Генрих степанович батищев и его «Введение в диалектику творчества»
Среди людей, изучавших философию в институте по официально санкционированным учебникам, в которых рассказывалось о том, как все сложнейшие проблемы и загадки человеческого бытия, над которыми великие умы размышляли в течение столетий, легко и просто разрешаются с позиций марксизма-ленинизма, бытует мнение, что советские философы в лучшем случае неумные люди, а в худшем — проходимцы и апологеты власти. Если это верно, то ни о какой философии, существовавшей в Советском Союзе, не может быть и речи. В соответствии с этим мнением, если и нужно разрабатывать философию в нашей стране, то делать это следует как бы с нуля. с самого начала. Единственное, на что можно опираться в этом деле, так это на ту философскую традицию, которая была прервана в 1922 году, когда последних выдающихся русских философов выслали за границу на «философском пароходе». Так сегодня рассуждают некоторые авторы. Если посмотреть некоторые учебники и коллективные монографии, изданные за последние три десятка лет под редакцией официально признанных философов, занимавших важные партийные и академические посты, то, действительно, можно усомниться в творческой силе отечественных философских умов этого периода. На самом же деле картина философской жизни в нашей стране за это время гораздо интересней и сложней. Начиная с 60-х годов, со времён хрущевской «оттепели», появилась целая группа интереснейших философов (тогда это были ещё молодые люди), которые всерьёз отнеслись к ряду идей К. Маркса (касавшихся прежде всего проблем методологии и теории познания) и
В. А. Лекторский попытались возродить самостоятельную философскую мысль. Их лидерами на первых порах были Э. В. Ильенков и А. А. Зиновьев. Затем из этих школ выделились люди, сами основавшие собственные школы: Г. П. Щедровицкий, М. К. Мамардашвили... Из школы Э. В. Ильенкова вышел Генрих Степанович Батищев (1932—1990). Для меня писать о Генрихе и легко, и трудно. Легко потому, что я очень хорошо его знал. Я увидел его впервые в сентябре 1943 года, в 4 классе московской школы № 59. Я возвратился в Москву из деревни, где провёл две первые военные зимы у бабушки с дедушкой; Генрих приехал в Москву из Казани. С тех пор мы дружили с ним на протяжении почти полувека и почти всё это время находились рядом. Только во время учёбы на философском факультете Московского Университета мы оказались на разных курсах. Дело в том, что Генриха не приняли на философский факультет с первого захода, хотя он закончил школу с медалью: у ЦК ВКП(б) были идеологические претензии к его отцу (который тоже был философом). Генриху пришлось в течение года быть студентом Московского государственного экономического института, и только после этого снова поступать на философский факультет. В 1962 г. Генрих пришёл в Институт философии АН СССР, и с тех пор мы работали с ним в одном коллективе до самой его смерти. Я читал все его работы ещё до публикации, обсуждал их, спорил с ним, был в курсе всех изменений в его принципиальных позициях. Когда я сегодня читаю его тексты, я легко могу восстановить тот конкретный идейный контекст, в котором они рождались, для меня ясно, кому он оппонирует, даже тогда, когда он не называет конкретных имён (а он спорил и со своими учителями, в частности с Э. В. Ильенковым, и даже с самим собою, с теми позициями, которые он до недавних пор защищал, но потом оставил). Вместе с тем мне трудно писать о Генрихе как раз по той же самой причине. Оценка идей мыслителя предполагает определённую отстранённость, рассмотрение его концепций в контексте «большого времени», как сказал бы М. М. Бахтин. Такой отстранённой позиции я занять не могу. Для меня он всё же не Генрих Степанович, один их крупнейших наших философов за последние 30 лет, основатель философской школы, человек, к словам которого с почтением прислушивались многие ученики, а близкий друг Генрих, наши отношения с которым выражались не только в разговорах на философские темы (хотя для нас это всегда было самым главным, ибо, как подчёркивал Генрих, ваша философия и определяет вашу жизнь). Поэтому лучше всего анализ наследия Г. С. Батищева дали бы, наверное, те, кто не был
Генрих Степанович Батищев знаком с ним лично. Вообще такой анализ всё-таки дело будущего, которое, как известно, только и проявляет истинный смысл любого значительного произведения культуры, Тем не менее я попытаюсь высказать свои соображения о том, что сделал Генрих Степанович в философии, и почему то, что он сделал, важно и нужно сегодня, сознавая сугубо предварительный характер своих рассуждений. Как я уже заметил, философская позиция Г. С. Батищева не оставалась неизменной. Уже первые его работы показали, что в философию пришла неординарная личность, со своим видением проблем, с оригинальными идеями. Это было начало 60-х годов, когда после XX съезда партии появилась надежда на перемены в обществе. Многие наши философы в это время начинают осваивать ранние произведения К. Маркса с их проблематикой отчуждения, овеществления, с их гуманистическим пафосом и критикой бюрократического и казарменного социализма. В то время многим казалось, что именно в этих работах Маркса и указан путь истинно гуманного социализма (или «социализма с человеческим лицом», как несколько лет спустя скажет лидер «Пражской весны» А. Дубчек). Нужно заметить, что для наших официальных идеологов того времени подобное «гуманистичес-кое»или «антропологическое» прочтение Маркса представлялось величайшей ересью и поэтому подвергалось осуждению. Тем не менее влияние подобной интерпретации было значительным. Во всяком случае многие их тех, кто всерьёз относился к философии, кто решительно не разделял официальную догматическую версию марксизма и пытался философски обосновать своё неприятие невыносимой социальной реальности, с восторгом приняли подобное понимание марксизма как гуманизма. В своей книге «Противоречие как категория диалектической логики» (М., 1963) Генрих Степанович оригинально попытался соединить идущий от Э, В. Ильенкова анализ методологической проблематики, в частности, вопроса об антиномиях в познании (с точки зрения последнего философия должна быть теорией познания, диалектической логикой) с темами философской антропологии, понятой в духе раннего Маркса: отчуждение, овеществление, деятельность. Нужно сказать, что, хотя от некоторых установок этой книги Г. С. Батищев впоследствии отказался, многое из того, что было осуществлено в этой первой большой работе философа, вошло в новой интерпретации во все его последующие произведения. Следующий этап в развитии идей Генриха Степановича наиболее ярко представлен в его большой статье «Деятельностная сущность
В. А. Лекторский человека как философский принцип», опубликованной в 1969 г. Это уже этап критики точки зрения субстанциализма (а по сути дела и материализма) с позиций своеобразного фихтеанизированного марксизма (нужно сказать, что ранние работы Маркса дают повод для такой именно их интерпретации). В центре концепции Г. С. Батищева этого времени идеи деятельности, понятой как творчество, как критика. как революционный выход за пределы существующих социальных и культурных формообразований (Генрих Степанович очень любит в это время пользоваться марксовым выражением о «революционно-критической деятельности»). Человек понят как суверенная личность, которая имеет право судить обо всём на основании своих собственных убеждений. Эту работу (как и целый ряд других, к ней примыкающих) пронизывает ярко выраженный анти-авторитарный пафос. Естественно, что эта и другие подобные ей работы Г. С. Батищева вызвали шквал идеологической критики, что имело для него ряд неприятных последствий. В течение многих лет ему было очень трудно публиковаться. До конца своих дней он оставался под подозрением партийного начальства. Критики работ Генриха Степановича этого периода справедливо усмотрели в его работах неприятие идеологического контроля со стороны Коммунистической партии (действительно, какой внешний контроль над собой может признавать суверенная личность^ *. Вместе с тем, новую позицию Г. С. Батищева не мог разделить и его философский учитель Э. В. Ильенков. Не по причине её антибюрократического пафоса, который последний разделял, а потому, что не мог принять анти-субстанциа-Листское, фихтеанское истолкование деятельности (сам Ильенков в это время испытывает обаяние спино-зовского субстанциализма). С этого времени начинается история всё больших расхождений Батищева и Ильенкова. У Генриха Степановича появляются свои ученики, своя философская школа, ряды которой постоянно множились. Третий этап в философском развитии Г. С. Батищева, который начинается примерно с середины 70-х годов, формально может выглядеть как своеобразный «синтез» субстанциализма и анти-субстанциа-лизма. В действительности это был не синтез, а по сути дела выход за пределы самой этой оппозиции и раскрытие принципиально новых горизонтов, распутывание новых проблемных узлов в связи с фило- * Одну из работ Г. С. Батищева, в которой были предусмотрительно подчёркнуты определённые строчки, показали в это время М. А. Суслову. «Красный Савонарола» был в бешенстве.
Генрих. Степанович Батищев софским пониманием человека. Мысль философа постоянно развивалась и в рамках этого этапа. Вся жизнь Генриха Степановича была постоянным исканием, которое не прекращалось до самой смерти. В самых своих последних работах он прорывается к какой-то новой тематике и новой правде, выявляет некоторые скрытые до того предпосылки своих рассуждений, пишет о том, о чём он не успел или не сумел сказать до этого. И всё же принципиальные установки последнего этапа его творчества сложились у него уже где-то к середине 70-х годов. Нужно сказать ещё об одном важном моменте его духовного развития, не учитывая который невозможно понять дух и пафос его поздних работ. Дело в том, что в это время Генрих Степанович обращается к религии. Сначала он заинтересовывается буддизмом, идеями Н. С. Рериха. Но в конце концов религиозные искания приводят его к православию. Можно сказать, что он становится «религиозным философом». Очень важно понять это правильно. Конечно, религиозность философа не может быть чем-то сугубо личным, не влияющим на его теоретическую деятельность (как, например, религиозность физика не влияет на его специальные научные исследования). Не зная о религиозности Г. С. Батищева, просто нельзя понять многих его идей этого времени. Вместе с тем его религиозность выражается не в том, что он пишет о Боге или даёт толкование текстов Священного писания. В большинстве написанных им в это время текстов, особенно в тех, которые он хотел видеть опубликованными, мы как раз не встретим самих этих слов и можем только догадываться, что понимается под «Универсумом» или «глубинным общением». Думаю, что такой способ обращения с религиозной тематикой диктовался не только цензурными соображениями (хотя ими, наверное, тоже), но и определёнными мировоззренческими установками. Философская концепция Генриха Степановича обращена прежде всего к анализу повседневной житейской практики, к исследованию способов человеческого бытия в мире, отношений человека к человеку, к природе, к обществу, культуре. традиции. Религиозная установка Г. С. Батищева выражается не в разговоре на «специально религиозные» темы, а в способе исследования тех феноменов, которые окружают нас на каждом шагу и по отношению к которым нам следует определиться. Философ при этом включает в круг своего критического рассмотрения целый ряд проблем, актуальных для современных наук о человеке: психологию, педагогику, теорию культуры (среди учеников Генриха Степановича было немало психологов, социологов, специалистов в области педагогики и теории культуры).
10 •В. А. Лекторский Ещё об одной важной особенности поздних работ Г. С. Батищева. Как легко можно догадаться, философ, ставший религиозным мыслителем, не может оставаться марксистом. Действительно, Генрих Степанович выходит за рамки марксизма в этот период своего творчества. Для него становится ясным не только неприемлемость обычного истолкования марксизма как учения о классовой борьбе и диктатуре пролетариата (нужно сказать, что подобную интерпретацию он критиковал и раньше, когда писал о разрушительной опасности "логики антагонирования»). Теперь он не принимает и марксовский антропологизм и антропоцентризм, который до этого поднимал на щит. Гуманизм Маркса представляется ему теперь наивным и не укоренённым в Универсуме. Идеи беспощадной критики и творческой самодеятельности человека, имеющей мерило лишь в самой себе, нуждаются в переосмыслении. Следует, однако, подчеркнуть, что выход за рамки марксизма не означал для Г. С. Батищева принятие антимарксистской установки. Маркс остаётся для него великим мыслителем, поставившим ряд важнейших проблем, связанных с пониманием человека и его деятельности, давшим ряд интересных решений. Другое дело, что некоторые идеи Маркса оказались ложными (а некоторые даже опасными), что проблематика Маркса и его решения должны быть переосмыслены в более широком и плодотворном контексте*. В наиболее полном и систематическом виде поздние идеи Г. С. Батищева выражены в его книге «Введение в диалектику творчества. Критика субстанциализма и анти-субстанциализма», которая была закончена в начале 80-х годов**. Руководство Института философии Академии наук Советского Союза, где работал Генрих Степанович, не решилось опубликовать книгу, и она была депонирована в 1984 г. в ИНИОН АН СССР. (Многие свои тексты, написанные в эти годы, Генрих Степанович даже не предлагал для публикации, сознавая её невозможность.) «Введение в диалектику творчества», главная работа философа, публикуется сейчас впервые. Нужно заметить, что распространённые сегодня попытки превратить мыслителя, который до недавнего времени преподносился в качестве вершины развития мировой культуры, в какого-то недоумка (делают это нередко те же самые люди), возможны только в нашей стране. В любом западном учебнике по философии антропологические и социально-философские идеи Маркса анализируются рядом с соответствующими идеями Платона. Канта, Гегеля. Рукопись была депонирована под названием «Диалектика творчества». Г. С. Батищев, однако, неоднократно говорил о том, что его следовало бы изменить на «Введение в диалектику творчества». Это желание автора и выполнено при публикации. — Прим. Н. В. Батищевой.
Генрих Степанович Батищев Со времени написания книги прошло немало времени. И какого времени' Прошла так называемая «перестройка», пришла «пост-перестройка». Серьёзно изменились многие наши представления, оценки. Как воспринимаются идеи Г, С. Батищева в этом новом контексте? Не устарели ли они? Я глубоко убеждён в том, что основные идеи Генриха Степановича могут быть по-настоящему оценены и поняты именно сегодня. Дело в том, что работы Г. С. Батищева — это не отклик на «злобу дня», чем грешили многие философы как в период «застоя», так и во времена «перестройки», а исследование фундаментальных проблем философской антропологии (его «Диалектика творчества» вполне могла бы называться «Философской антропологией», так как для Генриха Степановича творчество было не просто одной из характеристик человека, а его основным способом бытия, анализ которого предполагает разработку целостной антропологической концепции)*. Осуществлённый Г. С. Батищевым анализ глубинных смысловых зависимостей человеческого бытия сегодня предстаёт с новой стороны, так как позволяет по-новому понять многое в нашем прошлом и настоящем. Ряд идей Генриха Степановича вступает в плодотворное взаимодействие с современными подходами,.развиваемыми в науках о природе и человеке. Прежде всего я хочу обратить внимание на осуществлённую в данной работе типологию социальных связей. (Сам Г. С. Батищев целиком приписывает её Марксу, однако нетрудно увидеть, что в таком виде она у Маркса отсутствует. Для Маркса главным в понимании социальных связей был формационный, т. е. исторический подход, в то время как Г. С. Батищев подчёркивает «непериодизирующий» характер исследуемых им зависимостей. Генрих Степанович должен был дать новый перевод ряда марксовых понятий для того, чтобы показать соответствие своих идей текстам Маркса. Конечно, определённое соответствие есть. У Маркса действительно можно найти немало ценного и плодотворного, и Г. С. Батищев хорошо показал это**. Но всё- * В этой связи ясно, насколько несерьёзны распространённые сегодня рассуждения о том, что наши философы до самого последнего времени не занимались позитивной разработкой философской антропологии и что эту проблематику нужно начать исследовать чуть ли не с нуля. ** Вместе с тем я считаю, что в некоторых случаях даваемая Генрихом Степановичем интерпретация марксовых идей и понятий явно выходит за пределы того смысла, который вкладывал в эти понятия К. Маркс и сближает эти понятия с теми, которые возможны только в рамках собственной концепции Г.С.Батищева, которую нельзя считать марксистской. Это относится, в частности, к даваемой в этой книге интерпретации понятий «производительные силы», «производственные отношения», «способ производства».
12 В. А. Лекторский таки никак нельзя забывать того, что для Маркса переход от одного типа связей к другому осуществляется в контексте всемирно-исторического прогресса, в то время как для Генриха Степановича важен прежде всего вневременный характер этих связей. «Логика прогресса», как и «логика снятия», необходимо предполагаемая идеей прогресса, — объект его критики, о чём я скажу подробнее несколько позже. Г. С. Батищев показывает, что различные типы связей могут противоречиво совмещаться или весьма парадоксально соприсутствовать в жизни одного и того же человека, в одном и том же «мире человека», делая его самого внутренне неоднородным, сложным и таящим внутри себя принципиально новые тенденции.) Генрих Степанович выделяет прежде всего социал-органические связи. Это по сути своей связи несвободной сопринадлежности индивида вместе с другими, ему подобными, тому конечному и (или) бесконечному Целому, по отношению к которому каждый из них есть не самостоятельный его участник, но лишённая существенной самостоятельности его составная часть. Нельзя думать, что такого рода связи не оставляют места ни для какой самостоятельности индивида, превращая его в куклу-марионетку. Нет, самостоятельность и сознательная самодисциплина, критическая самооценка и саморегуляция здесь могут иметь достаточно широкую сферу, но только если эта сфера в свою очередь сохраняется жёстко включённой — как часть в целое — внутрь более широкой сферы несвободы. При этом индивидуально совершаемые поступки-решения сохраняют свою жёсткую соподчинён-ность более существенным процессам, которые принципиально над-индивидуальны и приняты каждым именно как стоящие безусловно превыше его индивидуальной самостоятельности, Даваемый в работе анализ социал-органических связей воспринимается как философско-антропологический анализ того типа общества и того типа индивидов, с которыми мы имели дело совсем недавно и которые не стали полностью нашим прошлым (есть серьёзная опасность их нового появления). Генрих Степанович прежде всего анализирует так называемые замкнутые социал-органические связи. Для индивида, включённого в связи такого типа. в Существе-Идоле как некоем коллективном субъекте сосредоточиваются и обретают прочную псевдо-персональ-ную, сверхчеловеческую принадлежность его же. индивида, собственные (и других, ему подобных индивидов) способности, все те атрибуты субъектности, от которых он как от своих отрёкся, но лишь ради того, чтобы пользоваться всей их общей, органически-единой совокупностью вместо своих, вместо индивидуально-личност-
Генрих Степанович Батищев 13 ных Он приучил себя постоянно нуждаться в таком Идоле, наделённом умом, совестью, мужеством, щедростью вместо этих качеств у индивидов-акциденций, ибо, теряя своё малое достояние, он надеется обрести в Идоле эти утраченные им качества в их предельной, до абсолютности доведенной полноте и могуществе *. Под сенью Идола он надеется просуществовать в своём уюте «скромной» беспроблем-ности и гарантированной сверху безответственности, спрятавшись от мучительно-тревожных загадок своего бытия, от своего так и не раскрытого личностного смысла. Включённые в такого рода связи индивиды приучаются всё более послушно и некритически следовать увлекающей их силе инерции множественности, частное проявление которой известно как «эффект толпы». Они привыкают настраивать и подделывать всё своё поведение, мысли, оценки, чувства, мотивы, поступки — всю свою жизнь — под навязчивые признаки стереотипных трафаретов («как все другие»), страшась выйти за пределы этих трафаретов даже в своём воображении. Но это означает отнюдь не повышенное внимание к другим, не более настойчивое стремление вникнуть в своеобразно-конкретный мир каждого из них. Нет, замкнуто-органические связи несут с собой переориентацию и как бы смещение жизни индивида на абстрактные, массово-безличные признаки-требования, соблюдение которых обещает избавление от трудной повседневной работы над самим собой как субъектом. Всё внутреннее заменяется внешним, данным в готовом виде извне вместо собственной субъектности. Возникает гетерономизация как подмена своей собственной жизни с её атрибутами субъектности жизнью за чужой счёт, онтологическим иждивенчеством, так сказать, пара-жизнью. Нужно, однако, обратить внимание на то, что, с точки зрения Г. С. Батищева, в данной его работе социал-органические связи не обязательно бывают связями замкнутого типа. Они могут быть и разомкнутыми, и отношение философа к такого рода связям принципиально иное. чем к тем, о которых я только что говорил. Когда мы читаем тексты Г. С. Батищева, посвящённые так называемым разомкнутым социал-органическим связям, нам совершенно ясно, что само введение этого типа связей может быть понято лишь в контексте религиозных идей поздних его работ. Разумеется, ничего даже отдалённо похожего невозможно обнаружить в работах Маркса. * Не забудем, что это писалось в то время, когда почти на каждом перекрёстке висели плакаты, в которых говорилось о том. что Коммунистическая партия является честью, умом и совестью нашей эпохи.
14 В. А. Лекторский В разомкнутых социал-органических связях, подчёркивает Г. С. Ба-тищев, индивид тоже принадлежит некоему Целому. Но это принадлежность до-свободная, до-деятельностная и, следовательно, до-субъектная. когда индивид несамостоятелен в том, но и только в том, в чём'он; по-настоящему и не способен быть самостоятельным, инициативно-ответственным, осуществляющим свободный выбор и находящим творческие решения деятельным субъектом. Не способен же он просто;потому и постольку, поскольку встречает в самом себе и перед собо-ю такую действительность, которая объективно превышает уровень развития и совершенства его сущностных сил, уровень его субъ-ёктности. Такая действительность не поддаётся его попыткам её рас-преаметить, — либо потому, что и вовсе недоступна ему, относясь к виртуальным слоям, к «дремлющим потенциям» его и других бытия. либо потому, что она доступна ему лишь поверхностно-формально, а по .своему содержанию, по своим насыщающим её жизнь сложным проблемам и парадоксальным трудностям, — слишком многомерным, «мировым» заботам, или слишком уникально-личностным тревогам, — ему-непосильна. У каждого человека есть свой порог распредмечивае-мости, .или содержательной доступности, за пределами которого его сознанию и воле лучше бы было и не притязать на самостоятельность, и где о.н сам ещё не готов быть субъектом на деле. В своих связях с миром, касающихся его виртуального, не актуализируемого для него бытия или же бытия, проблемность которого ему непосильно трудна, индивид объективно оправданно есть индивид-акциденция, или частичка. органически со-принадлежащая некоторому Целому. Но это не потому так, что индивид утрачивает или отрицает свою субъектность, а просто потому, что такие его связи существуют вне сферы его индивидуальной субъектности и объективно предшествуют его деятельности, его свободе выбора и решений, его инициативе и онтологической ответственности. На сферу его субъектной деятельности, его свободы выбора и решений, его ответственности такие связи со-при-надлежности отнюдь не посягают. Они эту сферу лишь предваряют. Более того. Они выступают, подчёркивает Г. С. Батищев, как раз пра-колыбелью человеческой свободы. Связи этого рода по своей сути есть связи со-принадлежности беспредельной Вселенной. (Если учесть, что, согласно Генриху Степановичу, Вселенная отнюдь не тождественна природе или даже материя, что она не вещна, а субъектна, что человек не может её присваивать или даже осваивать, а может лишь приобщаться к ней, что человек должен «служить» бесконечной Вселенной, или беспредельному Универсуму, что человеческие ценности укоренены именно в беспредельности этого Универсума, что человек
Генрих Степанович Батищев 15 изначально, на глубинном виртуальном уровне связан с Вселенной, то религиозный подтекст рассуждений Г. С. Батищева о разомкнутых социал-органических связях станет ясен.) Второй тип социальных связей — это, согласно Г. С. Батищеву, связи социал-атомистические. Думаю, что даваемый философом анализ логики развёртывания этих связей особенно интересен и поучителен сегодня. В этом случае человек выступает как самодовлеющая единица, он утверждает себя как несущего внутри себя, в своих недрах свою единичную, уникальную меру субстанциальности, а поэтому также и свою субъектность. Отныне индивид полагает вне себя периферию, а может быть, даже и только периферию. Для индивида-атома самостоятельность выполнима только ценой самовыключения из сущностной со-причастности с другими, т.е. самоизоляции и ценностного одиночества в качестве для себя самой единственной онтологической единицы. Так называемые замкнуто-атомистические связи выступают как связи безразличия. Из множества утилитарных жизненных позиций непрерывно складывается суммарно-общественный порядок, пронизанный принципом взаимной пригодности для использования — порядок, построенный по логике сделки, по логике извлечения заранее требуемого утилитарного эффекта, по логике эксплуатации каждым всех и всеми каждого. Так полезность перестаёт быть всего лишь способом подчинённого отношения служебно-технической вещи к человеку и распространяется на все без исключения связи между человеком и миром, т. е. универсализируется и заслоняет собой всё. Вступающие в связь-сделку безразличные атомы именно самих себя полностью ввергают в стихию беспощадного употребления, не знающую никаких останавливающих границ и не признающую ничего для себя неприкосновенного, ничего святого. Конечно, безразличие и хитрая утилитарность индивида-атома ко всему миру вне себя не может в конечном счёте не вернуться к нему же обратно — по логике бумеранга —и не явиться ему как заслуженная им и сложенная им самим самоубийственная судьба. Та самая индивидная исключительность, которая ставит каждый атом в центр мира и превозносит его в качестве единственно достойного, утверждается именно для того, чтобы-опять-таки за спиной у каждого — исключить его субъектность и подчинить объектно-вещному управлению извне. Та самая ни с кем не.делимая автономия, которая исходит только из своего закона, своего суда, своего мерила для всех вещей и своей воли, оказывается всего лишь завлекательной поверхностью.
16 В А. Лекторский всего лишь слепым состоянием услаждённого опьянения, за спиной которого руками хвалёной «свободной воли» атома осуществляется именно гетерономия общественного распорядка. Диктат Рынка и Моды имеет, согласно Г. С. Батищеву, именно такой характер. В рамках анализа закрытых атомистических связей философ исследует явление плюрализма. Сегодня, когда многим из нас кажется, что именно плюрализм и есть достижение столь желанной для нас свободы от идеологического диктата, Генрих Степанович, изрядно претерпевший именно от этого диктата, показывает всю недостаточность и даже ущербность плюрализма. Знакомиться с этим анализом сегодня интересно и поучительно. Но для того, чтобы правильно понять рассуждения Г. С. Батищева следует иметь в виду, что он принципиально отличает плюрализм от полифонии. Полифония (Генрих Степанович во многом принимает её анализ, данный М. М. Бахтиным, хотя он далеко не во всём соглашается с последним) предполагает не только признание множественности и своеобразия индивидуально-личностных миров, но и небезразличие этих миров друг к другу, их участие в судьбах друг друга, их глубинное общение, взаимодействие (это и есть тот самый диалогизм, о котором писал Бахтин). В противоположность этому плюрализм есть по сути дела ничто иное, как выступающее в форме взаимной терпимости безразличие друг к другу. На деле плюралистская терпимость есть лишь вынужденное невмешательство в чужие и чуждые дела других (остающееся вынужденным, даже если оно усвоено и перешло в прочную привычку вежливости), всего лишь договорное непосягательсьтво и формально-дипломатическая сдержанность, за которой всегда хранится внутреннее неприятие. Эта терпимость есть лишь отрегулированная и скованная, как бы замороженная нетерпимость. Отсюда свойственная самозамкнутым индивидам-атомам безудержная, не знающая никаких сдерживающих берегов и никакой объективной ответственности релятивизация ценностей, оправдываемая псевдодемократическим лозунгом: «Каждый по-своему прав!» Если замкнутый тип органических связей был настроен принципиально анти-креативно, пытаясь вкладывать всё новое в законсервированную традицию, то плюрализм, вытекающий из замкнутого атомизма, претендует на то, чтобы быть творческой жизненной позицией, причём по-преимуществу и даже исключительно творческой во всём. Творчество понимается в этом случае как нечто такое, что ни перед чем не склоняется почтительно и благоговейно, может переступить через что угодно, ибо оно безумно, безнормно, а в смысле присвоенного права начинать с себя и только с себя — безначально, или, что
Генрих Степанович Батищев 17 то же самое, беспринципно. Такое понимание творчества выражает плюралистский культ оригинальности. Сегодня, когда так называемый постмодернизм стал у нас философской и литературной модой, интересно ознакомиться с сделанным Г. С. Батищевым ещё в начале 80-х годов анализом логики развития плюралистского оригинальничанья. Кажется, что Генрих Степанович писал о нашем времени. Переориентация на плюралистически-рыночную, взращиваемую в качестве конкурентного оружия для самоутверждающихся атомов, негативную псевдо-оригинальность наносит непоправимый урон всему человеческому развитию и деформирует структуру субъектно-лич-ностного мира. Действительное, глубинно оправданное и безыскусное, ненарочитое своеобразие совершенно теряется в хаосе способов выгодной самоподачи. Такая псевдозадача ведёт не к погружению вглубь содержания, а к непрерывному скольжению от одного уклонения к другому, от одной негативной новизне к другой, каждая из которых обречена немедленно устареть. Гонимое ненасытной жаждой «оригинальности», это движение становится всё более торопливым, всё более суетным, всё более бессодержательным. Бессильное рождать что-то всё более и более «небывалое», всё напряжённее подхлёстываемое, оно постепенно теряет способность двигаться всё дальше и дальше прочь от непрерывно бракуемого «былого». Изнемогая под давлением необходимости негативно уклоняться от самого себя, оно, наконец, переходит в круговорот квазиповторений уже пройденных вариантов и нюансов. Оно как бы замыкается в бешено вращающемся «беличьем колесе», где, чем быстрее совершаются перемены ради перемен, тем скорее возвращаются окарикатуренные ситуации позапрошлого состояния, И, наконец, третий тип социальных связей, которые философ называет связями гармоническими. Способом построения и воспроизводства этих связей является универсальная деятельность. Подлинно творческое отношение к миру и выражается в форме такого рода деятельности. Очень важно иметь в виду, что с точки зрения развиваемой Г. С. Батищевым концепции в творчестве выражается не столько субъект-объектное, сколько субъект-субъектное отношение (последнее отношение включает в себя первое как свой подчинённый момент, но никоим образом не может оыть к нему редуцировано). Поэтому глубинное измерение творчества, универсальной деятельности выступает не столько как производство чего-то нового, небывалого, сколько как общение, общение меж-ДУ-субъектное, меж-парадигмальное и над-парадигмальное.
18 В. А. Лекторский Для гармонических систем характерна особого рода логика развития: не логика снятия всех инородных элементов, как это имеет место в органических системах, и не логика плюрализма, характерная для систем атомистических, а логика полифонирования, логика принципиально не-антагонистических отношений, логика со-творчества. Созидание нового и наследование (как культурной традиции, так и объективной диалектики Вселенной) предполагают друг друга. Субъект творческой деятельности лишь внутри и посредством наследования творит, лишь внутри и посредством творчества всё больше и глубже наследует. Для Генриха Степановича очень важна мысль о принципиально не-антропологическом характере творчества. Возвышаясь над миром объектов-вещей, как природных, так и социальных, человечество не замыкается внутри себя самого и не творит только ради самого себя. Оно отнюдь не только из самого себя черпает свои высшие принципы, свои ориентации, но из всей беспредельной и неисчерпаемой действительности Вселенной. Наша жизнь есть непрестанная встреча двух бесконечных становлений: относительно абсолютного, человеческого, и подлинно абсолютного, космического. Я хотел бы обратить особое внимание на некоторые важные моменты развиваемой Г. С. Батищевым концепции. Гармонические социальные связи, выражающие универсальную деятельность, творческое отношение к миру, не являются с точки зрения Генриха Степановича каким-то утопическим идеалом, недостижимым по самой своей природе. Они всегда существовали, хотя до сих пор не могли получить должного развития. Если бы такого рода отношений не было, было бы невозможно понять, как вообще могла осуществляться подлинно творческая деятельность. А между тем можно показать немало образцов настоящего творчества. Место гармонических социальных связей, творчеством предполагаемых и в последнем выражающихся — вне времени (поэтому сама типология социальных связей имеет «непериодизируюший» характер). Такого рода связи могут в любое историческое время присутствовать в личном мире человека. причудливо соединяясь со связями иного рода. Другое дело, что можно и нужно делать всё для того, чтобы такого рода отношения стали господствующими в нашей жизни*. * Поэтому гармонические социальные связи как их понимает Г. С. Бати-шев — это не то же самое, что социализм и коммунизм в представлении К Маркса.
Генрих Степанович Батищев 19 Согласно концепции философа, субъект актуализируется в предметной деятельности, в творчестве. Никакого недеятельного, т. е инертного субъектного бытия нет и быть не может. Осуществляя себя в деятельности, человек изменяет объективную ситуацию. Вместе с тем именно через деятельность он изменяет и самого себя (однако, как подчёркивает Г. С. Батищев, изменение объективной ситуации и самоизменение, самопреображение не совпадают друг с другом) *. И в то же время для Генриха Степановича принципиально важна мысль о том, что, хотя субъектное бытие актуализируется в деятельности, оно к этой деятельности не сводится. Вот почему, признавая важное значение предметной деятельности, Г. С. Батищев критикует так называемый деятельностный подход. Ведь в человеке есть и виртуальное бытие, которое в деятельности не распредмечивается, которое поэтому лежит за порогом познания, выступая как тайна и дар. Через виртуальное бытие субъект глубинно связан с беспредельной Вселенной, её космическим смыслом и объективно укоренёнными ценностями (религиозный характер философской концепции Генриха Степановича особенно явственен именно в этих пунктах). Идеи Г. С. Батищева о между-субъектном характере предметной деятельности, о том, что именно общение выражает её глубинную СУЩНОСТЬ, как мне представляется, исключительно интересны и современны К такого рода пониманию деятельности приводит развитие деятельностных представлений в современных науках о человеке, в частности в психологии (философский анализ современных психологических концепций,даваемый в книге, весьма поучителен) Думается, что развитие современных синергетических представлений (в частности идеи И. Пригожина) тоже ведёт к переосмыслению отношений человечества и природы как отношений своеобразного общения. Читатель найдёт в публикуемой книге множество других интереснейших мыслей: об отношении опредмечивания, овнешнения и отчуждения, об отличии предметной деятельности и натуралистически понятой активности, о глубинном общении, критику «теории среды», критику субстанциализма (к которому также относится и та разновидность материализма, которая до недавних пор была официально узаконена в нашей философии) и анти-субстанциализма и др, Я не имею возможности останавливаться на всех этих идеях. Скажу толь- Это ещё один момент различия между концепциями Г С Батищева и К Маркса. Как известно, согласно классическому марксовскому тезису, именно через изменение обстоятельств люди изменяют сами себя.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Генрих степанович батищев и его «Введение в диалектику творчества»» з дисципліни «Введення в діалектику творчості»
