Страх вообще и страх смерти в частности, является важным компонентом индивидуального и коллективного сознания. Место, которое он занимает, зависит от состояния личности и общества. В эпохи перемен, нестабильности, неуверенности это место становится очень большим. Об этом можно судить по рубежу ХХ века в России – мода на медиумов, мистику, богоискательство и богостроительство, Григорий Распутин у вершин власти. Алексей Турчин не случайно приводит в качестве эпиграфа слова из спектакля, который ставили дачники в чеховской «Чайке». Это слова о конце времен, когда на Земле уже не осталось ничего живого. Проблема смерти и бессмертия – стержень любого религиозного мировоззрения. Переломный период, время выбора и неуверенности в будущем переживает сейчас наша цивилизация. Проект Модерна, связанный с надеждами на технический прогресс, способный качественно улучшить жизнь людей, на более эффективное, разумное и справедливое жизнеустройство, на культурное развитие, на становление научного мировоззрения испытывает глубокий кризис. Ему противостоят Постмодерн, постулирующий множественность смыслов, ценностей, познавательных практик, типов общества и отрицающий элемент объективности, необходимый для сравнения, а также саму возможность диалога культур, цивилизаций, школ. Наука в постмодернистской традиции оказывается на одной доске с религиозными сектами, медиумами, экстрасенсами. Философия, служившая в Новое время опорой развития, начинает расшатывать основы мироустройства. «… смерть Бога обращает нас не к ограниченному позитивному миру, она обращает нас к тому миру, что распускает себя в опыте предела, в акте эксцесса, излишества, злоупотребления, преодолевающих этот предел, переступающих через него, нарушающих его», – пишет один из классиков философии постмодернизма М. Фуко о фундаментальной метафоре этого направления – «смерти Бога». С другой стороны, проект Модерна атакует Контрмодерн, связанный с возвратом к религиозной традиции, с фундаментализмом, с отказом от ряда возникших в ходе реализации проекта Модерн моральных и нравственных норм, многих достижений культуры. Место науки в мировоззрении занимает мистика, магия, религия. Поэтому при таком социально-психологическом фоне даже обсуждать вопросы, рассматриваемые в книге, очень нелегко. И поэтому А.В. Турчин выбрал рациональную, нарочито-суховатую форму обзора, лишенную эмоциональной окраски. И это представляется очень разумным. Очевидно, есть две реакции на такого рода тексты. Первый – это общая, на уровне обыденного сознания реакция недоверия. Приведу пример такого рассуждения: «почему страшилки так живучи? Ну ладно, ладно, инстинкт самосохранения… но ведь известно, что те угрозы, о которых говорят, и те угрозы, с которыми человек потом столкнется, существенно отличаются… Так почему же коллективное бессознательное не откорректирует отношение к пророчеству угроз? Да очень просто – не только письменная история пишется победителями. Они ещё и формируют коллективное бессознательное… Вот так-то и корректируется архетип – несбывшиеся ужасы забываются, а любовь к страшилкам – живет» . Замечу в скобках, что для того, чтобы многие ужасы не сбылись, потребовались в ряде случаев громадные средства и усилия очень многих людей. Оборотная сторона этой медали – попытки решить сущностные, социальные, психологические, мировоззренческие вопросы технологическими средствами. Здесь можно привести в пример проекты радикального продления жизни (с помощью стволовых клеток, микророботов или как-то иначе), крионику (замораживание после смерти, в надежде, что потомки займутся оживлением, лечением и т.д.), многие инициативы трансгуманистического движения. Например, один из активистов этого движения, сотрудник Института системного анализа РАН А. А. Кононов предложил заключить договор с потомками: «Это будет договор между поколениями! Мы напишем в договоре, что работали ради прогресса, двигали технологии воскрешения, и потомки нас воскресят.» Мне доводилось быть на семинаре, где обсуждался проект Гечвок («Ковчег» наоборот), где рассматривалось создание городов на глубине многих километров под землей, которые пригодятся на случай столкновения Земли с гигантским астероидом… Мне могут возразить, сказав, что мечтатели нужны, и даже привести в пример русского космиста Н. Ф. Федорова, автора философии Общего дела, связанной с воскрешением всех умерших людей, который оказал большое влияние на выдающихся ученых – отца космонавтики К. Э. Циолковского и основателя гелиобиологии А. Л. Чижевского. Мечтатели действительно нужны. А приведенное исключение только подтверждает правило – с какой же любовью и мудростью надо относится к людям, считая, что все они заслуживают воскрешения… И здесь тоже видно, что вначале стоят глубокие мировоззренческие вопросы, а потом исследования и технологии… Наука также является частью культуры и, естественно, самым тесным образом оказывается связанной с другими частями, ощущая на себе дух времени. Этот психологический феномен легко проследить на примере нескольких книг, связанных с очень далеким будущим и с глобальными угрозами, которые оно несет. Библия научно – технической революции – «Сумма технологий» (начало 60-х годов) . Никаких сомнений в том, что удастся преодолеть все барьеры на пути технологического, социального, психологического развития и парировать все угрозы, которые могут возникнуть на этом бесконечном пути. Выдающийся фантаст и популяризатор науки Айзек Азимов. Книга, посвященная глобальным катастрофам: «Выбор катастроф» (конец ХХ века). Об этой книге прекрасно сказал её редактор, профессор С. А. Степанов: «это блестящая, спокойная, познавательная книга, тем не менее, принадлежит к той эпохе, которая уходит вместе с последним десятилетием ХХ столетия. Азимов – как фантаст и как популяризатор науки – воспитан столетиями гуманизма. Для него «естественный свет разума», помноженный на усилие гения, оказывается той силой, которая способна преобразовать и неведомые силы природы и неразумное начало в человеческом существе… Скажи мне, чего ты боишься, и я скажу, кто ты. Человек гуманистической эпохи боится опасностей, на которые указывает ему здравый смысл: исчерпание природных ресурсов, плохое правительство, безумие ученых, обилие пятен на Солнце… Для того, чтобы узнать, чего боится современный «человек с улицы», достаточно посмотреть фильмы, которые нравятся ему. Современный человек боится собственного бессознательного, невозможности исчерпывающего контроля внутренних своих начал. Он боится, что создаст существо, которое уничтожит его же самого (мутант, робот, суперкомпьютер). Он боится, что существует скрытая ложа космополитов, которая правит экономической и политической жизнью, придумав ради порабощения народных масс Интернет и СМИ. Он очень опасается зловредных пришельцев, исповедующих абсолютно другие ценности, чем человечество. Он не доверяет рациональным статистическим расчетам и предполагает, что Землю в ближайшем будущем ожидает столкновение с кометой… Как назвать наступающую эпоху? Пусть об этом заботится эпоха следующая. Можно лишь предполагать, что грядущий век будет в чем-то ближе древнему восприятию мира c магическим отношением к реальности и мистическим ощущением присутствия Собеседника, предлагающего человеку загадки – одну интереснее другой». Эта мода затронула и популяризаторов, и учёных. В США родился целый жанр литературы, посвященной тому, как будут с течением времени исчезать следы пребывания человека на Земле, если в один прекрасный день все люди исчезнут. Всерьёз обсуждаются проблемы, которые возникнут у космологов через 100 триллионов лет и проблемы финала: «Мы, Кросс и Шеррер считаем, что наблюдаемую Вселенную в далеком будущем ожидает коллапс в черную дыру, что в начале произойдет и с нашей Галактикой» .
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Психологический дискурс» з дисципліни «Структура глобальної катастрофи»
