Методологические идеи Г. Галилея во многом предопределили формирование философской рациональности в новоевропейской культуре. Вслед за Ф. Бэконом, родоначальник экспериментально-математического естествознания рассматривал научный опыт как ключевое звено в исследовании природы. Однако в определении статуса эксперимента в структуре научного познания Г. Галилей обнаруживает более глубокое понимание роли математики и теоретических предположений разума, чем его предшественник. Согласно данной методологической концепции, гипотеза предваряет эксперимент и лежит в основе его рациональной организации. Гипотеза как совокупность вероятных предположений о причине каких-либо явлений, достоверность которых следует проверить и доказать в ходе эксперимента, позволяет получить предварительное объяснение причинной зависимости данных явлений, описать общие формы их связи между собой. В гипотезе задается серия вопросов, ответы на которые ученый ищет в процессе проведения опыта. Анализ составляет суть эксперимента. При помощи аналитического метода исследуемое явление расчленяется на более простые составляющие которые и становятся объектом экспериментального исследования. Обобщение результатов опыта приводит ученого к совершенствованию исходной гипотезы. Но главное значение Г. Галилей уделяет дедуктивно-математическому осмыслению результатов опыта. Новое знание здесь выводится уже чисто логическим и математическим путем из ограниченного набора исходных мыслительных посылок, что исключает погрешности индуктивного рассуждения. Здесь опять вступает в силу гипотеза, с помощью которой достигается объяснение интересующих ученого явлений. Одновременно осуществляется проверка достоверности выводимых положений, степень соответствия гипотетических высказываний выявленным при анализе опыта фактам. Такого рода проверка осуществляется при помощи синтетического метода, в котором важнейшую роль играет математический аппарат. Г. Галилей считал, что традиционную логику силлогизма можно полностью заменить математикой, которая только и способна научить человека искусству доказательства. Идея систематического применения двух взаимосвязанных методов (аналитического и синтетического) составляет наиболее сильную сторону методологии Г. Галилея. Первый из них он называл резолютивным, второй – композитивным. Ориентация на математику, в свою очередь, приводила Г. Галилея к более радикальному продвижению аналитической установки мышления по сравнению с Ф. Бэконом. Опытно-индуктивной методологии Ф. Бэкона противостояла также рационалистическая методология Р. Декарта. Если Ф. Бэкон полагал, что познание истины предполагает последовательное движение мысли от единичного к общему, то Р. Декарт, напротив, начинал с наиболее общих положений, а затем продвигался к более частным выводам конкретных наук. Если Ф. Бэкон постижение законов природы связывал с умением производить тщательные опыты, то Р. Декарт основное внимание обращал на конструктивную способность разума, творящего новое знание. Он вовсе не игнорировал значение эксперимента, напротив, неоднократно подчеркивал в своих трудах, что подлинно научный метод, если он не хочет выродиться в умозрительное теоретизирование, обязан контролировать и уточнять свои выводы посредством научных опытов. Но в отличие от Ф. Бэкона отец европейского рационализма был убежден в том, что правильно рассуждающий ум обладает огромной эвристической силой. В «Правилах для руководства ума» Р. Декарт отмечает: «Мы приходим к познанию вещей двумя путями, а именно путем опыта и дедукции. Кроме того, заметим, что опыт часто вводит нас в заблуждение, тогда как дедукция, или чистое умозаключение об одной вещи через посредство другой, если и может быть упущено, когда его нельзя усмотреть, то никогда не может быть плохо построено, даже и у умов, весьма мало привычных к мышлению». Картезий формулирует четыре основных правила рационалистического метода. Согласно первому и наиболее важному из них, истинным может быть признано только то, что познается с предельной отчетливостью и очевидностью. Это правило опирается на понятие интеллектуальной интуиции и главный принцип картезианского рационализма – принцип методического сомнения, согласно которому «для разыскания истины необходимо раз в жизни, насколько это возможно, поставить все под сомнение» и «усомниться во всем том, по поводу чего обнаружим малейшие подозрения в недостоверности». Единственное, в чем нельзя усомниться, считает Р. Декарт, так это в том, что мы существуем, когда размышляем о достоверности или недостоверности наших знаний. В результате он приходит к выводу, что «заключение «я мыслю, следовательно, я существую» истинно и что оно поэтому есть первое и вернейшее из всех заключений, представляющееся тому, кто методически располагает свои мысли». И этот вывод становится основанием его рационалистической методологии. Интуиция же определяется Р. Декартом как «прочное понятие ясного и внимательного ума, порожденное лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция <…>». Второе из данных правил требует делить каждое из исследуемых затруднений на столько частей, сколько это возможно и необходимо для лучшего их преодоления. Третье правило опирается на принцип дедукции. Оно требует, чтобы, мысленно деля исследуемый вопрос на максимально простые элементы, мы стремились определить среди них абсолютные, которые не от чего, кроме самих себя, не зависят, и относительные, которые являются следствием простых и соподчинены друг другу в определенной иерархии. При этом мы должны «придерживаться определенного порядка мышления, начиная с предметов наиболее простых и наиболее легко познаваемых и восходя постепенно к познанию наиболее сложного…». Четвертое правило Р. Декарт называет методической энумерацией. Оно предполагает, что при выведении какого-либо положения из первичных и самоочевидных принципов мышление осуществляет последовательное и непрерывное движение. Энумерация представляет собой такое индуктивное рассуждение, при котором предметы (или их признаки), нуждающиеся в исследовании, располагаются в определенном порядке, начиная с простейших и последовательно поднимаясь ко все более сложным, составным. Важно при этом не упустить ни одного звена из всей цепочки рассуждения. «Эта энумерация, или индукция, есть столь тщательное и точное исследование всего относящегося к тому или иному вопросу, что с помощью ее мы можем с достоверностью и очевидностью утверждать: мы ничего не упустили в нем по нашему недосмотру». Таким образом, автор рационалистической методологии опирался на интуицию и дедукцию как два наиболее верных пути к истинному познанию, считая, что все остальные должны быть отброшены как подозрительные и подверженные заблуждениям. Отвергая ценность вероятностного знания, он ориентировался в своих философско-методологических изысканиях на арифметику и геометрию как образцы безупречной, логически непротиворечивой исследовательской практики. Аналитический метод Г. Лейбница начинался с критики и творческого переосмысления основных положений рационалистического метода Р. Декарта. В первую очередь, объектами критики становятся принцип «методического сомнения» и принцип «cogito». Лейбниц пытается показать, что само рассуждение Р. Декарта о возможности поставить под сомнение все наше знание является свидетельством того, что законы мышления никогда не ставились Картезием под сомнение. Кроме того, полагает Лейбниц, Декарт не приводит достаточных оснований для сомнения в достоверности чувственных данных, поскольку, как утверждает немецкий мыслитель, сами по себе чувства никогда не обманывают, ошибки проистекают из того, что люди неправильно истолковывают данные чувственного познания. Согласно Лейбницу, первым самоочевидным принципом философского познания следует признать существование не только мыслящего субъекта, но также и мыслимого объекта, поскольку существование объективного вытекает из наличия в мышлении разнообразия. Далее, Лейбниц подвергает критике и три других правила картезианской методологии. Он считает их общими, недостаточно конкретными, а потому мало эффективными, поскольку подобного рода тривиальные утверждения не дают знания о том, каким образом можно их использовать в конкретной познавательной ситуации. Требование ясности и очевидности исходных положений философского рассуждения грешит субъективизмом, так как Декарт не предлагает сколько-нибудь операциональных критериев ясности того или иного утверждения. Согласно Лейбницу, ясность и отчетливость характеризуют не степень достоверности суждения о предмете, а способ восприятия самого предмета, поэтому в качестве критерия истинности должны выступать три следующих признака идеи: непротиворечивость; соответствие идеи данным опыта; ее выводимость посредством строгой логической или математической дедукции из идей и утверждений, истинность которых уже установлена. Лейбниц упрекает Декарта в том, что последний не уточнил, в чем именно должно состоять сведение сложных проблем к простым, и каким способом осуществляется мысленное восхождение от простого к сложному. Также, по мнению Лейбница, в методологии Декарта отсутствует обоснование правила методической энумерации. И главное, за что критикует Лейбниц философско-методологические идеи Декарта, так это за утверждение, согласно которому человеческий разум нуждается в особой божественной помощи для того, чтобы отличить истинное от ложного, реальное от кажущегося. Введенное Картезием понятие правдивости Бога для доказательства реальности внешнего мира Лейбниц характеризует как недостойное истинного философа. Сам Лейбниц мыслил философию как будущую универсальную, или всеобщую науку. «Под всеобщей наукой, – пишет Лейбниц, – я понимаю то, что научает способу открытия и доказательства всех других знаний на основе достаточных данных». Эта наука должна быть выведена из одного только разума и содержать в себе достоверные знания о природе человека и природе вещей. На основе такого знания человечество сможет максимально оптимизировать свою деятельность и поведение, а тем самым, полагает Лейбниц, достичь счастья как наиболее совершенного и желательного состояния. Таким образом, конечная цель философии, в интерпретации немецкого мыслителя, заключается в достижении всеобщего счастья и благоденствия на основе системы достоверных, универсальных, максимально упорядоченных и практически эффективных знаний о мире, обществе и человеке. Требование совершенства и оптимальности переносилось Лейбницем и на саму универсальную науку. Оптимальными должны быть язык и метод философии, способ обучения, организация институтов науки и образования, а также формы связи универсальной науки с жизнью общества и государства. В основу такой всеобщей и универсальной науки, согласно Лейбницу, должен быть положен правильный метод, который Лейбниц называет «универсальным философским исчислением». Этот метод включает в себя теорию открытия – комбинаторику – которая позволяет не только достигать частных открытий в той или иной научной дисциплине, но, главное, позволяет усовершенствовать искусство открытия в целом. А также новый философский метод включает в себя теорию доказательства – аналитику – благодаря которой возможно установить наличие «достаточных данных» (или достаточных оснований) для исходных философских утверждений, претендующих на статус абсолютно достоверных, ясных и очевидных идей человеческого ума. Разрабатывая свое учение о методе философского познания, Лейбниц подробно останавливается и на характеристике стиля философствования. Прежде всего, считает Лейбниц, философский слог необходимо освободить от неумеренного увлечения специальными терминами, которые предназначаются только для экспертов. Поскольку ни одна наука не может без них обойтись, то следует всегда давать определения таких «технических» терминов в словах обычного естественного языка. Лейбниц не без основания полагал, что все термины, которые никаким способом не могут быть сведены к общепонятным и потому не могут быть разъяснены другим, не ясны также самому себе, а, следовательно, не означают ничего определенного и чаще всего вообще ничего не означают. Всякое разъяснение предполагает сведение непонятного к понятному, без чего утрачивается ценность философского знания. Поэтому Лейбниц формулирует основное, с его точки зрения, требование философского (и любого подлинно научного) стиля: максимальная компактность и точность выражения в сочетании с максимальной ясностью и понятностью. Для этого не следует без необходимости злоупотреблять абстрактными понятиями, если можно употребить конкретное, а также не стоит часто употреблять метафоры и выражения в переносном смысле, лучше выражаться в прямом смысле, что делает язык философии ясным, прозрачным и убедительным. Ясность и понятность языка философии, согласно Лейбницу, должна быть первой заботой философа. Нарочитая затемненность, загадочность языка «быть может, и подобает какому-нибудь пророку, или трубящему о чудесах алхимику, или Дельфийскому оракулу, или даже теологу-мистику, или поэту «энигматического» стиля, но для философа ничто не может быть более чуждым, чем темная речь, – полагает великий мыслитель. – …Однако не может быть сомнения в том, что все эти туманные выражения должны быть изгнаны из строгого философского языка…». Таким образом, в XVII – XVIII вв. под воздействием классической механики в методологии научного и философского познания окончательно утвердилась аналитическая установка мышления. Познание мыслилось как конструирование гигантского механизма из простейших элементов – ясных и отчетливых идей, которые интеллектуальная интуиция усматривает в человеческом разуме. Инструментом такого конструирования является рационалистический метод. Именно он должен вывести научное познание за узкие рамки кустарного промысла и превратить в организованное, планомерное производство новых знаний, столь необходимых молодой капиталистической промышленности.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Гипотетико-дедуктивная методология Г. Галилея» з дисципліни «Історичні типи класичної філософії»
