не только политические факторы, но и материальные — материальное обеспечение было слабо. Система частных пожертвований в России еще не была развита, и Школа существовала главным образом на добровольные взносы слушателей и самих лекторов. От правительства ждать помощи и вовсе не приходилось, будь его воля, оно прикрыло бы «сей источник социалистических идей». Русскую школу в Париже, говорил М. Ковалевский, называют «университетом в изгнании». Под этому поводу Л. Мечников сказал: «Чтобы воспользоваться правом говорить, мне нужно было оставить родину». Поэтому мно- -■' Кукушкина Е.И. Русская социология XIX — начала XX века. М, 1993. С. 31. 779 гие русские социологи преподавали в западноевропейских университетах, учились там же, печатались и приобретали ученые степени. Одни уезжали добровольно, других к эмиграции вынуждали. Ссылки, вынужденная эмиграция, тюрьма, увольнения, грозные предупреждения и т.п. — вот вехи биографии А. Щапова, Л. Оболенского, Я. Новикова, П. Лаврова, М. Ковалевского, Л. Петражицкого, Л. Мечникова, С. Южакова, Н. Стронина, Е. де Ро- берти, Б. Кистяковского, П. Сорокина. Большинство из них были людьми далеко не радикальных настроений24. Сравнивая положение социологического образования в России и в США, помимо всего прочего, следует обратить внимание и на такую особенность. В одно и то же время происходили прямо противоположные процессы: из Рос сии социологов выгоняли, не предоставляя им ни субсидий, ни помещений, ни званий, а в США зазывали ведущих социологов со всех концов света, выделяя для развития социологии финансирование, гранты, помещения, студентов. Однако беда для русской социологии, возможно, обернулась благом. Расположенная в центре Европы Русская школа могла приглашать в качестве преподавателей лучших профессоров мира. Кроме того, социологию, как считал М.М. Ковалевский, лучше всего изучать там, где она возникла, а именно во Франции. Студенты не только получали знания из первых рук, а значит, брали все самое качественное, но одновременно и приобщались к европейской культуре, к французским городам и университетам, памятникам и библиотекам. Многие русские обучались в Германии, где большое внимание уделялось не только русской истории и политическому строю России, но можно было получить фундаментальные знания и по социальным наукам. Но Германия по отношению к Франции находилась в совершенно ином концептуальном измерении. Здесь преобладало неокантианство. Выбор М. Ковалевским именно Франции в качестве места расположения первого заграничного университета по социологии остается большой загадкой. Его аргументы в пользу того, что русскую интеллигенцию надо знакомить с самыми передовыми ноу-хау или чю Запад лучше знакомить с русской социальной мыслью именно через Францию, не звучат особенно убедительными. Германия обладала не менее сильной социологической традицией, здесь проводились весьма перспективные эмпирические исследования, а в области социологической теории немцам вообще не было равных. По всей видимости, причину надо искать в личных пристрастиях и симпатиях М. Ковалевского, которому позитивизм, родиной которого, как известно, являлась Франция, были понятнее и ближе, чем понимающая социология М. Вебера, концепции Г. Зиммеля и Ф. Тенниса. Тем не менее общение русских профессоров и студентов с совершенно разными социологическими традициями — французским позитивизмом и немецким неокантианством — имело несомненную выгоду: оно формировало у них многостронний взгляд на вещи, умение переключаться с одной перс- 24 См.: Голосенко И.А., Козловский В.В. История русской социологии XIX—XX вв. М., 1995. С. 24—28. 780 пективы на другую, соединять разные подходы и формировать в себе то, что сегодня называют плюрализмом мышления. И это происходило вопреки тому, что в самой Школе господствовал дух позитивизма, сторонником и пропагандистом которого выступал М. Ковалевский. Наряду с этим географическое расположение Школы позволяло европейской общественности быстрее и полнее знакомиться с достижениями русской социологии. Ее деятельность, несмотря на кратковременность существования, во многом определила последующие шаги нашей науки в развитии системы преподавания социологии. В Школе преподавали многие ведущие российские и западные социологи. Она по праву была оценена как первая модель российского социологического факультета. По оценкам специалистов, Школа имела для своего времени самую прогрессивную программу преподавания новой науки, аналога которой не было в мировой науке. Ее историческое значение для дальнейшего развития российской социологии трудно переоценить. Парижская школа социальных наук, как ее еще иногда называли, способствовала пробуждению интереса к социологической науке в разных кругах русского общества, в том числе и среди рабочих, составивших почти пятую часть первого набора слушателей. Среди ее выпускников многие в будущем стали известными деятелями науки и политики, в том числе директор одного из лучших в мире институтов НОТ (знаменитого ЦИТа), основатель отечественной «социальной инженерии», а позже политкаторжанин (погиб в годы сталинских репрессий), А.К. Гастев. Парижская школа не только привлекла пристальное внимание к русской науке общественность европейских стран, но и привела позднее к возникновению множества социологических организаций в России23. Так, открытый в 1908 г. частный Психоневрологический институт, х слову сказать, все теми же М. Ковалевским и Е. де Роберти, также имел позитивистскую ориентацию. В Институт студенты принимались, как и в Парижскую школу, вне зависимости от национальной и сословной принадлежности, бедным студентам даже обеспечивали бесплатные завтраки. Его также отличали демократический характер обучения и академическая атмосфера для профессуры. В научном отношении и руководители нового института, и его профессора продолжали реализацию социологической программы Парижской школы, которая осталась образцом организации преподавания социологии, как считают И.А. Голосенко и В.В. Козловский.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Русская высшая школа общественных наук» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
