Первоначально представления о В. восходят к мысли досократиков, многие из которых выдвигали идеи о единстве, родстве и связности всего сущего (ср., напр., Гераклит: «И из всего одно, и из одного — всё»; Ксенофан: «Всё едино, единое же есть Бог»; Анаксагор: «Во всем есть часть всего» и др.). Эти идеи заложили историко-философскую основу для систематической разработки принципа В., осуществленной в неоплатонизме. Плотин впервые дал отчетливую филос. дефиницию В. как определенного способа внутреннего устроения бытия; таким устроением обладает «умопостигаемый мир», который не совпадает с высшим онтологическим принципом — единым, но стоит ниже его, составляя его «первое исхождение» в процессе эманации. Концепция В. получила существенное развитие в патристике, где вслед за Посланиями апостола Павла (I Кор 15,28) в качестве В. выступает церковь как мистическое тело Христово. Уже для Климента Александрийского личность Христа выступает как В.; у Григория Нисского понятие В. распространяется на антропологию и социальную философию. С др. стороны, иерархическая онтология Псевдо-Дионисия Ареопагита в значительной мере воспринимает неоплатоническую трактовку В.: если место единого занимает Бог, то В. как аналог «умопостигаемого мира» — это содержащееся в Боге собрание «прообразов» (парадигм) всех вещей, «предвечных замыслов» Бога о мире. Эта концепция В. заняла свое место в кругу основных идей христианского платонизма и оказала значительное влияние на развитие всей средневековой филос. мысли вплоть до эпохи Возрождения. Дальнейшая разработка принципа В. происходит в философии Николая Кузанского, который соединил в своем методе традиционную апофатическую теологию (принципиальная непостижимость абсолюта) и новую диалектическую философию. Он последовательно выдвигает в своих трактатах ряд онтологических начал («не-иное», «бытие-возможность» и др.), по-разному раскрывающих внутренний строй совершенного бытия, абсолюта, и, следовательно, — принцип В. Таковы, напр., учение о свертывании и развертывании абсолюта, о «стяжённом» пребывании единства в каждом своем моменте и др. Нем. классический идеализм доводит до конца тенденции Николая Кузанского к диалектической трактовке В. Принцип В. получает углубленную разработку в логике Г.В.Ф. Гегеля, однако в итоге он оказывается лишь одним из моментов диалектического самодвижения понятия, неразрывно связанным с др. моментами и не играющим роли самостоятельного онтологического принципа. В дальнейшем проблема В. стала одной из основных в рус. религиозной философии 19—20 вв. Рус. метафизика В. органически восходит к предшествующим этапам мировой мысли о В. После позднего Ф.В.Й. Шеллинга концепция В. почти исчезает из зап. философии — чтобы получить новое развитие в России. Здесь возникает целый ряд крупных филос. систем, начало которым было положено философией B.C. Соловьева. Имелась также и своя предыстория: еще не оформляясь в систематическую философию, интуиция В. была тем не менее чрезвычайно близка всему строю мысли славянофилов. Учение о соборности А.С. Хомякова, как и вся дальнейшая жизнь идеи соборности, неотделима от истории В. Рус. «системы В.» далеко не единообразны и вовсе не составляют одной узкой школы. Но они самым тесным образом связаны с предшествующей метафизикой В. на Западе, и для каждой из них можно увидеть, к какому конкретному учению — или иному корню — восходит принятое в ней понимание В. По этому признаку возникает естественная классификация систем, которая дает хорошо обозримую панораму всего их множества. А именно, в учениях рус. метафизики В. концепция В. опирается на мифологему Софии Премудрости Божией: Соловьев, П.А. Флоренский (раннее учение), С.Н. Булгаков, Е.Н. Трубецкой; учение Николая Кузанского: С.Л. Франк, Л. П. Карсавин; монадологию Г.В. Лейбница: Н.О. Лосский, отчасти Карсавин; идеи антич. символизма: Флоренский (позднее учение), А.Ф. Лосев. Впрочем, как всякая схема, эта классификация приблизительна и отчасти условна. В особенности же условен последний пункт, ибо и философия Лосева, и поздняя «конкретная метафизика» Флоренского весьма самостоятельны, их истоки сложны, а антич. символизм — широкое русло довольно расплывчатых очертаний. Следует добавить, что многие из рус. философов хотя и не создали собственных систем В., однако по своим позициям стояли к метафизике В. весьма близко. На первом месте тут должен быть назван С.Н. Трубецкой, ближайший друг и сподвижник Соловьева. Он внес заметный вклад в развитие учения о соборности, вскрывая и отстаивая соборную природу сознания. Тем самым он неизбежно формулировал и определенную трактовку В., в которой развивал основные положения Соловьева. Вплотную примыкает к метафизике В. и Л.М. Лопатин, еще один из круга соловьевских друзей и собеседников. (В построениях Лопатина, однако, интуиция В. связана более, чем с Соловьевым, с монадологией Лейбница.) Можно также упомянуть здесь Вяч. Иванова, В.Ф. Эрна и др. В современной философии, перестав быть центральным онтологическим принципом метафизической системы старого типа, В. еще вполне остается в своей роли побудительного предмета и эффективного орудия мысли. Возможны совсем иные, новые и достаточно неожиданные появления В. на филос. арене. К примеру, карсавинское В. сумело предвосхитить некоторые концепции системного анализа, или еще пример: утверждение совершенного равновесия начал единства и множества, совершенной взаимопроникнутости частей единства очень созвучно современной диалектической и плюралистической моделям культуры, общения, моделям текста. Первым это заметил М.М. Бахтин в «Поэтике Достоевского», когда он выдвинул уподобление мира Ф.М. Достоевского церкви, и тем самым, как нам совершенно ясно, и В.: «Мир Достоевского глубоко плюралистичен. Если уж искать для него образ, к которому как бы тяготеет весь мир, образ в духе мировоззрения самого Достоевского, то таким является церковь как общение неслиянных душ, где сойдутся и грешники, и праведники; или, может быть, образ дантовского мира, где многопланность переносится в вечность, где есть нераскаянные и раскаявшиеся, осужденные и спасенные». Понятно, что у Бахтина, в отличие от обычных рассмотрений в метафизике В., идет речь о церкви эмпирической и В. несовершенном. Понимать это мы сегодня должны в двух планах: и в традиционном смысле устройства мира, и в современном смысле устройства текста, где совершается общение неслиянных голосов-дискурсов. Можно еще добавить, что в вербальных дискурсах принцип В., трансрациональное тождество части целому, традиционно присутствует и эксплуатируется в приемах аллюзии и синекдохи. По принципу В. построены многие ключевые символы в буддизме, где В. входит в круг тем буддийской медитации. Символ В. присутствует в большинстве систем оккультизма и мистики (от каббалы до теософии и антропософии); эмблемой В. часто служил лотос, семя которого содержит миниатюрное подобие целого растения.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ВСЕЕДИНСТВО» з дисципліни «Філософія: Енциклопедичний словник»
