Теоретически демографическое равновесие и покоящаяся на нем высокая устойчивость общества достигается очень просто: переходом от многодетной и малодетрой семьи к “среднедетной” семье или, точнее, в среднем к трем детям на каждую женщину “детородного” возраста (18—45 лет). Один ребенок идет на “замену” матери, другой — отца, а третий “компенсирует” нехватку детей в бездетных, однодетных и двухдетных семьях, а также преждевременную убыль людей от болезней или несчастных случаев. Получается даже несколько больше, чем надо для простого воспроизводства поколений, так что предусматривается медленный, очень незначительный рост населения, “избыток” которого, после полного заселения земной поверхности, признанного оптимальным, можно будет направить в космические колонии на другие планеты солнечной системы или возле них. Это все же предпочтительнее убыли, так как при депопуляции — даже самой незначительной — начинают проявляться все те отрицательные следствия, о которых мы только что говорили. Демографы разработали даже примерные схемы распределения детности семей, чтобы поддерживать “демографический оптимум”. Для простого воспроизводства поколений (как говорится, один к одному) достаточно иметь 2% семей с пятью и более детьми, 14% — с четырьмя, 35% - с тремя, 35% - с двумя, 10% - с одним ребенком и 4% бездетных семей. В итоге 100 семей дадут 241 ребенка — ровно столько, сколько необходимо (с небольшим “запасом прочности”), чтобы не началась депопуляция. В еще более простой схеме, которая предусматривает троих детей на каждую “среднестатистическую” женщину соответствующего возраста, расклад выглядит следующим образом: из каждых десяти женщин одна должна иметь шесть детей, одна женщина — пять детей, две — по четыре ребенка, две — по три, две — по два, одна — одного ребенка и одна женщина остается бездетной. Как видим, разнообразие довольно большое, но “погоду” делают “среднедетные” семьи, дающие около половины необходимого числа детей, и более трети — многодетные (5—6 детей). В более “уравнительной” схеме, чтобы “компенсировать” одну бездетную, одну однодетную и одну двухдетную пары, необходимо семь семей с четырьмя детьми в каждой. Понятно, схемы — дело сугубо относительное. Мы привели три примерных расклада только для того, чтобы показать: без “среднедетной” семьи с тремя-четырьмя детьми “демографического оптимума” не достичь. “Демографический оптимум”, помимо всего прочего, хорош тем, что устраняет впечатление дискриминации, сильно мешающее активной демографической политике и в развивающихся, и в развитых странах (“Как так? Кому-то рекомендуют иметь больше детей, а нам — меньше?!” или “Зачем нам иметь больше детей, когда для спасения человечества рекомендуют меньше?!”) Все страны, все народы выходят в оптимуме на одинаковый уровень рождаемости, только в развивающихся странах требуются огромные усилия, чтобы до него опуститься, а в развитых — еще большие усилия, чтобы до него подняться. В развивающихся странах рецепт оптимальной демографической политики содержательно прост, но очень труден в практическом исполнении. Опыт показывает, что для того, чтобы от массовой многодетной семьи в сравнительно короткий срок (всего лишь за два-три поколения родителей) перейти к столь же массовой “среднедетной” надо воспользоваться стихийно идущим процессом урбанизации и дать возможно большему числу девочек хорошее профессиональное образование, плюс соответствующий культурный уровень, а затем обеспечить возможность работы по своей профессии. Остальное происходит, можно казать, автоматически. Никакие административные запреты, никакая просветительная работа, никакая дешевизна и доступность противозачаточных средств не дают такого эффекта, как стремление очень большого числа женщин занимать в общественном производстве такое же место, какое занимают мужчины. В этом случае сама жизнь заставляет супружескую пару ограничивать число детей. На “вершине” общества, среди политических деятелей, а также деятелей науки и культуры, наконец, вообще среди служащих возникает немыслимая прежде мода на малодетные и даже бездетные семьи. Она отдается эхом до самой последней деревни, и типичные семьи с 5—10 детишками начинают уступать место все более частым максимум 3—4-детным. Что и требуется для достижения оптимума. Отправляйтесь в столицу любой развивающейся страны — в том числе в любую из республик Средней Азии — вы увидите этот процесс воочию. Легко, однако, сказать: дать образование и работу. Но как сделать это в мире, где даже каждый третий мужчина, не говоря о женщинах, либо не имеет работы вообще, либо не имеет постоянной работы, перебивается сезонными или случайными заработками? При существующей цивилизации эта проблема неразрешима, как квадратура круга. Альтернативная цивилизация, для которой широкая занятость женщин — не обязательно в рамках номенклатуры привычных нам сегодня профессий — является одной из основополагающих черт, вместе с тем, создает условия для оптимального вовлечения женщин в общественное производство и значительного повышения их культурного уровня. На этой стороне дела нам предстоит остановиться в одной из следующих глав специально. В развитых странах тот же рецепт, напротив, очень сложен по содержанию, но сравнительно прост в исполнении, точнее, требует меньше затрат — лишь хорошо продуманной системы мер (нигде в мире не проведенной пока что в жизнь в полном объеме). В частности, необходимо создать лучшие условия для образования семьи, мало того, для знакомства молодых людей с целью создания семьи. При традиционном сельском образе жизни это достигается либо прямой куплей-продажей невесты, либо системой ритуалов, включающих предбрачные игры молодежи в атмосфере сильнейшего влияния общественного мнения окружающих, которое в конечном счете и определяет, кому за кого выходить, и объективно содействует формированию пар. При современном городском образе жизни все эти социальные механизмы отпадают. Необходимы новые. Попытки создать их искусственно, в виде специальных клубов знакомств, объявлений, брачных контор большого эффекта не дали, да и не могут дать, в силу пережитков патриархальной психологии, исключающей подобные “костыли” на дороге к семейному счастью, с одной стороны, и самого характера современной семьи, редко складывающейся и быстро распадающейся, если нет общих интересов, с другой. Тот же опыт показал, что наиболее эффективны в данном отношении поэтому клубы по интересам, в принципе, любым, кроме собственно матримониальных, сковывающих знакомящихся изначально. Достаточно почувствовать общность интересов — в танцах ли, в кактусоводстве ли, безразлично, — и жизнь сама рассудит, кому кого провожать, кому с кем встречаться снова и снова, до свадьбы включительно. Необходимо создать и соответствующие условия для сохранения семьи. Имеется в виду минимизация разводов. Сами по себе они могут являться благом в случае психологической несовместимости супругов, либо возникновения у кого-нибудь из них серьезного чувства к третьему лицу (то и другое на практике встречается довольно редко). В подавляющем большинстве, однако, они происходят по причинам, которые никак нельзя назвать уважительными (с позиций интересов общества) и которые вполне можно устранить или хотя бы свести к минимуму, Когда дело о разводе слушается на суде, в качестве главных причин чаще других называется “несовместимость характеров” или “супружеская измена”. Но что такое “несовместимость”? И почему произошла “измена”? Жизнь демонстрирует гораздо больше примеров, когда очень разные — казалось бы, абсолютно несовместимые по характеру люди благополучно живут семьей. И та же жизнь показывает, что только в одном случае из тысячи “измена” скрывает серьезное чувство к другому, в остальных это — развлечение вроде танца, большей частью по пьянке и, как правило, никаких последствий кроме очередного скандала, не имеющее. Почему же “несовместимость” или “измена” столь часто обретают вдруг поистине взрывчатый характер? Потому что за ними скрываются более серьезные причины. Первая из них по удельному весу среди остальных причин разводов — злоупотребление наркотиками, чаще всего — алкоголем. В бывшем Советском Союзе мерзкое, скотское пьянство одного из супругов (в 9/10 случаев — мужа, 1/10 — жены) являлось причиной 54 из каждых 100 разводов. Все может вытерпеть женщина, но когда домой каждый вечер вваливается потерявшее человеческий облик существо и начинает измываться над ней и ребенком — развод предрешен. В других странах роль стакана водки может сыграть “травка” или “доза” — с теми же результатами. Попытки бороться с пьянством чисто административными методами окончились в Советском Союзе несколько лет назад полным провалом. Но проблема денаркотизации общества под страхом его неминуемой гибели остается актуальной не только в нашей стране и является одной из главных препон на пути к альтернативной цивилизации. Вторая причина в том же ряду — жилищная неустроенность, вынужденное, но неизбежное проживание с родителями жены или мужа. В массовом масштабе это, пожалуй, специфически советское явление, поскольку при нормальной экономике всегда можно купить или хотя бы снять жилье, в зависимости от средств. В СССР единственной практической возможностью обрести крышу над головой было получить полицейское разрешение вселиться в новую квартиру или в квартиру родителей одного из супругов. На новую квартиру могли рассчитывать лишь считанные проценты молодоженов: за ней, как правило, надо стоять в очереди 10—20 лет. Остается квартира родителей. Но в одном жилье исстари нормально проживать могла только одна семья: сложная патриархальная или простая современного типа, безразлично. Когда под одной крышей собираются две семьи, да еще одна из них экономически полностью зависит от другой, как Израиль от США — только такт с обеих сторон может предотвратить превращение семьи в Палестину и Ливан, вместе взятые. И если в первом случае роль атомной бомбы, разрывающей семью в клочья, играет бутылка водки, то во втором с той же ролью прекрасно справляются теща и свекровь (реже — тесть или свекор), насильно разводящие молодых, чтобы монополизировать воспитание любимого внука. Помочь этому горю можно только достаточно широкой программой муниципального строительства достаточно дешевых квартир специально для молодоженов, которые получают их в рассрочку на 20—30 лет, с частичным автоматическим погашением долга по мере появления детей. Тем самым и семья сохраняется, и смысл обзавестись вторым-третьим ребенком появляется, и стимул к должной трудовой отдаче возникает, и дополнительные рабочие места на стройках и в промышленности строительных материалов безработицу укорачивают. Целый букет позитивных социальных последствий. Кстати, та же политика целесообразна и в отношении снабжения молодых всем необходимым — мебелью, одеждой (в том числе детской), даже автомашиной. Разумеется, при возможности. И с теми же последствиями. Третья причина, имеющая, в отличие от второй, космополитический характер, — элементарный бытовой паразитизм, стремление “проехаться” на домашнем труде одного из супругов (в подавляющем большинстве случаев известно, какого), а иногда вдобавок еще и на зарплате эксплуатируемого. В бывшем СССР (да и в нынешней России) это стремление получило сравнительно широкое распространение, как пережиток патриархальщины, когда любой домашний труд считался уделом женщины, постыдным для мужчины. В результате совокупный рабочий день женщины-матери достиг 14—16 часов: 8 часов на производстве и почти столько же дома (включая дорогу и стояние в очередях). Такую нагрузку способна выдержать далеко не каждая женщина, и если ее морально не поддержать — а об этом в подавляющем большинстве случаев и мысли нет — то вероятность развода превращается в прямо-таки предопределенность. Любопытно, что та же первопричина выходит на одно из первых мест по удельному весу в разводах даже в тех странах, где сфера обслуживания на высоте и женщине не надо часами стоять в очередях, за корытом и над плитой . Она согласна выполнять свою часть домашней работы — либо большую часть, если видит, что мужу приходится надрываться, чтобы обеспечить благосостояние семьи. Но когда видит, что ее пытаются использовать всего лишь как даровую прислугу — тут же подает на развод. Панацея от этой беды элементарная: действенная пропаганда опыта счастливых семей, где нет мужа-господина и жены-прислуги, нет “женских” и “мужских” домашних обязанностей, а есть непреложные бытовые заботь!, которые каждый из супругов выполняет поровну (с учетом, понятно, трудовой нагрузки на производстве), в зависимости от способностей и склонностей каждого. Тот же опыт наглядно показывает, что такой подход — первая и самая надежная ступень к семейному счастью. Наконец, четвертая причина того же всепланетного характера — столь же элементарное бытовое хамство (обычно и выдаваемое за “несходство характеров”), нежелание и неумение выходить из малейшей конфликтной ситуации иначе, как безобразным скандалом, иногда рукоприкладством и очень часто — разводом. И опять-таки все та же панацея: пропаганда семейной науки конфликтологии — она же стремление понять своего спутника жизни и искусство находить компромиссы, когда взаимопонимания трудно достичь. Опыт показывает, что такой инструментарий действует в счастливых семьях безотказно. Остается создать стимулы и условия для обзаведения не одним, в тремя-четырьмя детьми, очень желанными, как мы видели, обществу и не очень — современным родителям. Однако и это противоречие вполне разрешимо, если принять во внимание, во-первых, что родители — такие же люди, как и все прочие и ничто человеческое им не чуждо; а во-вторых, что женщина — это понятие абстрактное, в жизни конкретизирующееся по-разному и требующее к себе различного подхода на благо и обществу, и семье, и ей самой. Что касается первой стороны указанного противоречия, то оно решается в рамках все тех же долгосрочных льготных кредитов молодоженам. Если молодежь увидит, что “среднедетная” семья имеет весомые льготы и по качеству жилья, и по выплате кредитов, вплоть до аннулирования большей части или даже всей задолженности при рождении третьего-четвертого ребенка, и по различным дополнительным благам, — соответствующие выводы проявят себя в нарастающей процентной доле семей. Однако опыт показывает, что этого недостаточно, что имеются столь же и даже более весомые мотивы воздерживаться от обзаведения детьми даже при значительных материальных стимулах. Такого рода мотивы касаются второй из затронутых сторон противоречия — проблемы социального статуса-престижа семьи с несколькими детьми или, точнее, матери этих детей. При ближайшем рассмотрении различимы три социальных типа женщин с принципиально разными ценностными ориентациями. Огульный подход к ним как к “женщинам вообще” при любых мерах и средствах не дает никаких результатов, либо дает такие, что лучше бы их не было. Один тип ориентирован всецело на участие в общественном производстве. Не обязательно в качестве деятеля науки, политики, культуры. Но обязательно целиком, всеми помыслами. Семья при этом, если даже она есть, отходит в системе ценностей далеко на задний план. Дети, даже если они есть, сваливаются на тещу, свекровь, мужа, на ясли-детсад, на кого угодно, только не на мать. Пытаться стимулировать подобного типа женщину на повышение рождаемости — все равно, что балерину ставить не за ее тренировочный, а за токарный станок. При любых затратах и формах поощрения. Правда, таких женщин меньшинство, и общество погибнет, если их станет большинство. Подавляющее большинство женщин пытаются совместить производственные ценности с семейными. Надо помочь им в этом, не пытаясь ни загнать их обратно на кухню, ни отринуть напрочь от семьи. Достигается это продлением полностью оплаченного пред- и послеродового отпуска (в идеале — до достижения ребенком трехлетнего возраста), а также возможно более широким распространением еще лет на семь — на десять половинной рабочей недели с полной оплатой, либо с половинной же оплатой, но с достаточно высоким пособием на ребенка. Вторая половина недели используется для помощи воспитателю детского сада или учителю в школе (на внеклассных занятиях), со сверхзадачей: поддерживать возможно более тесный контакт с подрастающим поколением, чтобы не ширился далее катастрофический разрыв поколений (об этом тоже предстоит поговорить особо). Если эта вторая половина рабочего года женщины-матери будет рассматриваться как высокопрестижная и высокооплачиваемая государственная служба и если женщине-матери будут представлены реальные возможности, как любой другой служащей, для культурного отдыха, вообще для высокосодержательной жизни, — наверное, многие решатся обзавестись ребенком и, возможно, не одним. Наконец, от 20 до 30% женщин, по разным социологическим опросам, готовы на вышеочерченных условиях полностью посвятить себя семье с 3—6 детьми, что являлось бы значительным шагом к “демографическому оптимуму”. Важно лишь, чтобы они не скатились до положения домработницы. Иначе им не выдержать конкуренции с женщинами-служащими и даже с женщинами-работницами. Но предоставить желающим статус государственной директрисы своего домашнего детского сада, со всеми материальными и культурными благами, до почетной пенсии включительно — это вполне в пределах реального. Так конкретными практическими шагами закладывается основа высокой устойчивости общества.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «“Демографический оптимум”» з дисципліни «Альтернативна цивілізація»
