Реакции, которые можно назвать «расщеплением» эмоций, были отмечены при первых же пребываниях в режимах кратковременной невесомости лишь у четырех человек из 425 обследованных нами в полетах. Эти реакции проявлялись в том, что одни движения человека свидетельствовали о возникновении у него представления об опасности падения и о чувстве страха (хватательные и «лифтные» реакции). Одновременно другие его движения (мимические) демонстрировали переживание этим человеком веселья, гнева или полного спокойствия. Иными словами, в таких случаях одновременно проходила одна к двигательным центрам рук и ног для реализации человеком защиты от удара о землю, при этом другая, отличающаяся от первой, информация участвовала в регуляции мимических мышц для передачи сигналов к окружающим людям о том, что нет необходимости защищаться. Информация к собственному сознанию, «к себе», часто (но не всегда) соответствует мимике, являющейся «информатором» окружающих людей о чувствах и мыслях человека. Вот описание этих четырех случаев расщепления эмоций. 1. Из отчета космонавта Ю.А. Гагарина, который в условиях свободного парения находился впервые (незадолго до этого эксперимента в самолете он во время космического полета был в скафандре плотно фиксирован в кресле): «Перед началом невесомости, стоял в салоне самолета, держась за поручень на потолке. Началась невесомость, и я чувствую, что поплыл куда-то, хотя продолжаю держаться. Здорово, замечательное чувство радости!» Из протокола наблюдения за Ю.А. Гагариным (с учетом данных киносъемки): «С начала невесомости подтянулся правой рукой к потолку за поручень, левая рука вытянулась вперед. Улыбался и разговаривал с соседом — генералом Н.П. Каманиным (тогда командующим всеми космическими полетами), также впервые парящим в невесомости. Оба в невесомости отвлеклись, потеряв из виду объект, проходящий испытание, — кресло космического корабля "Восток- ЗА", укрепленное в салоне самолета, и испытателя В.М. Комарова (в будущем космонавта), отрабатывавшего процедуру отстегивания от кресла космонавта и парения над ним во время невесомости. После окончания режима невесомости Ю.А. Гагарин возбужден и весел. На вопрос о впечатлении сказал: "Вот это — невесомость! Даже интереснее, чем в космосе". Во втором и последующих режимах невесомости в этом полете Каманин и Гагарин парили по салону, наблюдая за ходом испытания, улыбались, но невесомость уже не отвлекала их от работы». 2. Из отчета летчика-испытателя Г.Н. Захарова: «После того как я несколько сот раз находился в невесомости, сидя за штурвалом самолета, и не испытывал при этом никаких особых ощущений, вроде тех, о которых мне рассказывали ребята, кувыркавшиеся в салоне самолета, я тоже решил свободно полетать при невесомости. Передал управление полетом второму пилоту. Перед режимом невесомости я стоял держась за проем двери, ведущей в салон. После наступления невесомости ничего особого не почувствовал и без раздумий шагнул в салон. И тут началось что-то невообразимое. На меня поплыл потолок. Я попытался удержаться за него, но вместо этого мои руки стали сами собой размахивать в воздухе. Мне стало смешно. Так продолжалось секунд 15. Потом я увидел перед собой поручень и ухватился за него. Стало спокойно». Из протокола наблюдения за Г.Н. Захаровым: «С момента начала свободного парения возникли частые хватательные движения полусогнутыми руками перед лицом. Они продолжались 5 с. После чего Г.Н. Захаров схватился одной рукой за поручень. Далее до конца режима невесомости висел держась за поручень и смотрел на других испытуемых. На протяжении всего режима невесомости улыбался. Проявления испуга, страха не отмечено». 3. Такое же невольное размахивание руками возникло в невесомости у Амет-Хана Султана. Это один из самых талантливых летчиков XX столетия. Военные летчики вспоминали, что он сбил во время Второй мировой войны вражеских самолетов больше, чем какой-либо другой советский воздушный асе. Сам Амет-Хан всегда оставался в боях неуязвим благодаря выдающимся летным способностям, быстрым и точным движениям, отличному вестибулярному аппарату и способности ориентироваться в пространстве, как бы ни переворачивался, ни падал и взлетал во время боевых полетов его самолет. Он лучше, точнее всех летчиков вручную пилотировал наш ТУ-104А, создавая в нем невесомость. Но у него тоже возникло «расщепление» (удвоение) эмоций. Стоило ему оказаться парящим в салоне самолета во время невесомости — его руки размахивались, как крылья, а ноги поджимались, как у птицы в полете. Он громко ругался, глаза злые, нос крючком. Хищной птицей по салону летал. Наш кинооператор Виктор Павлов потом показал Амет-Хану на большом киноэкране все, что снял кинокамерой в этом полете. Но Амет-Хан не верил, что это с ним произошло, хотя своими глазами увидел себя заснятым на кинопленку. Следовательно, его руки «искали» за что схватиться во время «падения», ноги готовились пружинисто стукнуться о землю. Но при этом испуга не было. Вместо него — гнев на свои будто бы непослушные руки и ноги переполнял Амет-Хана. Важно еще то, что это «раздвоение» чувств и поведения не запечатлелось в его сознании, не запомнилось. Почему в невесомости движения у Гагарина, Захарова и у Амет-Хана Султана были как при падении, когда надо поймать на лету опору и ухватиться за нее, а чувство при этом — радость, как будто опасность падения миновала, или даже возникал гнев? Вряд ли такие «расщепления» вызваны только врожденными особенностями. Слишком уж редкими, уникальными были эти случаи (только у трех из более четырехсот побывавших у нас в невесомости) Очевидно, причина была в том, что они, в отличие от остальных людей, обследованных в невесомости, прежде чем оказаться свободно парящими в салоне самолета, один долго, другой многократно находились в невесомости, но были при этом, во-первых, жестко привязанными к креслу пилота (Гагарин — к креслу космонавта), во-вторых, тогда их увлекала ответственная, сложная, не лишенная опасности работа. Их внимание, мысли, эмоции были направлены на то чтобы работать точнее. При этом чувство страха, вероятно, было подавлено и как бы «перегорело» или «растаяло», так и не дойдя до сознания. Можно предположить, что мышечные, двигательные реакции, которые должны быть защитными во время падения, при заторможенности чувства падения сохранились нетронутыми. Вероятно, при этом происходила адаптация к той части сенсорных сигналов, которая формирует осознание пространственных образов во время невесомости как «падения», и эти образы теперь не осознавались. В то же время адаптация к сенсорным сигналам в невесомости от соматических мышцу Г.Н. Захарова и Амет-Хана Султана, вероятно, была замедлена и не завершена из-за плотной фиксации тела в кресле пилота и из-за включенности рук и ног пилота в напряженную деятельность по управлению самолетом. Усилия рук по управлению штурвалом достигали 16 и более килограмм. Ноги упирались в педали рулевого управления. Ю.А. Гагарин до парения в невесомости в нашем самолете был во время орбитального полета тоже плотно фиксирован в скафандре привязной системой ремней к креслу космонавта. И вот во время первого в жизни свободного парения в невесомости, когда не было сковывающих тело привязных ремней, когда руки не были заняты штурвалом, а ноги не упирались в педали, защитные движения как бы вырвались на свободу, тогда как чувство страха к тому времени уже иссякло. Анализируя причину уникального «расщепления» эмоций у Ю.А. Гагарина, Г.Н. Захарова и Амет-Хана Султана в невесомости, наверное, следует учитывать и их уникальные профессиональные способности: Ю.А. Гагарин — первый космонавт планеты, Амет-Хан Султан — дважды Герой СССР, Г.Н. Захаров — заслуженный летчик-испытатель СССР. Возможно, «расщепление» шло по другому «пути»: подавленный в рабочей обстановке при невесомости страх из-за «падения» сохранялся у них в неосознаваемых глубинах психики, а затем при «развлекательном» парении вырвался на свободу, но не переживанием ужаса (он был стерт экстазом), а овладев моторикой этих людей, включив их защитные движения. Известно много случаев, когда отчаянно смелые профессионалы, работавшие в опасных условиях (в боях на войне, испытывая новые самолеты, парашюты, участвуя в опасных экспедициях), в непрофессиональной для них, но опасной обстановке (на развлекательных аттракционах, на допросах у следователей при дознании) становились трусами. Итак, при «расщеплении» эмоций мимика в начале невесомости, минуя первую фазу, соответствовала сразу второй фазе — радостному торжеству победы. В то же время руки совершали защитные движения, как бы не веря радостным победным переживаниям человека, продолжали спасать его от падения, ища опору, как в первой фазе действия невесомости. Иным при «расщеплении» эмоций в невесомости было поведение Амет-Хана Султана. Не было, как у Гагарина и Захарова, радостного чувства в начале свободного парения. Вместо него возник гнев, будто на свои руки и ноги, вдруг ставшими непослушными, на свою беспомощность (!), никогда не свойственную ему. Надо полагать, она не вполне (как-то неконкретно) осознавалась Амет-Ханом, генерируя протест и гнев. Ведь он был боевым, воевавшим с врагами пилотом. Такой гневной реакции на неадекватность своих действий, на свою беспомощность при парении в салоне самолета не было у Гагарина и Захарова. Может быть из-за того, что они не прошли школу войны? Так сложилась гипотеза: «расщепление (удвоение) эмоций» может возникать у людей, впервые свободно парящих в невесомости, если они до этого долго или многократно находились в таких условиях, но тело их было фиксировано, а их внимание и мысли были отвлечены напряженным трудом.
Ви переглядаєте статтю (реферат): ««Расщепление» («удвоение») эмоций в невесомости» з дисципліни «Психологія стресу. Психологічна антропологія стресу»
