К сожалению, в 2000-2008 гг. положение дел в этой сфере не улучшилось, а может, даже и ухудшилось, поскольку прозрачность принятия внешнеполитических решений по понятным причинам стала значительно меньше, чем была при Б.Ельцине. Если бы такая прозрачность была, не возникал бы, например, вопрос о том, почему мы установили официальные отношения с весьма сомнительной организацией ХАМАС, принимали ее руководителей в Кремле, кто просчитал это решение, как это решение коррелируется с нашим участием в антитеррористической коалиции и т.д. Кроме того, именно при В.Путине во внешней политике России сложилась своего рода «вертикаль власти» (хотя строили эту вертикаль не во внешней, а во внутренней политике, в которой как раз эта вертикаль и не получилась), означающая, что вся ответственность за международную деятельность (а, следовательно, и все ее поражения и провалы) свалилась на одного человека – Президента РФ. Такая «вертикаль власти» во внешней политике привела к тому, что в ряде случаев, особенно в работе со странами СНГ, МИД РФ оказался выброшенным из процесса принятия внешнеполитических решений. В результате Президент РФ оказался заложником своего ближайшего и не всегда компетентного окружения, зачастую к внешней политике никакого отношения не имеющего. И субъектом реальной внешней политики стал не МИД, не Совет Безопасности и даже не Управление внешней политики Администрации Президента, а олигархические кланы. А целью этих кланов является, конечно же, не защита национальных интересов, а захват и приватизация собственности и ресурсов в новых независимых государствах по российскому сценарию, т.е. «втемную». А поскольку именно второй Президент РФ – сознательно или бессознательно – выступил рупором и носителем интересов этих кланов, то все наши провалы в Белоруссии (где не удалось «поделить» собственность по российской модели приватизации), на Украине, в Абхазии, Молдавии и проч. – были ассоциированы именно с его именем. Именно поэтому его рейтинг так низко упал в Европе и в США, и международная карьера «аля Горбачев» теперь ему явно не грозит. Очевидно также, что вся «элита», которая его сейчас окружает, очень скоро уйдет в историческое небытие. Ей просто нечего предложить соседям, кроме воровских схем приватизации, опробованных в России. Поэтому она и не способна занять лидерские позиции даже в СНГ. Как метко замечает А.Пиантковский, «наглая и трусливая, вороватая и неумелая, политическая элита России никогда не будет доминировать на постсоветском пространстве. Просто потому, что нужна она там как пятое колесо в телеге». Координации же в этой сфере, важнейшей и деликатнейшей сфере государственной деятельности, как не было при Б.Ельцине, так нет и сейчас. Мир помнит тот беспредел, который творился в этой сфере при Б.Ельцине. Те крайне противоречивые и безответственные заявления и действия, которые прямо-таки изумляли и наших соотечественников, и наших партнёров. Чего стоили лишь наши действия и заявления по вопросу о расширении НАТО и в связи с урегулированием кризиса в Югославии! Но и при В.Путине положение дел не улучшилось. Вот лишь небольшой перечень вопросов, по которым наша позиция была не то что невнятной, но и крайне противоречивой, что привело к важнейшим внешнеполитическим потерям России и к нанесению ущерба национальной безопасности: проблема Договора по ПРО, вступление России в ВТО, политика на Кавказе, в особенности в отношении Грузии, вопрос о размещении американских войск в странах Центральной Азии, ближневосточный конфликт, наконец, иракский кризис. По всем этим проблемам мы занимали крайне противоречивую позицию. В результате почти по всем этим вопросам мы проиграли. Бесспорными правильными решениями можно, пожалуй, назвать лишь поддержку операции США в Афганистане (сами с талибами мы справиться были не в состоянии) и неучастие в военной агрессии США в Ираке. Известно, что формально за координацию внешнеполитической деятельности у нас отвечает Министерство иностранных дел, но, честно говоря, в последние годы уже при В.Путине было немало признаков того, что Министерство иностранных дел в ряде случаев просто выбрасывалось из процесса подготовки, принятия и выполнения решений в области внешней политики, из внешнеполитической деятельности вообще. В первую очередь, это касается наших взаимоотношений со странами постсоветского пространства. Всем известны примеры наших крайне неудачных, нескоординированных действий и на Украине, и в Грузии, и в Молдавии и проч. В результате никто не может понять – ни в нашем обществе, ни за рубежом – кто же у нас принимает решения по этим внешнеполитическим вопросам? Во всяком случае, если говорить об Украине, о «газовой войне» с Украиной, о Грузии, о провалившемся с треском российско-белорусском союзе, то складывается впечатление, и это впечатление устойчивое, что МИД в этих случаях вообще не является субъектом внешнеполитической деятельности. О полной беспомощности Совета Безопасности говорилось выше. Конечно, у нас имеется еще один субъект внешнеполитической деятельности – Администрация Президента. Но ведь ясно, что Администрация обслуживает в первую очередь мероприятия самого Президента и является, по крайней мере, в соответствии с нашим законодательством, неконституционным, т.е. техническим органом, который обсуживает именно мероприятия Президента. Не более того. Этот орган ни по своему статусу, ни по своим возможностям просто не может взять на себя концептуальную внешнеполитическую работу. У него другие задачи. Созданное там Управление по внешней политике выполняет чисто технические функции. Причём создавалось оно ещё в 1996 году, сразу же после отставки министра иностранных дел А.Козырева. Сейчас в этом Управлении, числится более 20 человек, а выполняют они ту же работу, которую выполняли два-три референта при Б.Ельцине. Наше экспертное сообщество, к сожалению, оказалось также практически выброшенным из процесса выработки внешнеполитических решений. То, что наша исполнительная власть вообще не опирается на экспертное сообщество, очевидно всем. Причем положение дел здесь, даже по сравнению с 90-ми годами прошлого века, ухудшилось. Тогда, по крайней мере, создавались некие аналитические и экспертные группы по внешней политике при Администрации Президента, и даже президентские советы по международной деятельности. Сейчас этого нет вообще. Как нет и стратегического планирования. Правда, в том, что касается государственной дисциплины в деле выполнения внешнеполитических решений, то положение дел здесь вероятно, лучше, чем в годы правления Б.Ельцина. Но имеются вопиющие примеры нескоординированности во внешней политике, которые уже относятся к путинскому президентскому циклу, и которые, вероятно, войдут именно в этом своем качестве в учебники мировой дипломатии – как классические примеры нескоординированной внешней политики. Два из них приходятся на конец 2003 года. Первый – это наше маневрирование вокруг косы Тузла. До сих пор непонятно, какое ведомство принимало решение о строительстве дамбы в Керченском проливе. Можно предположить, конечно, что этот «самострой» начал губернатор Краснодарского края. Тем более он постоянно мелькал по телевизору. Но многие говорят, что он самостоятельно действовать не мог, и была какая-то «отмашка» из Кремля. Но кто дал такую «отмашку» из Кремля, нам до сих пор не ясно. На этом фоне симптоматично было четырёхдневное, по крайней мере, если не недельное, молчание нашего МИДа, который, надо сказать прямо, просто не выполнил свою работу, не создал чёткую правовую базу для проведения укрепительных работ, уже не говоря о том, что просто не договорился с украинской стороной и довёл дело до очередного кризиса в отношениях с Киевом. В то же время наш Посол в Киеве, В.Черномырдин, заявлял о необходимости срочно прекратить работы в Керченском проливе. Об этом же заявлял тогдашний премьер-министр РФ М.Касьянов. А вот, например, председатель Комитета Госдумы по международным делам – Д.Рогозин (ныне представитель РФ в НАТО) – напротив, требовал продолжения и даже активизации строительства и делал грозные декларации-филиппики в адрес правительства Украины. В результате, по общему мнению, Россия на глазах у всего мира полностью проиграла информационную войну, которую навязал ей Киев. Не меньшее недоумение у зарубежных и у отечественных наблюдателей вызвала наша попытка в конце 2003 года урегулировать ситуацию в Приднестровье. Вспомним, как это было. Сначала в Приднестровье поехал заместитель Руководителя Администрации Президента Д.Козак, который никакого отношения к международной деятельности не имел. Он, как сообщили, якобы добился долгожданного компромисса между Кишенёвом и Тирасполем по урегулированию проблемы Приднестровья. Он же провёл переговоры с Киевом. Киев вроде бы тоже согласился с этим. На этом фоне позиция МИДа была совершенно непонятна. Никаких официальных заявлений не было. В последний момент президент Молдовы Воронин после строгого указания ОБСЕ отказался подписать это компромиссное соглашение. В результате проблема урегулирования в Приднестровье была отложена на неопределённый срок, и те события, свидетелями которых мы оказались в последующие годы, стали следствием этой неотрегулированной вовремя и замороженной на несколько лет ситуации. Сложившийся политический тупик был следствием непрофессиональной и нескоординированной внешней политики на этом направлении. Столь же удивительный пример – наша политика в отношении Грузии. Никто не может, например, сказать, что делал И. Иванов (тогда секретарь Совета Безопасности РФ) в ноябре 2003 года в Грузии в момент «революции роз». У международных обозревателей вначале сложилось впечатление, что ездил он туда спасать Э.Шеварднадзе. Но, похоже, Э.Шеварднадзе Москвой был «сдан», о чем он и заявил затем публично в ряде интервью СМИ. «Революция роз» в Грузии вообще вряд ли была бы успешной без «выдающегося вклада» нашего министра иностранных дел, который осуществил то, что на языке внешней политики называется вмешательством во внутренние дела иностранного государства. Ибо он, будучи министром иностранных дел, прилетел в Тбилиси в разгар кризиса не к законно избранному президенту Э.Шеварднадзе (как бы мы к нему ни относились), а на митинг оппозиции. Это и решило дело. Потому что применение военной силы против демонстрантов лично для Э.Шеварднадзе не было вопросом, тем более, что такой опыт у него был: в 1992 г. на проспекте Руставели Э.Шеварднадзе танками выдворил из президентского дворца законно избранного президента З.Гамсахурдиа. Выбивание «российской подпорки» из-под Э.Шеварднадзе сыграло ключевую роль. Трудно поверить, однако, что это была тщательно подготовленная и продуманная внешнеполитическая операция со стороны России. Столь же бездарно российская дипломатия действовала в 2004 г. в Аджарии и Абхазии. Туда почему-то все время ездили представители московского правительства во главе с мэром Москвы Ю.Лужковым, а также представители московских предпринимательских структур. В результате в Аджарии А.Абашидзе «сдали», как и Э.Шеварднадзе, а в Абхазии довели дело до острейшего внутриполитического кризиса, едва не переросшего в гражданскую войну. При этом МИД РФ видимого участия во всех этих событиях вообще не принимал. В итоге политика умиротворения «младогрузинского» руководства со стороны России (а такая политика проводилась последовательно) полностью провалилась. Полностью! Как иначе расценивать агрессивное вторжение грузинских войск в августе 2008 г. в Южную Осетию? Конечно, заступившись за осетин, Россия поступила правомерно и справедливо. Но ведь умелая и профессиональная внешняя политика России могла бы предотвратить войну на Кавказе. Этот крупный внешнеполитический провал дорого обойдется России: ведь придется заново отстраивать Цхинвали и разрушенные грузинами осетинские села, не говоря уже о размещении, обеспечении и трудоустройстве беженцев. Отсутствие координации в вопросах внешней политики сопровождается непродуманными решениями, что, таким образом, неизбежно ведет в результате к серьезным государственным расходам и нанесению ущерба национальным интересам. Принимаемые же подчас чисто бюрократические решения не исправляют этого положения. Например, уже в конце 2003 г. только слепой не видел, что на геополитическом пространстве СНГ начинается большая игра по вытеснению России из этого региона. В начале 2004 г., наконец, наш Президент это заметил. И даже созвал Совет Безопасности, где начал бить тревогу. Каков же результат? Такой: секретарь Совбеза И.Иванов создал в нем новую Комиссию по Содружеству Независимых Государств. Последующие события 2004 г. показали, что эта Комиссия, мягко говоря, не только не стала реальным механизмом принятия и выполнения решений на этом важнейшем для России направлении, но и вообще не стала субъектом внешнеполитической деятельности России. В украинских событиях конца 2004 г., например, внешнеполитическим субъектом, выполняющим волю Кремля, был не МИД и не Совет Безопасности, а… российские политтехнологи (за которыми, подчеркнем еще раз, стояли олигархические кланы)! Они-то и выполнили совершенно немыслимую задачу. Обеспечить победу В.Ющенко еще год назад, даже полгода до этого было задачей практически неосуществимой. И нужны были титанические усилия этих самых политтехнологов (которые якобы работали на В.Януковича), которые своими неумелыми и топорными действиями привели к победе блок В.Ющенко-Ю.Тимошенко. Однако и после событий 2003-2004 гг., которые привели к сокрушительным поражениям российской дипломатии, мы действовали столь же неэффективно. Подобно Бурбонам, мы как будто ничего не поняли и ничему не научились. Например, результаты референдума в Приднестровье осенью 2006 г. были вполне предсказуемы. Тогда 97,5% населения проголосовало за независимость (читай – за присоединение к РФ). Однако Кремль оказался к такой ситуации явно не готов. В результате он столкнулся со сложнейшим внутри- и внешнеполитическом положением: никаких юридических и моральных оснований не признать волю народа у него не было, но и пойти на этот шаг духу и политической поли у него не хватило. А в конце 2006 г. началось очередное обострение в Южной Осетии. Там прошел еще один неприятный для Кремля референдум о независимости (с теми же результатами, что и в Приднестровье). Россия никак не прореагировала и на него. Вопрос был подвешен, чем и воспользовались в августе 2008 г. М.Саакашвили и его заокеанские покровители, начав военную операцию в Южной Осетии. В 90-е годы прошлого века причины отсутствия эффективного механизма принятия и выполнения внешнеполитических решений можно было искать и в межведомственных распрях, и в низком уровне исполнительной дисциплины, и в том, что мы находились лишь в самом начале становления российской государственности. В рамках путинского президентского цикла (2000-2008 гг.) все эти проблемы, как нам объявили, были решены. Однако проблема координации, к сожалению, осталась нерешенной. Предпринятые в последние годы попытки создать соответствующий механизм – будь то в рамках Совета Безопасности РФ или вне его – вновь и вновь блокировались ведомствами. Создаваемые в эти годы межведомственные комиссии по различным проблемам приводили лишь к дальнейшему распылению усилий, параллелизму в работе и в конечном счете – к росту безответственности и снижению эффективности государственной политики в этой области. Межведомственные комиссии Совета Безопасности, которым по статусу предписано заниматься согласованием позиций по вопросам внешней безопасности, оказались не в силах взять на себя процесс подготовки и принятия решений, координации деятельности министерств и ведомств в этой сфере. С функциями координатора по вопросам внешней политики не справился и МИД. В итоге сложилась ситуация, когда такого рода координацией на государственном уровне сейчас по существу не занимается никто. К несчастью нет пока признаков и того, что и в новом президентском, теперь уже медведевском, цикле положение дел здесь улучшается. Так, в аппарате Правительства РФ неожиданно появилась должность заместителя руководителя аппарата, ведающего вопросами внешней политики, которую занял бывший посол в США Ю.Ушаков. Это означает, что внешнеполитическая компетенция отныне разделена между Президентом и премьер-министром, причем неясно, кто и за какие вопросы будет нести ответственность. Хваленая «внешнеполитическая вертикаль», которая худо-бедно действовала при втором Президенте РФ, теперь упразднена. Вряд ли можно считать удовлетворительными разъяснения В.Путина, что он занимается вопросами внешней политики и ведет международные переговоры в качестве члена Совета Безопасности РФ. Такое положение дел, т.е. отсутствие прозрачного и эффективного механизма принятия внешнеполитических решений уже начинает беспокоить наших партнёров, в частности, американцев. И они все чаще задаются вопросом: с кем, собственно, иметь дело?
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Наследие 2000-2008 годов» з дисципліни «Сучасна зовнішня політика Росії»
