Известный русский военный социолог Н.Н. Головин, находясь в 1920— 1930-е гг. в эмиграции, провел рад уникальных эмпирических изысканий, не потерявших своего значения до сих пор. Образцов И.В. Военная социология: проблемы исторического пути и методологии. Ч. II // Социс. 1994. № 1.С. 88-106. 459 Особое место в работах Головина уделено анализу «морального духа» войск. Подводя итоги Первой мировой войны, он отмечает, что существовавшее до войны представление о «духе войск» как о чем-то неисчерпаемом и самодовлеющем привело к такому «расточительному расходованию крови, которое не могли выдержать даже самые лучшие войска в мире». Социальные и политические условия, в которых живет страна, по мнению русского ученого, «являются первыми данными, влияющими на "дух" войск... вот почему в современную эпоху вести войну, не популярную в массах, есть предприятие ненадежное»2. Пагубность влияния политической и социальной нестабильности в стране на моральное состояние воюющей
армии становится с середины 1920-х гг. одним из главных предметов исследования Головина. Анализ событий Первой мировой войны привел его к открытию «закона распространения разложения армии от тыла к фронту», проявившегося в России в том, что «быстрее всего процесс разложения шел в солдатских массах Северного фронта, в непосредственном тылу которого находился главный очаг революции — Петроград. Второе место по своей разлагаемости занимают армии нашего Западного фронта, в тылу которого находился второй центр революции — Москва. Юго-Западный фронт, имевший в своем тылу Киев, был здоровее, и волны разложения по сравнению с Северным и Западным фронтами сюда запаздывали. Наконец, в наилучшем моральном состоянии находились наши армии Румынского фронта; пребывание на территории чужого государства значительно задерживало проникновение заразы»3. На основе данных военной истории, исследуя предел «моральной упругости войск», он приходит к выводу о том, что в течение XIX в. этот предел характеризует цифра 25% «кровавых потерь» от численности участвующих в бою войск, после чего сражающаяся армия, как правило, становится деморализованной и не способна к сопротивлению. Развивая эту идею на основе применения статистических методов, он приходит к выводу о высокой «моральной упругости» русских войск, несших обычно кровавые потери в пределах от 15 до 43% и низком подобном показателе, характерном, например, для итальянской армии: от 1,2 до 5%4. При анализе статистического материала по боевым потерям русской армии в ходе Первой мировой войны он вводит взаимоотношение «кровавых потерь» (потери убитыми и ранеными) и потерь пленными как один из индикаторов «моральной упругости» войск в тот или иной период боевых действий. Так, если из 100% потерь, понесенных русской армией в 1914 г., плен- 2 Головин Н.Н. Мысли об устройстве будущей Российской Вооруженной Силы. Белград, 1925. С. 15. 3 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне: В 2 т. Париж, 1939. Т. 2. С. 181-182. 4 Головин Н.Н. Наука о войне. О социологическом изучении войны. Париж, 1938. С. 46. 4GQ ные составляли 39%, в 1916 г. — 15%, то сразу после Февральской революции 1917 г. уже 55%; соответственно «кровавые потери» составляли 51, 85 и 45% (рис. 7)5. Таким образом, рост «кровавых потерь» (убитыми и ранеными) и снижение числа пленных свидетельствуют о том, что «моральная упругость» войск под воздействием социальных и политических катаклизмов в 1917 г. снизилась почти в 2 раза.
Рис. 7. Взаимосвязь «кровавых потерь» и числа пленных в военных кампаниях 1914-1917 гг. (данные 1оловина) «Моральная упругость» варьировалась среди различных категорий военнослужащих и родов войск. Так, анализируя моральное состояние офицеров и солдат, Головин приходит к выводу о том, что «в офицерском составе при 10 убитых и раненых попадает в плен не менее двух, в солдатском составе сдается в плен от четырех до пяти»6. Среди различных родов войск наименьший процент пленных дали казаки и гвардия, соответственно 6 и 9% (в среднем для всей армии 31%). Взаимоотношение «кровавых потерь» и потерь пленными среди призывного контингента различных регионов России характеризует и различную степень их «моральной упругости» (как отражение наличия патриотических чувств и лояльности населения к правительству). Например, из 100% потерь, понесенных контингентами, призванными из Ковенской губернии (Ков-но — ныне Каунас), при 33% «кровавых потерь» потери пленными состав- Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. Т. 1. С. 158. 6 Там же. С. 160. 461 ляют 67% (наибольший процент в Европейской части России). Людские потери области Кубанского войска составляют 85% «кровавых потерь» и всего 15% пленными. Важным показателем «моральной упругости» является, по мнению Головина, число бежавших из плена военнослужащих, что характеризует их высокие моральные качества и присутствие духа. Так, только в Германии в 1914—1918 гг. число русских пленных составляло 1 400 000 человек. Из них бежали 442 офицера и 259 825 нижних чинов, из которых были пойманы 418 офицеров и 199 530 нижних чинов, т.е. бежал каждый седьмой. Такого большого процента бежавших военнопленных не дала ни одна европейская армия7 (и это без учета военнослужащих русской армии, бежавших из австро-венгерского и турецкого плена). Заметим, что в тот период отношение к бежавшим из плена солдатам и офицерам русской армии было совсем иным, нежели в годы Великой Отечественной войны: факт побега из неприятельского плена отмечался особыми почетными нашивками на рукаве кителя и часто служил основанием для выдвижения на вышестоящую должность.
Рис. 8. Разное отношение к своим военнопленным Любопытен разработанный Головиным эмпирический индикатор «заболеваемости» войск. В него включаются число реальных больных и раненых, а также повышение их числа за счет симуляции и членовредительства с целью уклонения от участия в боевых действиях. Вот как, например, этот индикатор отражает процесс разложения армии. «Заболеваемость» войск увеличилась в 1917 г. по сравнению с предыдущими (1914—1916) годами в 21,5 раза. А между тем никаких эпидемий в 1917 г. не было, рост ее начинается после начала революции. Таким образом, причина этого роста лежит всецело «в области психико-социальных, а не санитарных факторов»8. Привлекла внимание Головина и проблема дезертирства в русской армии. Если с начала Первой мировой войны до Февральской революции 1917г. общее число дезертиров составило 195 130, то лишь за пять месяцев после 7 Головин КН. «Красный» юбилей // Парижский вестник. 1942. 8 ноября (№ 22). 8 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. Т. 2. С. 169. 462 революции (до 1 августа 1917 г.) из армии дезертировали свыше 150 000 человек. Следовательно, до Февральской революции русскую армию оставляли в среднем в месяц 6300 человек (для шестимиллионной армии показатель незначительный), после Февральской революции — в 5 раз больше (30 900). К концу войны «на три чина действующей армии приходилось не менее одного дезертира»9. Наконец, интегрированным показателем настроений солдатских масс Головин считал содержание солдатских писем, которые давали общую картину изменения настроений в армии. Например, в феврале 1916 г. (после военных поражений кампании 1915 г.) «корреспонденция, посланная из
армий Западного фронта, была распределена так: 2,15% — писем в угнетенном состоянии; 30,25% — писем бодрых, 67,60% — писем уравновешенных, но содержащих в себе спокойную веру в конечный успех Русской армии»10. Разработка Головиным системы социальной индикации для анализа такого важного явления, как «моральная упругость войск», не была для него умозрительной абстракцией. Он успешно применял научные разработки в ходе боевых действий. Так, в 1915 г., находясь в должности начальника штаба 7-й армии Юго-Западного фронта, Головин завел специальные формуляры на каждую неприятельскую дивизию, действующую перед фронтом армии. В этом формуляре наряду с данными о численности дивизии и происходящих в ее составе изменениях отмечались и данные о том, в каком бою и сколько данное соединение потеряло пленных (о прежних потерях и численности пленных в этих дивизиях запрашивались штабы других русских армий). «В результате данные о потерянных дивизиями пленных позволяли нам иметь совершенно определенные представления о "качестве" многих неприятельских дивизий, и это "качество" учитывалось в наших оперативных расчетах»". Эмпирические данные легли в основу социологического анализа событий Первой мировой войны и позволили по-новому взглянуть на действия русской армии. Методические разработки Головина, направленные на измерение уровня «моральной упругости войск», дали возможность ему вывести общий показатель уровня «военного напряжения страны», «качества» той или иной армии в целом, отдельных родов войск, частей, подразделений и категорий военнослужащих в тот или иной временной интервал боевых действий. Многие показатели прошли практическую апробацию в годы Первой мировой войны.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «АНАЛИЗ «КРОВАВЫХ ПОТЕРЬ»» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
